Мелкопоместный дворянин из‑под Смоленска Владимир Николаевич Добровольский, ушедший из жизни ровно сто лет назад, известен своими интереснейшими этнографическими изысканиями не только землякам, которые по праву считают его большим ученым. Его имя с таким же полным основанием вписано и в историю белорусской этнографии.
Имя ученого Владимира Добровольского вписано в историю белорусской этнографии.В кругу своих не менее талантливых современников, с энтузиазмом изучавших народную жизнь во всех ее проявлениях, родившийся в августе 1856 года Добровольский выделялся одним выразительным обстоятельством. Долгие годы он «ходил в народ» с глубоким погружением, не совмещая это занятие с иной службой и будучи притом обременен семьей с восемью детьми. И в отличие от революционных народников, заезжавших в деревню на несколько месяцев и убеждавшихся в равнодушии крестьян к их романтическим лозунгам, Владимир Николаевич находил с селянами общий язык и получал уникальную возможность переводить на язык перспективной в ту пору науки этнографии все стороны их «простонародного житья‑бытья».
Известный ученый Николай Янчук в 1903 году в предисловии к IV тому «Смоленского этнографического сборника» Добровольского описал его заслуги весьма выразительно: «Многолетними трудами одного исследователя охвачена почти вся духовная жизнь народа Смоленского края с некоторыми прилегающими областями: верования, обычаи и обряды, семейные нравы, весь годичный обиход в песнях, сказания, игрища, особенности говора — все это ценный клад для науки, спасенный от гибели почтенным тружеником». Почему от гибели — неумолчный грохот городской цивилизации к началу ХХ века все чаще проникал в крестьянскую жизнь, и смоленский этнограф с потрясающей достоверностью спасал для истории многое из того, что утрачивалось на глазах.
Занятия Добровольского ничуть не походили на хобби или барскую блажь: этнографом он был именно что профессиональным, взращенным на историко‑филологическом факультете Московского университета. Интерес же к сельской жизни проявился еще в юные годы, о чем сам энтузиаст вспоминал так: «Я знакомился с народным языком еще в детстве, собирая с крестьянскими детьми грибы и ягоды, ловя с ними рыбу и составляя при помощи их коллекции насекомых». В университете же выяснилось, что эти навыки весьма полезны для этнографических исследований, к которым студента Добровольского на третьем курсе приохотил молодой профессор Всеволод Федорович Миллер. Он часто собирал студентов для этнографических занятий в своей уютной квартире в Машковом переулке, «беседы велись запросто, семейно, за стаканом чая».
Не всем участникам кружка беседы эти пошли на пользу. Например, Павел Милюков стал и лидером кадетской партии, и известным историком, но с этнографией у него в зрелые годы были очевидные проблемы. В августе 1913 года Милюков, поддержавший болгар в их конфликте с сербами, неосмотрительно явился в Белград, где подвергся нападению братьев‑славян из числа студентов в местном кафе «Москва» и вынужден был спешно ретироваться. А вот его университетский товарищ Добровольский сделал этнографию делом своей жизни. Окончив в 1880 году альма‑матер, Владимир Николаевич два года прослужил учителем в женской гимназии в Смоленске, но по настоянию врачей вынужден был оставить городскую суету и поселиться в деревне. Имение матери в Даньково, что ныне в Починковском районе и где и сейчас чтут память ученого, надолго стало надежным пристанищем Добровольского и его супруги Евдокии Тимофеевны, помогавшей мужу в его изысканиях по части народной жизни.
Изыскания поначалу велись исключительно за свои средства, для чего пришлось закладывать имение. И только потом, когда при содействии видного исследователя белорусского фольклора Павла Шейна на неутомимость и профессионализм смоленского подвижника обратили внимание столичные научные светила, пришла поддержка Русского географического общества и Российской академии наук. Она позволила увидеть свет двум главным трудам Добровольского — четырехтомному «Смоленскому этнографическому сборнику» и изданному в 1914‑м «Смоленскому областному словарю». Имя его получило известность не только в этнографическом сообществе. «Какой интересный материал!» — так, по воспоминаниям своего соратника Владимира Бонч‑Бруевича, откликнулся на тома сборника Добровольского Ленин, добавив, что «на этом материале можно было бы написать прекрасное исследование о чаяниях и ожиданиях народных».
Хорошая память Бонч‑Бруевича в итоге обеспечила смоленскому этнографу достойную посмертную память в советские годы. Высоко его ценили и замечательные смоленские поэты Николай Рыленков и Михаил Исаковский, обсуждавшие между собой возможность издать книгу о поразившем их земляке. Рыленков посвятил Добровольскому проникновенные стихи, где обыгрывал его службу инспектором народных училищ в начале ХХ века, ставшую необходимой ради семейного пропитания:
Слова, как звезды, для него лучились
И наливались соком, как плоды.
Он числился инспектором училищ,
А был искателем живой воды...
Живой же водой был сам язык, песни и обряды жителей земли смоленской, все уезды которой наш герой неутомимо исколесил, не забывая и о соседних Могилевской, Витебской и Минской губерниях. В сотнях страниц его трудов четко отпечатались говоры русско‑белорусского пограничья, впитавшие в себя и прославленный Далем живой великорусский язык, и такой же живой язык белорусский.
...После революции Добровольский читал лекции в белорусском народном университете в Москве и в Витебском институте народного образования. Яркую жизнь искателя живой воды на 64‑м году оборвали реалии Гражданской войны: в ночь с 7 на 8 мая 1920 года он был застрелен неизвестными бандитами в очередной поездке за фольклором.
Юрий Борисенок
rodina2001@mail.ru
