Интервью с концертмейстером симфонического оркестра Большого театра Региной Саркисовой

— Действительно, семья у меня немузыкальная. Хотя бабушка всегда мечтала, чтобы в семье кто-то играл, и именно на скрипке. В юности у нее был друг — скрипач, настоящий виртуоз. В двадцать лет он умер от чахотки. С тех пор и появилась такая мечта, которую через поколение воплотили уже внуки. Правда, мой брат доучился только до пятого класса. Считал, что не мужское это занятие — на скрипке играть. И когда на экзамене ему поставили двойку, пришел домой счастливый, мол, закончились мучения. Я же приобщилась к игре раньше — бабушка водила меня на уроки к брату. Тогда мне было три года, и я сказала, что тоже хочу играть. На такой эксперимент пошла педагог, хотя это было действительно рискованно: немногому можно научить трехлетнего ребенка. Но у меня было желание, я получала удовольствие, игра заменила кукол.

— Она мне перешла от музыканта московского оркестра. После того как его не стало, дети выставили инструмент на продажу. Это очень старая скрипка — ей около 150 лет, правда, она неизвестного мастера. Но каждый музыкант ищет свой инструмент, как друга. Совсем необязательно, чтобы он был выполнен руками какой-то знаменитости. Главное, чтобы пришелся по душе как сам инструмент, так и его звук. Так вот, именно эта скрипка стала для меня родной — играю на ней со второго курса консерватории. Уже много-много лет… Мне, кстати, всегда везло с инструментами, что, возможно, и повлияло на качество исполнения. Ведь для маленького ребенка особенно важно, на чем он играет. Если привыкаешь слышать звук «мебельной фабрики», то о воспитании слухового вкуса не может быть и речи. Мне везло, потому что педагоги всегда старались находить хорошие инструменты. Так получилось, что практически с самого раннего возраста играла на мастеровых скрипках. 

— В Московскую консерваторию шли все хорошие ученики моего педагога. Я была не худшая, но в это учебное заведение не поступила. Не сложилось как-то: неудачно выступила. Педагог, к которому поступала, в последний момент уехал на гастроли… Вот такое стечение обстоятельств. Тогда мне сказали, что в Минске продолжается набор. Когда приехала, здесь уже шли экзамены. Я успела, что называется, запрыгнуть в последний вагон: сдала пять экзаменов в один день и была зачислена. Думала, годик перекантуюсь, а потом снова стану штурмовать Москву. Но процесс обучения мне так понравился, что я осталась. Хотя на первом курсе нам говорили, что закрепиться здесь нереально. В те годы были заполнены все оркестры, вакансий не было. Но за пять лет ситуация изменилась, и весь наш курс — 20 человек — остался в Минске.

— Наверное, всегда было и будет так, что нас знают в узких кругах. Ведь классическая музыка не для широких масс. Да, хорошо, когда люди приходят на спектакли или концерты. Но среди них много случайных зрителей, которые больше двух раз на выступление не попадут. А вот постоянных слушателей не так и много. Но именно они знают музыкантов. Так, среди нашей публики есть поклонники, которые в антрактах или после спектакля всегда подойдут, поговорят, улыбнутся. 

Но, к сожалению, наша профессия востребована все меньше и меньше — к классической музыке падает интерес. Судить могу и по консерватории, куда поступает гораздо меньше людей. Наступает такое время, когда молодежь задумывается о материальном положении и выбирает более перспективные в этом плане специальности. Конечно, понимаю, что музыканты и исполнители не производят материальные ценности, не приносят глобального дохода, но ведь не все измеряется деньгами... Есть и эстетическое воспитание. 

— Да, в Германии, например. Там проходит очень много концертов, летних фестивалей на открытом воздухе. И у меня такое впечатление, что большинство зрителей на них приходят лишь потому, что на подобном фесте уже побывали их друзья и соседи. На такие концерты приходят развлечься, причем, как на пикник — с корзинами, вином и бутербродами. Процент настоящих же любителей музыки везде одинаково мал. Но такую моду нельзя рассматривать как негативное явление. Ведь все-таки идет популяризация классической музыки. Может, человек один-два раза придет, следуя моде, а потом поймет, что это действительно интересно и красиво, приносит эмоции. Не все ведь рождаются с любовью к музыке. 

— Мы отталкиваемся от расписания репетиций и выступлений. Бывает так, что занят весь день: утром репетиции, вечером спектакли. Завтра все повторяется. Это, хочу вам сказать, приличная нагрузка. Но после выступления работа не заканчивается — приходишь домой и пересматриваешь свою партию, снова готовишься к концерту, ведь должен держать форму. Когда научился играть на музыкальном инструменте, это не как с формулой по математике — запомнил на всю жизнь. Нет, все равно нужно играть гаммы, делать упражнения, совершенствоваться. У меня еще в детстве отложилось в голове: если не растешь — деградируешь, если не развиваешься — значит, останавливаешься. В этом и плюсы, и минусы профессии. Мы с мужем, например, не захотели, чтобы наши дети стали музыкантами. Ведь порой кажется: ой, что там сложного — оделся красиво, взял скрипочку и играй себе. Но нет, за этим внешним лоском стоит колоссальная работа, труд, и он на всю жизнь. Даже в отпуске порой не можешь расслабиться, потому что знаешь – вернувшись, снова нужно нагонять материал, восстанавливаться. 

— Я научилась правильно организовывать свою работу, не в ущерб личной жизни. Когда только родились дети (у меня двойняшки), это, конечно, поначалу отнимало уйму времени. Ведь нужно было уделять внимание каждому ребенку. Но жизнь заставила четко планировать свой распорядок. Поначалу дети висли у меня на руке, всячески мешая работать, но потом поняли, что мама занята. 

— Чтобы стать первой скрипкой, нужны качества лидера. Они у меня есть, и понятно, что применимы не только к работе. Конечно, мне всегда хотелось быть первой. А в жизни муж у меня такой же лидер. Именно поэтому в нашей семье все делим поровну. Даже в воспитании детей. Если один в театре, второй заменяет и папу, и маму. 

— Музыка не успокаивает, а, напротив, возбуждает. Когда работаешь в оркестре, это уже привычное рабочее состояние. Но все равно бывают эмоциональные всплески, когда, к примеру, выходишь на сцену один играть соло, а потом в последний момент перед концертом думаешь: ну зачем все это нужно? Ведь эмоциональный стресс неимоверный. Но все равно внутри что-то подстегивает. А вот в машине слушаю Кинга Коула, «Квин»… Джаз-рок меня действительно успокаивает. 

 — В оркестре отвечаешь не только за себя, поэтому переживать приходится за весь коллектив. Но, с другой стороны, в сольных программах нет никакой поддержки. Здесь ты сам за себя, да и концентрация совсем другая — только ты один отвечаешь за каждую свою ноту. Но в целом нагрузка равнозначная.

— Преподавательская работа мне не совсем по душе. Наверное, потому, что это время хочется тратить на свое развитие. Может, это и эгоистично, но не все студенты одинаково хороши. Из-за этого много сил тратится впустую. После таких занятий приходится снова восстанавливаться, ведь уши словно перестраиваются под их манеру игры...

— Научить. Каждый студент индивидуален. А для себя вырабатываешь одну систему, ставишь задачи и их решаешь. Хотя в жизни не всегда все идет по плану. Запомнила момент, когда еще в переходном возрасте у меня будто отпало желание заниматься музыкой — осточертели эти гаммы, упражнения. Труд бесконечный. Если на фортепиано дотронулся до клавиши — и тут же полился звук, то одним проведением смычка по струнам такого красивого эффекта одномоментно не будет. Так вот, настал момент, когда инструмент скрипит, гаммы не даются… Интерес пропал. И тогда мне дали «Балетные сцены» бельгийского композитора Шарля Берио. В жизни появилась краска, ведь сцены эти очень образные, разнохарактерные. Именно с того момента опять появился интерес к музыке, который больше никогда не пропадал. Я поняла, что в музыке можно найти прекрасное...

bizyk@sb.by