А вчера в минской Artel Gallery открылась новая экспозиция работ Сергея Баленка под названием «Да, мы знакомы!». И с этим также невозможно спорить.
— Да, примерно так, по совпадению внутреннего состояния писателя и художника, — соглашается Сергей Баленок и тут же принимается иронизировать над своей «нетипичностью»: — Вообще, все получалось тогда довольно случайно. Нерентабельным издательствам, печатавшим учебники, техническую литературу, время от времени позволялось, что называется, «для поддержки штанов» выпускать массовым тиражом другие книги, так называемую беллетристику. Мне повезло, что в этих издательствах были толковые редакторы, разделявшие мою точку зрения на книжные иллюстрации. Были бы другие редакторы, никакого Воннегута с картинками Баленка вы бы не знали. Всего лишь стечение обстоятельств.
Я и сейчас не приемлю то, что называется прямым иллюстрированием. Такого, когда писатель пишет «Иван Иваныч кушает колбасу» и иллюстратор рисует эту колбасу буквально. А если Иван Иваныч думает в этот момент, например, о белой голубке в Испании? Вот это и нужно изображать. Состояние, ощущение, какие–то эмоции. Не срисовывать с текста, а проводить визуальные параллели.
— Вы по–прежнему работаете у себя дома на кухне? Мастерской так и не обзавелись?
— Ну почему же? В подвале НЦСИ, где я уже 6 лет числюсь старшим научным сотрудником выставочного отдела, совмещая с этой должностью обязанности подсобного рабочего, есть столярка, где я сколачиваю ящики, иногда — подиумы. Другой мастерской у меня никогда не было. Поначалу так сложилось, а теперь могу сказать, что на кухне даже удобнее.
— Помешала скандальная репутация?
— Просто сложилось. То, что вы называете скандальной репутацией, — обычные репортерские штучки.
— Тем не менее в советское время ваши иллюстрации к Булгакову наделали немало шума в госкомитете по печати.
— Ну это были не то чтобы иллюстрации, просто подборка офортов, которые составитель сборника предложил мне принести на худсовет. Помню, главный художник произнес тогда чудесную фразу: «Я Булгакова не читал, но думаю, если мы опубликуем эти картинки, читатель нас не поймет».
— На новой выставке публика едва ли не впервые увидит еще и живопись Сергея Баленка.
— Опять же, так сложилось. Окончил институт, устроился на работу, женился, сын родился — какая тут живопись? Другое дело — офорты: это удобно, делаю я их быстро (собственно, как и все, я шустрый от природы). Решил: выйду на пенсию, займусь живописью. Но обещания не сдержал, стал красить, не дождавшись пенсии. Ну и дальше, как говорится, Остапа понесло.
— Что вы сейчас читаете?
— Не поверите, «Запах культуры» Хосе Ортега–и–Гассет. Местами даже раздражает — человек еще в прошлом веке описал то, до чего я своим мозгом дошел за 40 лет.
— А первая книга, которая осталась у вас в памяти надолго?
— Рассказы Джека Лондона про Аляску. Такой классный натурализм в литературе! Натурализм, потому что советское искусствоведение понятие «реализм» трактует несколько иначе. Писатель или художник, срисовывающий с натуры, — это натуралист. А вот если я придумал в голове свою реальность и ее рисую...
— Понятно, вы — реалист... Вчера открылась ваша выставка в Artel Gallery, а накануне вы разместили в своем Фейсбуке офорт с названием «Последний день весны». На мой взгляд, в этой работе много от Брэдбери. Но вместе с тем там есть надежда пережить эмоции, оставшиеся в прошлом. Что вам самому еще хотелось бы ощутить?
— Позвольте, я вам отвечу немножко по–одесски? Солнце. Голубое небо. Бирюзовое море. Желтый песок. Не очень жарко. И я, с чашечкой эспрессо, глядя куда–то далеко, в никуда, небыстро иду к береговой линии. Мечтаю хотя бы на 2 — 3 минуты ощутить этот кайф безмятежности (а желательно на 5 — 6 минут). Вот это: солнце, море, я ничей...
cultura@sb.by
