Если бы кто-нибудь задался целью сплюсовать все годы, которые Марина Станишевская, ее родители, деды, многочисленные кузины и двоюродные бабушки отдали белорусским школам, вузам и колледжам, то получилось бы ни много ни мало – 360 лет.
Целых три с половиной столетия, во время которых эта дружная и изрядно разросшаяся семья учила первоклассников выводить непослушной и дрожащей от усердия рукой первые кособокие буквы, проверяла вечные как мир сочинения о том, что Базаров – лицо трагическое, а Катерина из «Грозы» – лучик света в темном царстве, и учила видеть за хитроумными, напоминающими шпионскую шифровку химическими формулами конкретные реакции. Два года назад столичный преподаватель Марина Вячеславовна решила восстановить свой педагогический родовод, и сегодня она охотно делится своими историческими находками с читателями «Знаменки».
«В начале века в учителя шли из-за казенной квартиры»
Для моей собеседницы таинственные рассказы о средневековье с его родовыми замками, соколиными охотами и дуэлями за право забрать с собой надушенную перчатку какой-нибудь юной прелестницы отнюдь не кажутся сказками: за ее спиной – известный дворянский род Ванькевичей, у которого были и земли, и холопы со смердами, и даже собственный герб с замершим в прыжке ярко-алым лисом. Поговаривают, что к их роду имел отношение даже известный художник Валентий Ванькович, который ходил в друзьях у Пушкина и написал самый известный портрет Адама Мицкевича, где тот задумчиво взирает на морскую гладь с высоты Аю-Дага.
Возможно, не будь у нас революций, это многочисленное дворянское семейство еще долго бы обитало в родовой усадьбе, коротая дни за приятным чтением и неспешными беседами о нравах и модах. «Когда у вчерашних шляхтичей начали массово забирать земли, многие старались определить детей в университеты, чтобы те могли хоть как-то прокормиться, – проводит экскурс в историю Марина Вячеславовна. – Самыми модными считались железнодорожные специальности, но было много и тех, кто шел в преподаватели, причем нередко из меркантильных соображений – из-за казенной квартиры».
«В деревне учителю приходилось быть еще и народным судьей – разрешать споры, разнимать драки»
Сегодня уже сложно сказать, руководствовался ли ее дед Михаил Иванович высокими
стремлениями или, может быть, практическим интересом, но так или иначе, окончив в конце 1920-х педагогический факультет только-только появившегося Белгосуниверситета, он отправился работать в сельскую школу в деревню Холопеничи – причем сразу директором, несмотря на свои зеленые 28. «В ту пору учитель считался одним из самых авторитетных людей во всей деревне, – рассказывает Марина Вячеславовна, – поэтому ему волей-неволей приходилось быть еще и этаким народным судьей, который разрешал споры, разнимал драки».
Впрочем, несмотря на такой почет, жизнь учителя вели отнюдь не богемную: Михаил Иванович вместе со своей молодой женой, которая приехала работать в эту же школу учительницей начальных классов, топили печь, держали коров и думали, как бы половчее перешить протертые до дыр костюмы, чтобы выглядеть более-менее прилично.
«К сожалению, деда я уже не застала, – огорчается моя собеседница, – сразу после войны он был репрессирован и через год умер в лагере от истощения. А вот бабушку я помню хорошо: мне было девять лет, когда ее не стало. Она еще успела надиктовать нам с братом не один десяток словарных слов, причем писать заставляла пером – чтобы буквы выходили ровные, округлые. Это было настолько утомительно, что как только бабушка теряла бдительность, мы немедленно от нее сбегали».
«Мама запрещала нам не то что приходить – даже звонить ей на работу»
Из трех дочерей, выросших у педагогической четы, две пошли по родительским стопам, в том числе и мама моей героини Елена Михайловна. Впрочем, ни она, ни ее муж, ни даже дочка учительствовать не собирались, но то ли случайность, то ли внутреннее ощущение принадлежности к одному большому общему делу вывели каждого из них на эту же стезю, поставив одних к школьной доске, других – за университетскую кафедру. «Мама, как и дед, окончила БГУ и без малого три десятка лет преподавала химию студентам пединститута, – рассказывает Марина Вячеславовна. – В отличие от многих женщин-лекторов, которые могли запросто привести ребенка к себе на пару и даже посадить кого-нибудь из студентов его развлекать, она никогда не брала нас на работу – за все эти годы я была у нее на кафедре один-единственный раз. Даже звонить ей строго-настрого запрещалось. Кстати, несмотря на солидный возраст, мама до сих пор сохранила хорошо поставленный лекторский голос, так что и теперь, разговаривая с ней по телефону, я стараюсь держать трубку в полуметре от уха».
Свои студенты были и у папы – Вячеслава Николаевича Станишевского, который вел спецдисциплины в Белорусском технологическом институте им. С. М. Кирова. «Честно говоря, именно ради него я и затеяла всю эту работу по составлению родовода, – признается моя собеседница. – Когда два года назад мне предложили принять участие в отборочном этапе Республиканского слета педагогических династий, отец уже перенес два инсульта и был очень слаб. И я поняла, что мне выпадает уникальный шанс подвести суммирующую черту под всем, что он сделал, напомнить, что он прошел этот путь не зря. И когда, уже на республиканском этапе, я показывала свою презентацию, а отец, сидя в первом ряду, украдкой вытирал слезы, то поняла, что взялась за эту работу не зря. А через три месяца его с нами не стало…»
«Одна студенческая записка заставила меня перекроить все свои лекции»
Сегодня Марина Станишевская, окончив бывший театрально-художественный институт – нынешнюю академию искусств, вот уже 16 лет преподает цветоведение, композицию и еще с десяток спецдисциплин в Минском государственном профессионально-техническом колледже декора-тивно-прикладного искусства им. Н. А. Кедышко. «Прошло добрых десять лет, прежде чем я привыкла к своей учительской ипостаси, научилась держать внимание аудитории и не волноваться, когда приходится излагать материал сразу целому потоку, – признается Марина Вячеславовна. – На первых порах случалось всякое. Помню, однажды я читала, как мне казалось, весьма неплохую лекцию об истории костюма, а потом, убирая класс, случайно обнаружила переписку двух студенток. «Маша, представляешь, я уснула и 15 минут проспала», – писала одна. «Не переживай, ты ничего не потеряла», – отвечала другая. После этого я перекроила все свои лекции, научилась перебивать их историями из жизни, отрывками из прочитанных книг и цитатами из кинофильмов, чтобы ненадолго переключить внимание студентов и дать им отдохнуть от потока информации».
Редкую минуту Марина Вячеславовна не думает о предстоящих занятиях: она может даже проснуться среди ночи, чтобы отщипнуть кусочек от валяющегося дома комка природного воска, чтобы показать его ребятам на лекции. «К сожалению, мой сын Илья не проявляет интереса к преподаванию: его как настоящего студента-программиста куда больше интересуют компьютеры. Хотя я не исключаю возможности, что однажды наши гены все-таки возьмут свое…»
Виктория КРУПЕНЬКОВА, «ЗН», фото из личного архива Марины Станишевской
