— Именно с партии Любаши в «Царской невесте и началась моя судьба оперной певицы, — говорит Наталья Александровна. — Я никогда не отказывалась от маленьких партий — никогда! Но, конечно же, петь ведущую партию — это и ответственно, и почетно, и большая радость.
А начиналась эта судьба далеко от Беларуси — в Самаре, которая ныне зовется Куйбышевым.
— В семье я родилась обычной и простой, — рассказывает певица, — но у меня папа играл на аккордеоне и пел. У него был очень красивый голос, и я старалась ему подражать.
Так девочка Наташа оказалась в музыкальном училище. Но ее призвание определилось далеко не сразу.
— Удивительно, что мои родственники еще в детстве меня называли артисткой, а я об этом даже и не мечтала, — продолжает она свой рассказ. — Мне очень нравилось хоровое пение, и я мечтала петь в хоре.
Так сильно мечтала, что даже отказалась от приглашения в Ленинградскую консерваторию.
— Но я пообещала своему педагогу, что буду дальше учиться, — улыбается она.
И обещание сдержала. Только, волею судеб, консерватория оказалась минская, и здесь, в белорусской столице, прошла вся ее дальнейшая жизнь — человеческая и творческая.
— Рада ли я, что вот так судьба мною распорядилась, что я оказалась в Минске? — переспрашивает меня Наталья Александровна. — Теперь, по прошествии годов, — конечно, очень рада! Более того, я думаю, если бы я осталась там, в Самаре, я бы, скорее всего, работала в самарском оперном театре, но это не настолько интересно, как здесь, в Минске.
И дело не только в дирижерах и режиссерах.
— Сама консерватория по классу гораздо выше, — уверена Руднева. — Она меня очень многому научила, особенно в смысле актерского мастерства. И оперная студия, где я пробовала свои силы, где впервые задумалась о том, что мое призвание — быть оперной певицей, и влюбилась в эту профессию.
И — как свидетель — скажу, что она отдавала себя этой профессии целиком, без остатка. Жила на сцене в полную силу, на разрыв аорты, не экономя ни голос, ни душу. И так из вечера в вечер, и ни один спектакль не похож на другой, с каждым разом ярче, глубже и совершеннее.
— Опыт накапливается. Мы же сами работаем над собой до конца жизни. Уже пропев фактически весь репертуар, я слушала приезжавших к нам гастролеров и думала: «Хм, а вот этого я и не умею! Как бы мне научиться так петь на пиано? Как овладеть такой техникой голоса?»
Спрашиваю, какие были самые яркие моменты. И, оказывается ярким было все!
— Каждый спектакль, в котором я выходила! — признается певица. — Вообще-то, любое преодоление, если ты эти трудности преодолеваешь, — это уже яркий момент в жизни, в карьере.
А дальше бесконечный рассказ, в который вместился и «Севильский цирюльник», и «Дон Карлос» с Ярославом Антоновичем Вощаком, и госпожа Мирчуткина в опере Кортеса «Юбилей», и «Маддалена» Прокофьева — партия, казалось бы, созданная совсем для другого голоса, но идеально слившаяся с голосом и образом Рудневой.
— Это режиссер Семен Александрович Штейн, который поверил в меня! Благодаря ему я спела партию Маддалены, и это стало для меня потрясением! Человек живет и не знает своих возможностей.
А сколько замечательных партнеров, незабываемых сценических встреч!
— Я пела в Петербургской филармонии с 80-летним народным артистом СССР Артуром Эйзеном, — рассказывает Наталья Александровна. — Когда он пел, я слушала его за кулисами с открытым ртом. Это было настоящее потрясение.
Еще одно потрясение — концерт в бенедиктинском монастыре Монтсеррат неподалеку от Барселоны. Десять средневековых песнопений из «Красной книги Монтсеррат» в ультрасовременной обработке для солистов, хора и оркестра.
— Побывав в этом замке, я поняла, откуда взялось такое произведение, как оно создавалось, что навеяло композитору такие мрачные темы, — рассказывает певица.
Особая история — фильм-опера «Альпийская баллада» (1987). Прошлым летом мы вновь смотрели его в трансляции Белтелерадиофонда. Сложная и драматичная музыка Губаренко, на экране сплошь крупные планы, когда от актеров требуется предельная искренность. И два молодых оперных артиста — Наталья Руднева и Владимир Экнадиосов — в напряженном и страстном дуэтном слиянии-противостоянии.
— Это мечта, потому что не каждого оперного певца могут пригласить сниматься в фильме. Это немножко другая профессия. Так что я еще и киноактриса, — улыбается Наталья Александровна.
Жизнь, даже очень сложная и яркая, часто сводится к простым вещам.
— Мне казалось, что вся моя жизнь — это театр и моя дочь, — говорит певица. — Больше мне ничего не надо. Так и прожила я до своего шестидесятилетия.
Но сценическая карьера закончилась, и началась карьера педагогическая. К каждому ученику индивидуальный подход, и опять учеба, учеба и учеба. Но и это еще не все.
— Помимо сцены, я очень люблю готовить, потому что, какая бы ты ни была актриса, женщиной и хозяйкой ты все равно остаешься.
Она обожает принимать гостей, и к готовке у нее почти такой же творческий подход:
— Если я у кого-то что-то вкусное попробовала, я просто обязана и приготовить это сама. Для меня это как вызов: а получится ли у меня? А сумею ли я сделать такое вкусное блюдо?
Это характер, это способ жизни неординарного человека, который одарен не только голосом, но множеством других, не менее редких талантов.
Уйдя со сцены, Наталья Руднева остается маяком, учителем, другом для многих и многих. Из таких имен складывается самобытность белорусской оперной школы.
— Жизнь продолжается. Продолжается в учениках, — говорит она в свои семьдесят лет. — Сколько буду жить, столько буду учиться.
И это единственно верный путь в жизни.
