Интервью с актером Сергеем Колесниковым

«Когда «Фазенда» для меня закончилась, появилась возможность подольше поспать и почаще бывать на собственной даче», — говорит актер и бывший ведущий популярной программы на Первом канале. «ТН» встретилась с Сергеем и его сыном Иваном, тоже актером, чтобы поговорить о пользе гостей, вреде алкоголя и бесполезности запретов.

Сергей Валентинович: Первый свой гонорар я заработал в четыре года. Мы с мамой ездили в гости к крестной в Апрелевку на электричке, а я с детства любил петь — никто не просил, но это рвалось из меня наружу, аж распирало. И я ходил по вагону, распевая «Вот умру я, умру» — эта песня часто звучала у нас в доме во время застолий. Там есть такие слова: «…похоронят меня, и никто не узнает, где могилка моя». На этом месте все обычно всплакивали. Все, кроме меня. Я понятия не имел, что такое «умру», о чем вообще речь. Но голосок у меня был тоненький и пронзительный. И когда я эту песню исполнял в электричке, всегда возвращался к маме с карманами, полными конфет, баранок и яблок. Бабушки, слушая меня, плакали от умиления.

Тогда я впервые понял, что мне нравится выступать на публике: в этом нет ничего сложного, а тебя к тому же и награждают. Я никогда не питал иллюзий относительно своей профессии. Кто такие актеры? Обслуга. Мы же ничего не производим в отличие от людей в цеху на заводе.

Можно высокопарно рассуждать о том, что мы воспитываем в молодежи нечто, что искусство всех спасет, но это ерунда. Никого мы не учим и не спасаем. Мы развлекаем людей, а делать это можно по-разному — главное, чтобы у человека душа не черствела. Потому что, безусловно, в этом есть какая-то магия. Впрочем, у нас в семье принято с уважением относиться к любому труду, к людям всех профессий. Вот Ванька кем у нас только не работал, начиная с дворника.

Иван: Таким образом я в подростковом возрасте зарабатывал на карманные расходы. У папиного близкого друга, актера Пети Смидовича, был брат Сережа, который работал в УФМС, в здании рядом с американским посольством, — он меня и пристроил дворы мести. Я приезжал туда к пяти утра. Я всегда поздно ложусь и рано встаю — для меня это не проблема.

Уже в студенческие годы, учась в Высшем театральном училище имени Щепкина, подрабатывал официантом в кафе на Дмитровке, где собирался весь тогдашний бомонд. Тоже любопытный опыт в плане наблюдений за самыми разными людьми, характерами. Потом начал сниматься. У меня на тот момент были сериалы «Не забывай», «Студенты» и «Маруся», но возник простой, как часто бывает. И я семь месяцев работал осветителем. Не вижу в этом ничего зазорного — любой опыт полезен. Зато теперь я всегда знаю, как правильно должен быть выставлен свет.

А еще, как папа, люблю что-то мастерить. Если нет работы, еду в строительный магазин, покупаю доски и начинаю ваять шкаф, например, или тумбочку. На съемках, когда пребываешь в бесконечном ожидании своего дубля, милое дело взять кошелек и расшить его красными нитками или сумку какую-нибудь подобным образом украсить. Это и успокаивает, и помогает время убить. Но  в этом деле больше папа мастер.

Сергей Валентинович: Могу сказать, что меня этому никто не учил. Но раньше жили так бедно, что все делали своими руками. Нет денег на двуспальную детскую кроватку — так можно соорудить ее самому. Я до сих пор мимо помойки не пройду — обязательно посмотрю, что там. Потому что порой попадаются удивительные вещи, которые люди за ненадобностью выбрасывают. Я находил лампы, стулья, картины потрясающие. Блошиные рынки не люблю: там все заранее скупают и перепродают затем по заоблачным ценам. И вообще не хочу отдавать деньги — я лучше найду, так в разы интереснее. Что-то потом в квартире оседает, что-то на дачу в Тарусу увозим или друзьям дарим Например, Коле Чиндяйкину пригодились подвески от найденной мной люстры. Маша, супруга моя, соорудила ему шикарный абажур и украсила его подвесками.

— Сергей Валентинович, вы не были против того, чтобы Иван стал актером?

— Ваня — театральный ребенок, с детства за кулисами, его выбор никого не удивил. Вот Саша, старший сын, другого склада. Он пошел по стопам моего тестя и стал архитектором. Его никогда не тянуло на сцену. Мне приятель-актер однажды рассказал, как он привел своего маленького сына на детский спектакль в театр. В антракте ребенок спросил: «А почему эти тети и дяди прыгают как дураки? Ты, пап, выходит, такой же, как они?» Все люди разные. Ваня с детства играл в спектаклях, и ему это нравилось.

Иван: Помню спектакль «Плач в пригоршню» во МХАТе им. Чехова. Прежде чем уйти со сцены, я, сидя в клетке для птиц, поднимался под потолок — таким образом мой персонаж исчезал, а во втором акте на сцене появлялся Борис Щербаков — мой герой, только повзрослевший. Как-то раз механизм заклинило, и я просидел в ­клетке под ­потолком три часа, но я не расстроился: было необычно наблюдать за ­происходящим на сцене сверху. Был еще случай. Я играл в пьесе «Борис Годунов». А мне подарили большущие наручные часы, очень модные тогда, плюс у меня был плеер кассетный — такие на боку все носили. Ну я в этих модных прибамбасах и вывалился на сцену, держа при этом меч! Не специально так вышло, просто раздолбайство — забыл о костюме! Зрители, наверное, долго не могли понять, почему мой персонаж так современно выглядит. Потом от папы мне здорово влетело. Но исключительно на словах. Ремня мы с братом не знали. Вернее, однажды мама, не зная, как нас утихомирить, дала нам ремень и приказала пороть друг друга. Мы, конечно, этого не смогли сделать.

Сергей Валентинович: Да, кнутом мы детей не воспитывали. Если честно, над сыновьями с женой никогда не корпели — и вроде приличные люди выросли. Просто настолько жизнь била ключом, что абсолютно некогда было ими заниматься. Вспоминается один случай, о котором даже стыдно рассказывать. Мы с женой (Ваньке мало лет тогда было) возвращались из гостей. Навеселе, в приподнятом настроении. Ваньку держали за руки — он у нас припрыгивал посередине. Когда показался троллейбус, мы перешли на бег и не заметили дерево — в него-то Ванька лбом и впечатался. Спасла его меховая шапка — зима стояла. Сотрясение небольшое было.
Иван: А я и не помню такого…

Сергей Валентинович: Так я и говорю, ты маленький был. (Смеется.)

— Иван, а в детстве были спектакли с папиным участием, которые надолго врезались в память?

— Конечно. Например, постановка «Синяя птица» во МХАТе им. Чехова, где папа играл Сахар, а Петя Смидович — Хлеб. И у героя папы к пальцам каким-то образом были прикреплены леденцы, конфеты, которые он по ходу пьесы откусывал. Как же меня это потрясало — так круто придумано! А еще я обожал папин спектакль «Ундина». Отец играл там рыцаря Ганса. Очень красивая и трогательная сказка для взрослых. Герой папы умирал, и мы с братом всегда ревели в этом месте и, как вспоминает мама, выбегали на сцену к отцу! Вот она — сила искусства. А потом я повзрослел и узнал, как иногда весело на съемках даже самых драматических сцен. Недавно я снялся в фильме Говорухина «Конец прекрасной эпохи». Это картина о нескольких годах жизни Сергея Довлатова, которые он провел в Таллине и описал в своем сборнике «Компромисс». Так вот, мэтр наливал нам, актерам, по 50 грамм в целях установления контакта. Ну как играть друзей, когда ты не знаешь партнера, а он впервые видит тебя? А после застолья возникает некая близость, вы уже не чужие друг другу. Актера на главную роль в проект искали долго, почти два года. На пробы я приехал с жуткого похмелья. Станислав Сергеевич посмотрел на меня и спросил: «Пьешь?» Ответить нет было бы глупо, и я кивнул. Второй вопрос: «Куришь?» Снова кивнул. «Хорошо. Молодец», — сказал Говорухин. Мы сделали пробу, и меня утвердили. (Смеется.)

— Так вы, значит, Иван, с зеленым змием дружбу водите?

Иван: Да не особенно, знаете ли. (Смеется.) Впервые по-настоящему напился классе в седьмом или восьмом — и это было ужасно. Мы были молоды и круты! Взяли две бутылки водки и отправились компанией к однокласснице. Когда вывалились на улицу, я двинулся к палатке с мороженым, чтобы купить пломбир. Съесть его не удалось, так как я не смог удержать его в руках — он выскользнул и шмякнулся в лужу. Я бросился за ним и оказался там же! Друзья потащили меня к себе домой, раздели и уложили в ванну, включив холодную воду. Пусть, мол, парень в себя придет. Но когда они вернулись, я миленько полеживал в ванне с теплой водой — не дурак все-таки! (Смеется.) Потом, кое-как собравшись, двинулся домой. Захожу — у нас, как всегда, гости. Причем с порога сразу гостиная, то есть прошмыгнуть в комнату незамеченным не получится. Начинаю ­возиться со шнурками, чтобы разуться, но запутываюсь в них и с грохотом падаю плашмя. Мама сразу все поняла и увела меня в спальню. Но я не вырубился, попросил у мамы… сникерс. Так мне хотелось нежности в тот момент! (Смеется.) И мамочка, конечно, принесла сыну шоколадку. А наутро меня ждал очень серьезный разговор с отцом, после которого я больше никогда не позволял себе приходить в таком виде домой. Но закурил я, кстати, благодаря папе.

Сергей Валентинович: Что?! То есть я виноват?

Иван: Сейчас расскажу. Я помню, как папа с Петей Смидовичем летом ходили с бреднем за раками у нас на даче в Тарусе. То есть они идут по реке с этим бреднем, а мы с братом с другой стороны гоним раков из камышей в их сторону. Надо заметить, что папа всегда курил «Казбек», у него в уголке губ часто торчала сигарета. А Петя обычно говорил ему: «Серег, оставь покурить». И все слилось в одну картинку: стильный папин образ с сигаретой в зубах, просьба друга оставить покурить — настоящая мужская дружба, ритуал! Это показалось мне настолько притягательным, что вскоре, а было мне лет 13, я тоже закурил. И брат вслед за мной.

Понятно, от родителей мы это до поры до времени скрывали. Покурим с Саней, а потом растираем между пальцами листья лопуха, чтобы запах отбить. А спалили нас вот как. К родителям приехали друзья из Америки, у них был сын Лева. Мы с ним пошли гулять и купили бутылку «Метаксы» в магазине «Березка» и пачку «Мальборо» — у Левы же доллары были, поэтому мы могли позволить себе такую роскошь. Всю пачку, разумеется, не выкурили, остаток я припрятал на ­антресолях. И тут папа приходит домой, а антресоль тягой воздуха от входной двери раскрывается, и пачка падает в руки отцу. Он нас даже поблагодарил: как хорошо, что вы курите, ребята, а то сигареты закончились! (Смеется.)

Сергей Валентинович: Естественно, мы знали, что дети дымят. Но до определенного возраста существовало табу — курите, но не у нас на глазах, соблюдайте приличия. Я сам закурил лет в восемь-девять. Но когда об этом узнал отец, случился скандал. Я помню, как сиганул от него со второго этажа по водосточной трубе: этот путь мне был знаком — всегда так в квартиру попадал, когда ключ забывал. Но от порки это не спасло. А что касается первого алкогольного опьянения, то воспоминания тоже ужасные. В гостях у одноклассника мы накачались домашним вином. И было оно настолько отвратительным и так его было много, что с тех пор я не любитель этого напитка. Но завидую грузинам, которые пьют вино как воду, у них есть культура пития.

Но если серьезно, то увлечение алкоголем возникает по разным причинам: у кого-то это связано с длительным отсутствием работы, у кого-то с ее переизбытком, у кого-то с неналаженным бытом. У меня же было несколько другое. Популярность ко мне пришла после сериала «Мелочи жизни», который вышел на экраны лет 20 назад. Стало проще решать свои дела в ЖЭКе, доставать что-то в магазинах, билетных кассах. Повсюду приглашали за свой столик выпить. И попробуй объяснить людям, что у тебя завтра спектакль, работа и в принципе ты не можешь пить так много. Со временем я научился говорить нет, иначе нельзя.

— В семье бывали из-за этого скандалы?

Сергей Валентинович: Не помню такого. Моя супруга всегда с пониманием ко всему относилась. Безусловно, есть женщины, которые этого не терпят. И я тут никого судить не берусь — все семьи разные. Но лично мне кажется, что это не повод разводиться с мужем. Нужно просто понимать, что здесь кроется опасность, вот и все. К тому же пока человек сам не поймет, что пора притормозить, что он на грани, за него никто это не сделает. Мы с женой 35 лет вместе — это и судьба, и везение, и совместный труд.

Но это не значит, что мы не ссоримся — причиной ссоры с Машей может стать что угодно, любой пустяк, хотя бы цвет моей рубашки. Но ты всегда понимаешь, что это лишь повод. Начинаешь вспоминать, где и что напортачил. Терпеть не могу фразу «Нам надо поговорить!». Ага, может, еще к психо­аналитику отправиться? Для меня ужасно раскладывать что-то по полочкам, копаться. Словами ничего не решишь. Все решается поступками. И мужчину надо судить именно по поступкам.

— Вы с Иваном привлекательные мужчины, оба преданы своим семьям. Как боретесь с ­соблазнами, которых особенно много в вашей профессии?

Сергей Валентинович: Я в определенный момент решил, что для меня главная ценность — семья. Просто нужно расставлять приоритеты. Я, как мне кажется, сделал это правильно. Если мужчина думает иначе, наверное, ему тогда не стоит жениться.

Иван: Я не раз замечал, что папа при всей своей открытости всегда четко дает понять, что есть определенная граница, которую нельзя переступать. Человек увлекается, когда хочет этого. А отец может быть со всеми женщинами мил и приветлив, но каждая понимает, что это просто дружеское общение, нет повода думать иначе. И это мне в нем нравится. Я надеюсь, мы похожи с папой своим отношением к семье, детям, работоспособностью, желанием мастерить что-то.

Я женился в 18 лет. Мы с Линой (она, как и мама, театральный художник, дизайнер) учились вместе на актерском, но она потом бросила. Мы были знакомы четыре месяца до того, как отправиться в ЗАГС. Мама шила нам свадебные костюмы: у меня были вельветовые брюки цвета баклажана, фрак и цилиндр, а у Лины платье в стиле героев «Ромео и Джульетты» и венок из красных ягод на голове.

Сергей Валентинович: Ваня очень домашний, рано захотел семью, детей. У него две замечательные дочки — наши с женой любимые внучки.

Иван: Замечаю, что дочки абсолютно разные и внешне, и по характеру, и по темпераменту. Дуне восемь лет, а Вере — почти два годика. Вера — ребенок уже другого поколения, это видно. Она быстрее развивается, шустрее все делает. Сама включает мультики на своем айпаде, что-то там листает — я бы в ее возрасте точно так не смог! А Дуню с ее неуемной энергией, желанием быть на виду мы отдали в школу с театральным уклоном. Кстати, она снялась со мной в фильме у Говорухина. Я брал ее на съемки в Таллин и Ригу. Потом будет вспоминать, как Станислав Сергеевич хлопал ее по плечу и просил: «Только в камеру не смотри!» (Смеется.) Главное в жизни — это впечатления.

Сергей Валентинович: Дуня у нас звезда! Не то что ты! (Смеется.)

Иван: Так я и говорю, со мной не сравнить! (Смеется.)

— Вы из тех людей, которые не теряют оптимизма ни при каких обстоятельствах. Откуда в вас это?

Иван: А у нас не принято жаловаться, мы живем под девизом «Жизнь хороша». Сегодня не везет, а через некоторое время обязательно выстрелит.

Сергей Валентинович: Да, к своим шестидесяти я пришел к выводу, что надо жить в надежде на то, что все лучшее впереди. И ко всему относиться с благодарностью — и к хорошему, и к плохому. Потому что все в мире относительно и всегда может быть хуже. Конечно, для актера нет ничего горше, чем отсутствие работы. И никто тебе не скажет, когда она появится. И нужно уметь заполнять возникающие паузы и оставаться в форме. Я ведь в кино немного ­снимался, хотя мне говорили, что у меня подходящая фактура. Но у актеров в ходу другое выражение: фактура — дура. Внешность ничего не значит, многое зависит от везения. Но, с другой стороны, я и не боролся никогда за роли. Меня частенько спасала гитара, любовь к музыке. Я сочиняю стихи и песни. И в какой-то степени для меня это более ценно, нежели выход на сцену или в кадр. Я и радио люб­лю, и концерты, и елки кремлевские записывать, и компьютерные игры озвучивать. Да всегда есть чем заняться. Когда не сидишь на месте, как будто сами собой появляются интересные предложения. Так было и с «Фазендой». К супруге в гости приехала Маша Шахова, продюсер проекта, — у них были какие-то совместные дела. Мы познакомились. Слово за слово — и она предложила мне записать пилотный выпуск программы. В итоге все затянулось на шесть лет.

— Почему вы перестали вести «Фазенду»?

Сергей Валентинович: Я ушел не по своей воле — то было не мое решение. Хотя до сих пор люди подходят, спрашивают, говорят, что смотрели все выпуски. Но ничего страшного в этом нет. Это жизнь. В конце концов, каждому из нас рано или поздно скажут, что ты больше не нужен. К тому же программа принесла мне популярность, узнаваемость. Это был любопытный телевизионный опыт.

Когда проект для меня закончился, опять же появились свои плюсы: можно подольше поспать, играть больше выездных спектаклей, чаще бывать на собственной фазенде. У нас их две. Одна — избушка в деревне Жари под Сергиевым Посадом. Ее купили нам родители Маши, когда родились дети. А вторая, под Тарусой, появилась, когда стало понятно, что нужен более цивилизованный вариант, — в Жарях удобств нет, печка. В Тарусе мы взяли недостроенный дом без окон и дверей, довели его до ума общими усилиями.

Но я больше люблю избушку в Жарях. Там глушь и красота вокруг, и главное — никаких заборов в округе! Как я ненавижу изгороди, которыми люди огораживаются от всех и вся! В деревне простор, петухи соседские по утрам поют. Раньше мы там и зелень сажали, даже клубника росла. Потом решили — пусть трава буйствует. Хотя смородина осталась — старые, неухоженные, разросшиеся кусты. До сих пор дают урожай, перетираю на зиму ягоды с сахаром — живые витамины. В Жарях ты наедине с природой, а мне побыть одному жизненно необходимо время от времени. А Маня не любит оставаться одна, ей нужны гости, люди вокруг, накрытый стол.

Иван: Точно, у нас в квартире всегда многолюдно. Я с детства помню, как собирались на кухне Женя Добровольская, Миша Ефремов, Боря Щербаков, Векслер Сережа, Валера Николаев, Ира Апексимова… И мне очень нравилось, когда люди смеются, что-то обсуждают, играют на гитаре. Под этот шум так сладко засыпалось в соседней комнате — ничего лучше не усыпляло! И на душе так тепло…

Но и в тех редких случаях, когда не было гостей, мы дома не скучали. Вот одно из былых развлечений. Раньше мы копили деньги в банке, мелочь, а потом всю сумму забирал себе тот, кто дольше всех просидит в ванне с ледяной водой. В пари участвовали я, папа и Саша. Мама мерзлявая у нас, куда ей в ледяной воде!

Зато готовит она потрясающе! А папа кулинарными способностями похвастаться не может. Однажды мама уехала, оставив нас с братом на отца. Он решил сварить пельмени. И бросил их в холодную воду. То есть они сначала оттаяли, а затем, когда вода закипела, намертво склеились. Но мы их все равно съели: раскатали получившееся месиво скалкой и поджарили на сковородке — вроде итальянцы что-то подобное делают…

Сергей Валентинович: Я в еде непритязателен. Когда Маша куда-то уезжает, я ем прямо на газетке. Ты ее ­раскладываешь аккуратненько, затем все режешь, смакуешь, а когда поел, складываешь и в мусорное ведро — и ни одной тебе крошки, очень удобно!

— Сергей Валентинович, а выглядите вы как пижон, всегда стильно одеты. Это чья заслуга?

— Исключительно жены, мне Маня все шьет. Мы так давно вместе, что я и не помню, как выглядел до ее появления. (Смеется.) В молодости, конечно, хотелось как-то выделиться. Денег не было, но голь на выдумки хитра. Просили у друзей с завода титановые пластиночки, из которых делали набойки на ботинки. Идешь и шаркаешь по асфальту задниками, а искры так и сыплются в разные стороны, так и сыплются! (Смеется.)

А в джинсы клеш, невероятно модные тогда, мы монтировали электрические лампочки. В кармане при этом держали батарейку. То есть, опять же, идешь вечером по улице, замыкаешь в кармане батарейку, и низ штанов празднично светится, а из-под ног у тебя искры в разные стороны. Так и форсили. А когда появилась Маша, она взяла на себя заботу о моем гардеробе. Меня это полностью устраивает, я терпеть не могу ходить по магазинам — мне никогда ничего не нравится.

— Новый год будете праздновать вместе?

Сергей Валентинович: Конечно, для нас это семейный праздник. Несколько лет назад я соорудил из найденных где-то бамбуковых веток конструкцию высотой метра полтора, напоминающую елку. Ее мы и достаем каждый год. Все остальное время она стоит на балконе. Очень удобно, ничего не осыпается. Утренников у меня, слава Богу, давно нет. При этом 4 января мой день рождения, а 9-го — Машин. Вот ломаю голову над тем, что ей подарить. Угадать, что понравится женщине, практически невозможно. Я пробовал, но всегда мимо. Однажды сапоги подарил — конечно, они ей не подошли, сглупил! Так что мне кажется, деньги — это выход. Но у нас с Ванькой еще есть время — что-нибудь придумаем!

Сергей Колесников

Родился: 4 января 1955 года в Москве

Семья: жена — Мария, театральный художник, дизайнер; сыновья — Александр, архитектор, Иван — актер; внучки — Авдотья (8 лет), Вера (1 год)

Образование: окончил Школу-студию МХАТ

Карьера: в кино с 1976 года. Снялся более чем в 30 фильмах и сериалах, среди которых: «Мелочи жизни», «Петербургские тайны», «Тайны института благородных девиц». Дублировал Шона Коннери и Роджера Мура в фильмах о Джеймсе Бонде. Служил во МХАТе им. Горького и МХТ им. Чехова. С 2006 по 2012 год — ведущий программы «Фазенда» на Первом канале. Заслуженный артист России