...Голос на том конце провода звучит спокойно и доброжелательно. Подробно, чтобы не осталось никаких вопросов, Мария пересказывает мне историю непростых отношений с человеком, который вдруг решил, что является отцом ее сына:
— Это началось 3 года назад. Он позвонил и стал убеждать меня, что наших детей перепутали в роддоме. С тех пор он нам не дает покоя, я уже хотела обращаться в милицию. В том, что мой сын мне родной, я сама ни на минуту не сомневаюсь. Роды были тяжелыми. Шла речь о кесаревом сечении, но обошлось. У малыша была обкручена пуповина вокруг шеи. Его сразу же поместили под «колпак». Я постоянно приходила к нему — меня пускали. Ни о какой подмене и речи быть не может. Я уверена, что это мой ребенок. И знаете... Не звоните, пожалуйста, по этому поводу сюда больше...
У Григория Петровича — своя правда. День рождения младшего сына запомнился ему странной неувязкой. Тогда на телефон соседей — собственного у них тогда не было — поступил звонок из больницы с сообщением о том, что у него родился сын. Молодой отец сам бросился к телефону–автомату, чтобы уточнить подробности. Но ему ответили, что он ошибся: мол, ждем с минуты на минуту. И только через полчаса подтвердили, что радостное событие наконец–то свершилось.
Фото Катерины Чаровской.
— А меня уже полчаса назад поздравили. Как так? Тогда не придал этому значения, но позже задумался. Фамилия жены и пациентки, которая была в родильном зале вместе с ней, отличаются всего двумя буквами в середине. Стал думать: а не может ли быть, что родила одна, а бирку прицепили другой? По ошибке.
Утверждает, что все сходится один к одному. Жена после того как ей принесли малыша в пеленках, не узнала в нем того, которого родила. Парень вырос кучерявым, худощавым, на детских фото уши оттопырены. Вроде не в кого. Кулаковская порода — громоздкая. Сядет такой в автобус — тот на бок и оседает, шутит Григорий Петрович. Позже в соцсетях нашел фотографию семьи, в которой, как он считает, воспитывается его настоящий сын. Оказалось, что там также выросли два парня, причем один худощавый, а второй, появившийся на свет в тот же день, когда и его младший, — в теле. И еще один аргумент, который приводит лидчанин, — группа крови. У него с женой кровь второй группы и имеет положительный резус–фактор, а у сына — первая и резус–фактор отрицательный. Узнали об этом, когда парень проходил медкомиссию в военкомате.
Задаю вопрос: почему бы, наконец, не поднакопить денег и не провести анализ ДНК, сравнив генетический код двух братьев — младшего и старшего, раз уж для Григория Петровича принципиально важно расставить точки над «i». Собеседник нехотя признается, что сын, от которого он всеми силами открещивается, сейчас отбывает судимость по уголовной статье, да и вообще разочаровал папу: специальность не получил, с семьей разошелся...
— Не то что мой старший, он выучился, сейчас работает, — убеждает меня собеседник, добавляя, что желает, чтобы его делом всерьез занялись следователи: — Как жить без сына? Кто–то за это должен ответить! Но кто я такой, чтобы расследовать? Пусть займутся те, кто этим должен заниматься.
Несколько лет назад Следственный комитет по просьбе Григория Кулаковского провел служебное расследование в больнице. Однако за давностью лет найти свидетелей или какие–либо документы не получилось. За десятилетия штат больницы поменялся, а журнал регистрации новорожденных хранится 25 лет.
Задать главный вопрос я решила врачу–генетику Гродненского областного перинатального центра Ольге Куплиновой: можно ли найти объяснение разным резус–факторам родителей и ребенка, помимо предположения, что его подменили в роддоме? Выслушав суть проблемы, она заверила, что рождение малышей с отрицательным резус–фактором у резус–положительных родителей — не такое уж редкое дело:
— Это происходит примерно в четверти случаев. У гетерозиготных родителей проявляется рецессивный ген. Вот у резус–отрицательных родителей не может родиться «положительный» малыш. Этому есть научное обоснование, которое сложно объяснить на пальцах. Но факт есть факт.
В юридическую плоскость подозрения Григория Кулаковского также пока рано переводить, считает старший помощник прокурора Гродненской области Татьяна Вербель:
— История необычная. Могу смело утверждать, что за последние 10 лет в Гродненской области ни разу не возбуждалось уголовное дело по статье «Умышленная подмена ребенка». Судя по всему, и в данном случае нет основания для этого. Разница в резус–факторах ребенка и родителей — это область изучения медиков, а не юристов. Для нас имеет значение заключение экспертизы, которое так и не было сделано. Хочу подчеркнуть, что, когда я говорю «экспертиза», я имею в виду не просто анализ крови, но и ДНК–исследование, и комплекс других мероприятий. Если человек считает, что имеет основания оспаривать отцовство, то этот процесс происходит через суд, который решает, являются ли они обоснованными.
Проблема в том, что самому Григорию Петровичу никакие дополнительные доказательства не нужны. Сам он давно для себя все решил. А когда семья, в которой, по его твердому убеждению, воспитывался его родной сын, настоятельно попросила не беспокоить их больше, снова пошел по инстанциям, добиваясь принять на веру свои весьма спорные утверждения...
Комментарий по теме
Оксана Шульга, кандидат психологических наук, заведующий кафедрой возрастной и педагогической психологии ГрГУ имени Янки Купалы:
— Несмотря на то что этот конкретный случай кажется особенным, нетипичным, на самом деле такая реакция, как у героя статьи, не редкость. Она возникает у отцов, когда в детях они не видят реализации своих ожиданий и идей. В отличие от матерей у отцов условное принятие своего ребенка. То есть оно возникает при определенных условиях. Ребенок должен быть похож на него внешне, быть привлекательным, умным, без специфических привычек и отклонений. Через ребенка многие оценивают себя, подсознательно примеряя на себя положительные либо отрицательные черты. Мало кто готов признать, что потерпел педагогическое фиаско либо передал в наследство не самые лучшие особенности физиологии, поведения и так далее. В поведении отца просматривается наличие навязчивой идеи, сопровождаемой чрезмерной подозрительностью и ощущением того, что его обманули. Кстати, это отчасти объясняет тот факт, что упорно придерживаясь своей версии и обращаясь за поддержкой в различные организации, он не спешит сделать анализ ДНК. Существует большая вероятность того, что исследование не подтвердит сложившуюся в его сознании версию. Что он будет делать в таком случае, если принимать во внимание, что именно она придает пожилому человеку активность и кажется целью жизни?
P.S. Фамилии и имена героев публикации изменены по этическим соображениям.
