«Рэспубліка» начинает «Большой разговор». В новой рубрике мы поговорим «на троих» об экономике, обществе, науке, культуре. Обсудим самые актуальные, интересные, насущные темы, подискутируем по спорным вопросам, касающимся нашей жизни, и, может быть, найдем истину.
Участники нового проекта — журналист газеты и двое приглашеных гостей, каждый раз представители различных сфер профессиональной деятельности.
Мнения — разные. Общение — свободное. Место встречи — постоянное, редакция газеты «Рэспубліка».
Актеры и режиссеры. Сцена и публика. Комедии и драмы.
Аншлаги и крики «браво». Цветы и аплодисменты. Все это театр. Точнее, его внешняя сторона. А хватает ли средств на премьеры? Что важнее — финансы или искусство? Насколько полон театральный кошелек? Сколько зарабатывают актеры? Это — за сценой, директорские вопросы.
О театральной бухгалтерии и не только наш большой разговор с директором Белорусского государственного академического музыкального театра Александром Петровичем и директором Республиканского театра белорусской драматургии Владимиром Карачевским.
 Владимир КАРАЧЕВСКИЙ |
 Ирина СВИРКО, обозреватель «Р» . |
 Александр ПЕТРОВИЧ |
Критерий успеха
Р: Считается, что главный критерий успешности театра — это количество зрителей.
Владимир Карачевский:
— Вовсе нет. Это только один из показателей, и нельзя лишь его ставить во главу угла. Дело в том, что эту цифру — количество зрителей — можно «надуть»: снизить цену на билет, «нагнать зал» и т. д. Для нас ценно, чтобы приходил зритель, который любит именно наш театр, сам хочет в него идти, а не тот, который появляется там во время какой-то разовой акции или благодаря включению административного ресурса.
Конечно, есть понятие рентабельности, то есть твоя чистая прибыль — это и есть критерий успешности. Но можно наделать массу комедий низкого уровня: вроде бы внешне картинка посещаемости хорошая, но об успехе это не говорит. Бывает и так: спектакли не собирают большой вал, но это высокое искусство, на них приходит определенная публика за определенной эстетикой, эти постановки создают общественный резонанс, работая на имидж и успех театра. Кроме того, об успешности говорит и востребованность здесь и за пределами страны. Например, наш театр ездит в Сербию, Польшу, Францию. Причем не только мы сами ищем эти возможности, находят уже нас — это тоже показатель.
Александр Петрович:
— Качество постановки — это и есть успех театра. А оно зависит в первую очередь от творческого коллектива: актеров, режиссеров, балетмейстеров, художников — всех тех, кто создает и обслуживает спектакль. Могу привести такой пример. У нас есть гастрольная площадка в городе Туле на базе драматического театра, мы считаем ее своим российским филиалом, часто там бываем. Стоит только объявить о приезде — билеты раскупаются сразу. Как-то один наш актер заблудился в городе и у случайного водителя спросил дорогу. А тот говорит: «Садись, Папа Карло, я тебя подвезу». Он узнал Алексея Кузьмина, который играет эту роль в спектакле «Буратино.by». Разве это не свидетельство успешности театра? В искусстве не деньги главное. И не самое главное просто зритель, потому что он разный. Успех — когда растет количество постоянных зрителей, которых интересует определенный вид искусства, любящих именно тот или иной театр, приходящих не просто посмотреть, отдохнуть, но и поразмышлять — и о сюжете спектакля, и о том, что и как в нем сделано.
Р: У вас количество таких зрителей растет неплохо?
Александр Петрович:
— Должен сказать, что цифры прошлого года по нашему театру не слишком радуют, мы потеряли где-то 10 процентов заполняемости зала. Но не все от нас зависит.
Владимир Карачевский:
— Это связано с экономической ситуацией. Потери не только у вас, по всем театрам. К слову, в Минске в театр ходят 2—3% жителей, если не ошибаюсь. А в Берлине, например, 10 процентов.
Р: Может, снизить цены на билеты?
Александр Петрович:
— Мы и сегодня не можем делать билеты дорогими, ориентируемся на жизненный уровень людей. «Загонишь» цены наверх — кто купит? В нашем театре пять ценовых поясов, каждый может выбрать для себя спектакль по карману. Скажем, от 5—6 рублей до 17—18 рублей. В среднем цена 9—12 рублей. Для кого-то и это большие деньги, для кого-то иначе, но мы стараемся держать цены доступными. Хотя, знаете, мне один бизнесмен как-то интересную вещь сказал, мол, если выбирать между колбасой и театром, он выберет колбасу. Так что не только в ценах дело.
Владимир Карачевский:
— У нас самый дорогой билет — 15 рублей. Самый дешевый, на детский спектакль — 6—7 рублей. На вечерний — от 8 до 10 рублей. Вообще, устанавливая цены, театры смотрят друг на друга. Карман же у зрителя одинаковый.
Александр Петрович:
— У нас даже есть специальная служба, которая занимается изучением ценообразования во всех театрах. Ну, естественно, оперный не в счет, это крейсер «Аврора» и отдельная история, там цены и все прочее другое, в отличие от нас, периферийных.
Выживать или творить?
Р: Вы имеете в виду другой статус и подчинение. Периферийные — это городские театры.
Александр Петрович:
— Естественно. Когда-то все театры, за исключением Нового драматического, он создавался сразу как городской, были республиканского подчинения. И это было правильно, что в подчинении Министерства культуры находились все профессиональные театры. Где-то в 2000-е содержать их из республиканского бюджета стало сложно, театры начали отдавать городу. В том числе и наш, музыкальный. Тогда это казалось правильным решением. Но в результате той деятельности выползли три проблемы, которые и сегодня существуют: кадры, репертуар и нищета.
Вот смотрите. Мы оба — директоры театров, но мы находимся на двух разных полюсах. Объясню почему. РТБД — в подчинении Минкульта, у которого главная задача — развитие и поддержка профессионального искусства. Наш — в ведении города, у которого главная задача — обеспечение социальной жизни Минска. Этим все сказано. Приоритеты другие. Сфера Минкульта — профессиональное искусство. Сфера города — это и школы, и больницы, и ЖКХ, транспорт, дороги и т.д. Это бюджет другой. Будучи депутатом горсовета работал в бюджетной комиссии и прекрасно знаю, какие проблемы и вопросы вынужден закрывать город за счет тех денег, которые у него есть. Вопросы сферы культуры, а тем более профессионального искусства я не хочу даже называть, на каком месте находятся. При всем том, что город чем может нам помогает. Но это — помощь, а не целенаправленные средства на развитие. Поэтому проблема, которая существует в городских театрах — это выжить. А проблема, которая существует в республиканских театрах — это творить.
Р: Расскажите, как творите и выживаете.
Владимир Карачевский:
— Не могу сказать, что РТБД сегодня выживает, нам максимально государство компенсирует расходы. У нас есть возможность, кроме самостоятельно заработанных и спонсорских средств, получать финансовую поддержку из бюджета не только на содержание и зарплату, но и на постановки и гастрольную деятельность.
Вообще не всегда театры можно сравнивать. Вот наш РТБД сравнительно небольшой, 100 человек в штате, объемы расходов меньше. Та помощь, которую получаем мы, в музыкальном театре с его балетом, оркестром, большим штатом сотрудников растворится, ее и не заметят. А для нашего театра она существенна. Так что мне в этом плане немного проще. К тому же у музыкально театра свое здание, которое нужно содержать. Мы свои помещения — 2,5 тысячи квадратных метров — арендуем. С одной стороны, это минус, но с другой — плюс, расходов меньше. Но согласен с коллегой: существует проблема в ряде театров страны, когда они вынуждены все свои постановки проводить за счет средств, которые сами заработают.
Александр Петрович:
— Мы тоже получаем финансирование на заработную плату, на постановки, на гастрольную деятельность, но что это за финансирование, я могу рассказать вкратце. Бюджетная заработная плата от нашей настоящей сегодняшней составляет без учета налоговых отчисленией, 50%. То есть вторую половину, даже немного больше, чтобы покрыть, мы должны заработать. Но, учитывая, что мы зарабатываем и закрываем вопрос заработной платы, социально необходимой, мы должны еще половину налогов заплатить. То есть получается, что мы должны заработать не одну, а две зарплаты.
Р: Подходящий момент спросить о средних зарплатах в театре.
Александр Петрович:
— В нашем театре они «плавающие» — 400—450 рублей, может дойти до 500—550 рублей, месяц на месяц не приходится, потому что зритель идет по-разному. А вот если бы нам хотя бы 75 процентов бюджетного финансирования, то средняя зарплата была бы без проблем 1000—1200 рублей.
Владимир Карачевский:
— Если брать в эквиваленте, у нас где-то около 300 долларов выходит. По итогам прошлого года в среднем по 650 рублей в месяц получилось. Но это с учетом того, что немножко заработали в конце года и раздавали премии, материальную помощь. А так было примерно около 500 рублей. Но это в среднем. Начинающий артист, например, копейки получает, где-то 250 рублей. Все остальное его приработки: съемки в рекламе, кино, проведение корпоративов, преподавание в частных театральных школах. Не все просто у них. Наборы в академию искусств большие, но, если откровенно, мы не знаем, куда выпускников пристроить. Ведь театр сегодня может взять столько актеров, сколько сможет обеспечить работой, что порой бывает непросто.
Р: Потому и уезжают многие, уж сколько наших актеров работают в разных странах — в театре и кино.
Александр Петрович:
— Что греха таить, талантливые люди ищут себя за пределами страны. Мой коллега из Свердловского театра музыкальной комедии, когда приезжал сюда с гастролями и посмотрел наши спектакли, предложил нашим ребятам: приезжайте, получите квартиру, через три года — звание, и зарплата от здешней существенно отличается. Двое, парень и девушка, уехали. Без ложной скромности могу сказать: если сегодня мы на карте мира покажем на любой театр на европейском, постсоветском пространстве, да и в Америке, всегда найдем там белоруса. Это говорит о нашей сильной школе и подготовке.
Владимир Карачевский:
— Наша комплексная подготовка актеров, режиссеров действительно очень востребована за рубежом, у них такого уже нет — пластика, сценическая речь, постановка голоса и т.д. Это утеряно. Они начинают возвращаться к школе Станиславского и даже приезжают изучать ее сюда.
Голь на выдумку хитра
Р: На чем приходится сегодня экономить театру?
Александр Петрович:
— Вот возьмем спектакль музыкального театра. Это две трети оперной постановки: 120—200 костюмов, до 50—60 человек на сцене, оркестр, балет… Мы сегодня, даже получая бюджетное финансирование на постановки, не можем сделать то количество новых спектаклей, которое необходимо. По-хорошему, премьеры должны быть каждый месяц. Мы вынуждены «обрезать». Это в лучшем случае 4 постановки в год. Причем используем костюмы из запасников, декорации стараемся делать модульными: боком повернул — один спектакль, задом — второй, лицом — третий. Голь на выдумку хитра, как говорится. Но зрителю как объяснить, когда те, кто часто к нам в театр приходит, задаются вопросом: вроде мы это уже видели где-то?..
Музыкальные инструменты изношены. 25 лет назад были приобретены духовые, сегодня их только ремонтируем, чтобы самое необходимое купить, надо где-то отнять. Лампы постоянно перегорают, микрофоны десятками ломаются после каждого спектакля, потому что техника приобретается не дорогостоящая, однодневная. Я не говорю, что мы нищие. Я говорю, что мы делаем сегодня все для того, чтобы наш белорусский музыкальный театр не только работал, но и был востребованным. И он востребован. Но, к сожалению, все эти нюансы заставляют театр превращаться в машину для зарабатывания денег на собственную жизнь. Верно ли это? Больше 40 лет работаю в культуре, и могу сказать, что так не должно быть.
Р: А дорого ли обходится театру знаменитый Ким Брейтбург с его мюзиклами на сцене музыкального?
Александр Петрович:
— По деньгам эти постановки не дороже других. По авторским, которые мы ему платим, дороже намного. Потому что если со своими авторами можно договориться с учетом наших нюансов и проблем, нас понимают, идут навстречу, то с заезжими, особенно москвичами, невозможно. От условий контракта отступить нельзя. Они, например, требуют показа определенного количества спектаклей, даже если те идут при полупустом зале, и мы несем убытки.
Р: А как с драматургами договариваетесь в РТБД? Многие из них уже тоже Москвой избалованы, активно ставятся там и в дальнем зарубежье.
Владимир Карачевский:
— Приходится общаться, торговаться, убеждать. Конечно, их задача — повыше авторские, моя — пониже. Бывает, удается договориться на меньшую сумму. Но не могу сказать, что у нас плохие отношения. Наоборот, они заинтересованы в работе с нашим театром, потому что они не всегда пишут вещи кассовые, зрительские. Они пишут пьесы экспериментальные, поднимают социальные темы, не всегда удобные. Им важно, чтобы спектакли были поставлены, а мы, наверное, одни из немногих, кто решается на эксперименты, репертуарные театры боятся рисковать.
Р: Потому что это по кассе бьет.
Владимир Карачевский:
— Бьет, бывает. Но раз на раз не приходится. Некоторые эксперименты оказались удачными и собирают хорошие залы. Например, «Синдром Медеи» — очень сложная вещь, или «Карьера доктора Рауса», или «Бетон» — пластический, не характерный для драматического театра спектакль. Но у меня за две недели до показа на них уже нет билетов. Идут с аншлагами. Такие постановки, может, не столь долговечные, но свои деньги возвращают. Вообще, думаю, ошибка, что РТБД сделали репертуарным театром. Ведь изначально он создавался как новаторский, экспериментальный, способствующий развитию белорусской драматургии и национальной театральной школы. Я стараюсь эту линию поддерживать, ставлю ее во главу. У нас сейчас 90% репертуара белорусского. Он не всегда простой, не всегда удобный. Но это повлияло на изменение аудитории. Сейчас у нас 65% зрителей — молодежь до 35 лет.
Александр Петрович:
— Мы в этом году, кстати, тоже пошли на эксперимент. Кроме музыкально-драматических спектаклей решили попробовать играть драматическо-музыкальные, где в большей степени говорят, чем поют. Так сказать, малая форма, постановки на пять-шесть артистов, на небольшом пространстве сцены, зрителей человек 60, по-семейному, глаза в глаза. Приходите посмотреть.
Бродвейский вариант
Р: А как складываются отношения со спонсорами?
Александр Петрович:
— У нашего театра нет постоянной спонсорской помощи. Есть партнеры, которые помогают иногда выйти из сложных ситуаций, кто-то в этом году, кто-то в следующем. Кто-то безвозмездно, кто-то — нет.
Владимир Карачевский:
— У нас есть попечительский совет, такие же «плавающие» партнеры и стабильные, которые помогают из года в год.
Александр Петрович:
— Спонсорство в театральной сфере — это личные контакты. Нет такого, чтобы кто-то приходил и говорил: хочу помочь театру. Мы привлекаем, например, и таким способом. Организация оплачивает аншлаговую стоимость спектакля и приглашает на него своих работников. То есть по какому-то случаю праздничному устраивают не банкет в ресторане, а поход в театр с коллегами, близкими, родными. Деньги от таких мероприятий способствуют пополнению нашего бюджета, а зрители обогащаются искусством, очень многие, кстати, впервые наш театр для себя открывают. Но это затратная вещь. Организаций, позволяющих себе такое, все меньше.
Владимир Карачевский:
— Бизнес сегодня изменился, не хотят давать деньги на все подряд. Надо заинтересовывать тем или иным проектом. И на все подряд дергать нельзя, здесь своя дипломатия. Но есть и ресурсы, о которых мы не знаем. Нам надо, например, учиться работать с партнерами из других стран, стремиться попасть с театром на глаза зарубежным импресарио. При всех минусах, о которых мы сегодня говорили, есть и плюс — наши театры не так много знают за рубежом, мы можем удивлять. Нас открывают там для себя, и мы там интересны. Эту возможность нужно использовать.
Р: Были времена, на заре советской власти, когда при нехватке финансирования театры закрывались. Такой вариант сегодня возможен?
Александр Петрович:
— Я не сторонник таких решений. Но, может, стоит пересмотреть несколько концепцию театрального дела. Я везде и всегда слышу — зарабатывайте деньги. Но мы не фабрика, мы не производим мясо, не доим коров. Мы делаем искусство, а это немного разные вещи. Иначе давайте уберем все творческие коллективы, поставим интендантов здания, и все. Они при наличии бюджетных средств будут его содержать, собирать труппу, делать с ней постановки. Купят лицензию, отработают спектакль 25—50 раз, выбросят, возьмутся за новый. И никаких проблем. Руководителю здания не надо заботиться о том, что завтра будет кушать актер. Так работают многие за рубежом. Это проектные театры, бродвейская система.
Владимир Карачевский:
— Если рассуждать с точки зрения бизнеса, то такая форма, может, и созревает. Давайте откровенно: мы вынуждены сегодня содержать большие коллективы, потому что мы — репертуарные театры. Если ставить все на рельсы коммерческие, делать ставку на проектные театры, то по-хорошему процентов на 60 каждому театру надо делать оптимизацию: оставлять небольшой штат и набирать актеров или те или иные службы по необходимости для того или иного спектакля. Возможно, и придется когда-нибудь сделать такой шаг. Но все это зависит от того, как будет развиваться экономика, насколько в состоянии будет государство
содержать театры. Рынок сам подтолкнет к тому или иному решению. А до сих пор мы все же социально ориентированное государство, и должны сохранять коллективы максимально, хоть жизнь и диктует все более жесткие требования.
Р: При этом театр уже сегодня называют директорским. Дескать, директор в нем всему голова.
Александр Петрович:
— Есть два типа театра — художественный, где во главе угла стоит главный режиссер, или художественный руководитель, и менеджерский, где во главе угла стоит директор, или, как иначе его назовем, человек, который формирует репертуар. Но директорским театр становится тогда, когда нет творческого состава, это то, о чем я говорил ранее.
Владимир Карачевский:
— Очень мало удачных примеров, когда один человек может быть и директором, и худруком одновременно. Это две разные работы. И в руководстве театром они должны друг друга дополнять. Как правая и левая рука. Отними одну — и что-то не будет функционировать.
svir ko@sb.by
