Донорский орган не покупается и не продаетсяОтдать часть себя
Олег РУММОВ 2012 году внесли первые изменения в Закон «О трансплантации органов и тканей» от 1997 года. Они были вызваны рядом причин. Во-первых, наша команда столкнулась с потоком пациентов, которые требовали провести им пересадку почки или фрагмента печени от живого донора. Альтруистические настроения шквала доноров вызывали у нас сомнения. И, чтобы не испортить имидж трансплантационной программы, были внесены поправки в закон, установившие запрет на неродственные пересадки.
Во-вторых, оставался открытым вопрос о прижизненном волеизъявлении человека на посмертное донорство. Поэтому был создан Единый регистр трансплантации. Мы понимали, что туда надо включить всех граждан, которые не согласны на изъятие органов после смерти ни при каких обстоятельствах. Так мы защищали суверенное право человека на себя самого. Кроме того, нам было важно контролировать трансплантацию в нашей стране не только с точки зрения количества выполняемых операций, но и с точки зрения их качества. В одной базе, которой и стал Единый регистр трансплантации, мы стали концентрировать все результаты пересадок.
В-третьих, одновременно в стране бурно развивались технологии пересадки стволовых клеток и костного мозга. На базе Единого регистра трансплантации был создан Единый реестр доноров костного мозга и начал функционировать банк пуповинной крови.
«Р»: Олег Олегович, а как меняется со временем Единый регистр трансплантации?
Олег РУММО: Когда мы только выходили с первыми инициативами внесения поправок, многие предрекали спад трансплантационной программы, мол, все побегут отказываться. Но наше общество оказалось более лояльным. За первый год по всей стране в регистре оказалось 2 тысячи человек. А за последующие годы эта цифра приросла всего на триста с лишним человек. Сегодня в списке 2367 отказников от посмертного донорства. В год мы прибавляем по 45—60 человек, но существует и убыль из регистра. Люди уезжают, умирают. Бывает и такое, что некоторые отзывают свои прежние заявления. Цифра стабилизировалась и колеблется в пределах от 2200 до 2400 наших граждан.
Скажу так: по степени толерантности к этой проблеме мы находимся где-то между Чехией и Польшей. Но оказалось, что белорусы очень неохотно жертвуют свои органы для спасения жизни близких. Для сравнения: уровень живого донорства в европейских странах колеблется от 20 до 40 процентов, в странах Юго-Восточной Азии он достигает 50—60 процентов. В Испании, где наиболее развито донорство, уровень трупного донорства составляет 15—16 процентов. Наша же страна в прошлом году не дотянула и до 7 процентов по количеству живых доноров. Мы видим в этом две проблемы. Первая связана как раз с тем, что наши люди считают: раз в стране хорошо развита программа трупного донорства, если орган можно получить от умерших людей, то зачем нужно отдавать свою почку или часть печени даже родному человеку. К тому же лечение будет безвозмездное, ничем рисковать не надо. Это ответный удар нам за то, что мы провозгласили бесплатную трансплантацию и стараемся помочь пациентам максимально. Вторая проблема — законодательное ограничение пула доноров донорами «первой руки»: это родители, родные брат и сестра.
В РНПЦ трансплантации органов и тканей пациенты обретают вторую жизньДоноры и акцепторы
«Р»: Как новые поправки в закон могут решить эти проблемы?
Олег РУММО: В нашей стране маленькие семьи, и трудно найти человека, который без вреда для организма мог бы пожертвовать часть своей печени или почку ради спасения ближайшего родственника. Поэтому мы предлагаем включить в потенциальную донорскую базу живых доноров также людей, которые не являются родственниками «первой руки». Расширить список до двоюродных братьев и сестер, племянников, троюродных братьев и сестер.
«Р»: Но в мире развивается безвозмездное донорство, когда кто-то просто из любви к другим желает пожертвовать орган неизвестному. Это, кстати, очень рекламируемое направление в США и странах Западной Европы.
Олег РУММО: Мы обсуждали перекрестное донорство — это когда у вас есть донор, но он вам не подходит, а у кого-то тоже есть неподходящий донор. Но, оказывается, ваш донор подходит ему, а его — вам. Однако встают этические вопросы: если у одного операция прошла успешно, а у другого — нет, то как быть? Или, допустим, если качество органов разное? Масса споров может разгореться вокруг этой темы. Но для нас важно соблюсти принцип безвозмездной донации, чтобы донор, делясь своим органом с акцептором, не рассчитывал при этом ни на какую выгоду: деньги, продвижение по службе, материальные блага иного рода. С парламентариями мы будем очень серьезно обсуждать вопрос декриминализации в этой сфере. Ведь если появится хоть один криминальный случай, то будет катастрофа — это сломает всю программу и уничтожит трансплантологию в Беларуси.
«Р»: Как доказать безвозмездный характер донорства?
Олег РУММО: Будут создаваться комиссии, которые и станут анализировать все факты. Примерно так же, как сейчас происходит принятие решений при планировании операций по смене пола. Медики, психологи и другие специалисты рассматривают каждый конкретный случай, решая, всерьез ли человеку так нужно стать женщиной или мужчиной либо же это такая блажь у него.
Конечно, случаи разные бывают. Ну, наверное, вряд ли можно подумать, что человек, который женился или вышел замуж три месяца назад, очень мотивирован пожертвовать свою почку или часть печени супругу или супруге. А вот если людей связывает двадцать лет жизни, то эмоциональный фактор повыше будет. Или, например, вы сильно привязаны к сестре и не прочь отдать ей почку. В это тоже охотно верится. Просто каждый приходит к специалистам и рассказывает свою историю. А те уже смотрят, насколько такая история правдива. Возможно и такое: потенциальный донор приходит и говорит, что ему неважно, кому достанется его орган, лишь бы он спас чью-то жизнь. Вряд ли он мотивирован материально, доподлинно не зная, кому достанется часть его печени или почка.
Предполагается, что в комиссию войдут представители правоохранительных органов, общественности, врачи.
Идет операция«Р»: А что может мотивировать человека подарить орган неизвестно кому?
Олег РУММО: Любовь к людям. Если такие жертвователи есть в США, Германии, Чехии, да много где еще, то почему бы им не быть в Беларуси?
Нет — значит, нет
«Р»: А как выглядит процесс принятия решений сегодня?
Олег РУММО: У нас есть лист ожидания, мы смотрим, кому орган подходит, и принимаем решение по пересадке. Ежегодно у нас производится 500 пересадок. И все эти пациенты имеют шанс из инвалидов стать полноценными людьми.
«Р»: Судя по тому, что число людей в регистре отказников стабильно, люди даже отзывают заявления, общество доверяет той модели, которая существует. А родственники умерших, которые отказали врачам в заборе органов, не сожалеют об этом спустя время?
Олег РУММО: Несколько раз я сталкивался с ситуацией, когда человек принимает решение против, а потом приходит и плачет, сожалея, что мог помочь еще кому-то, но не помог. А я обычно в таких случаях стою и не знаю, что ему сказать. И такое происходит часто, когда речь идет не о 50—60-летних донорах, а о молодых. К сожалению, молодые люди тоже умирают — у них тоже рвутся сосудистые аневризмы в головном мозге, и они тоже погибают от кровоизлияния. У меня есть случаи из личной практики, когда говорили «нет», а потом спустя время приходили и выражали абсолютное раскаяние, что не согласились, чтобы органы их детей использовались.
«Р»: Наверное, причина в том, что в горе человек не всегда адекватно оценивает ситуацию…
Олег РУММО: Абсолютно верно. Это жизнь, человеческие отношения. И мы должны понимать, что человек имеет право даже в состоянии горя и неадекватности отказать врачам в заборе органов у его умершего близкого, и никто не вправе за это его осуждать. Наши специалисты разговаривают с родственниками, но если звучит «нет», то все — вопрос закрыт. Давить нельзя. Программа трансплантологии должна строиться на человечности, иначе некоторая часть общества будет постоянно ворчать, мол, «разобрали по частям».
«Р»: Вы думаете, новый подход сможет простимулировать жертвователей?
Олег РУММО: Пока сложно об этом говорить. Только сняв ограничения, мы реально проанализируем этот пласт. Если удвоим нынешний показатель, то уже будет неплохо. Пусть для начала это будет 20 дополнительно спасенных жизней, но это не будет такая позорная цифра, как сейчас, — 7 процентов. Мы в этом даже России уступаем, хотя превосходим ее по уровню развития трансплантации в пять раз.
Мы поможем соседям, соседи — нам
«Р»: Каков портрет среднестатистического донора?
Олег РУММО: Это человек от 50 до 60 лет, который умирает от инсульта. Таких доноров во всех странах примерно 70 процентов. Один пациент может спасти несколько человек — двоих-троих, может, даже более семерых. Мы можем пересадить двоим почки, разделить печень. Это уже четыре человека. А еще сердце, легкие, кишечник, роговицы. Но, конечно, не всегда есть возможность пересадить все органы. У донора может быть хорошее сердце, но плохая печень, потому что он злоупотреблял алкоголем, или наоборот — у него хорошая печень, но больные почки.
«Р»: В прошлом году наша страна вошла в международное сообщество по обмену органами для трансплантации Foedus. Что нам это дает?
Олег РУММО: В обновляемом законопроекте мы будем просить парламентариев обозначить наши рамки в плане международного сотрудничества, чтобы все было прозрачно, законно, взаимовыгодно. Беларусь — это авторитетная трансплантационная держава. Многие хотят с нами сотрудничать. Особенно страны, у которых такой же уровень развития трансплантологии, прежде всего Западной Европы. Это равноправное сотрудничество на паритетных правах, которое мы можем друг другу предложить для взаимопомощи. Foedus объединяет европейские страны, за исключением тех, что вошли в организации «Евротрансплант» и «Скандинавтрансплант». Скажем, бывает так, что органы у нас «пропадают», а где-то не в нашей стране они подошли бы. В прошлом году, например, у нас оказались невостребованными около 10 органов. И наоборот — возникали ситуации, когда мы не находили нужного донора, пациент умирал. А вполне возможно, такой подходящий донор был в Чехии.
Так вот, надо отработать механизм, финансовую составляющую по перевозке органов. Сам орган при этом не должен стоить ничего. Мы сможем помогать соседям, соседи — нам.
Игорь НЕВАЫл: Игорь Леонидович, а каковы прогнозы относительно нового законопроекта?
Игорь НЕВАР: Тут сложно прогнозировать. Бывает так, что законопроект, который вызывает какие-то опасения в плане положительного решения по определенным аспектам, по длительности, проходит легче, чем тот, который с первого взгляда казался достаточно простым. При обсуждении он вызывает замечания, иногда настолько серьезные, что и консенсус найти невозможно. Но я думаю, что этот законопроект о трансплантации будет воспринят всеми членами комиссии положительно и пройдет путь рассмотрения без серьезных проблем.
К сожалению, случается так, что порой пересадка — единственный метод лечения. И нужно развивать уже достигнутые успехи наших трансплантологов, в том числе и на законодательном уровне.
В будущее с оптимизмом
«Р»: Олег Олегович, в последнее время часто говорят о медицинском туризме и необходимости его развивать. Каковы перспективы этого направления в связи с развитием трансплантационной программы?
Олег РУММО: Не заработаешь на этом большие деньги. Такие операции мы делаем иностранцам, потому что органы пропадают. С другой стороны, это помощь тем людям, которым нужно помогать. И, бесплатная для жителей Беларуси, эта программа требует больших средств. Все финансы, которые были выручены за счет иностранцев, пошли на лечение белорусов. Скажем так, это возможность инвестировать в развитие высоких технологий в нашей стране. Работа на имидж.
На самом деле таких операций делается у нас не так много, чтобы говорить о появлении целой индустрии. Они не будут приносить десятки миллионов долларов, но они создают Беларуси репутацию страны с высоким уровнем высокотехнологичной помощи, причем не только в области пересадок. А значит, к нам будут приезжать за лечением и по другим высокодоходным профилям.
«Р»: А может ли онкопациент быть донором?
Олег РУММО: Смотря в каком случае. Однажды я выполнял трансплантацию печени главе Моссада. Это известный факт. Он умер пять лет спустя, но не от того, что донорский орган плохо работал, а от рецидива рака в легких. Так вот, он пожертвовал свои роговицы. Их пересадили пациентам 72 и 76 лет. В Израиле это решение политика восприняли очень позитивно. «Вы представляете, что видели эти глаза!» — под таким слоганом писали газеты про эту историю. По сути, это была социальная реклама донорства. Больше он ничего не мог пожертвовать, но то, что смог, пожертвовал — роговицы, чтобы два израильтянина смогли видеть.
«Р»: Скажите, какой вы видите белорусскую трансплантацию спустя десять лет?
Олег РУММО: Возможно, еще раз возникнет необходимость изменить законодательство, не будем исключать такую возможность.
Думаю, мы сможем говорить о том, что появляется возможность выращивать органы в пробирке. На основе клеток человека и с помощью 3D-печати будут создаваться печень, почка.
Тенденции ныне таковы, что основная масса людей будет умирать не от сердечно-сосудистых заболеваний, а, скорее всего, от злокачественных новообразований. И тут трансплантация будет очень востребована. Иногда ведь пациента можно вылечить от рака, только удалив орган, но его нужно заменить. И вот тут пересадка в помощь.
Думаю, через 10 лет мы наконец построим новый центр трансплантации, который собираемся возводить. Это будет серьезный медицинский комплекс трансплантации, хирургии и гематологии, ориентированный на оказание высокотехнологичной помощи. Мы будем заниматься всеми высокими технологиями в этой части. Я смотрю в будущее с оптимизмом. Думаю, что Беларусь станет богаче, люди — добрее, во всем мире станут жить дольше. Думаю, трансплантационные и связанные с ними профилированные высокие технологии выйдут на новый уровень. И те проблемы, которые сейчас очень актуальны, станут менее острыми, но жизнь такова, что всегда сможет приготовить нам новые вызовы.
drug-olya@yandex.ru
