Этой осенью Галине Рыбцовой исполнится 78 лет. Она родилась в 1941 году в селе Кледневичи Дрибинского района, сейчас проживает в Могилеве. Ее отец в первые дни войны отправился на фронт, а маленькую Галю с мамой угнали сначала в концентрационный лагерь, затем — в трудовой. То, что выжили в том аду, Галина Ивановна иначе как чудом не называет: «Люди умирали сотнями, тысячами. И я как минимум трижды была в шаге от смерти».
Галина Ивановна с мамой, 1946 год.
Цветы на погибель
На довоенных снимках — ее красавица-мама, статный отец. Галина Ивановна вспоминает:
— Судьба их не баловала. Отец вырос на хуторе, с детства был приучен к тяжелому крестьянскому труду. В семье было 7 детей, но трое умерли еще до войны. Старшие, включая отца, в начале Великой Отечественной ушли на фронт. Двое погибли. Мама родом со Смоленщины, из зажиточной семьи. Ее отец держал маслобойню, сыроварню. Был раскулачен, рано умер, и детям тоже пришлось сызмала начинать трудиться. Мама с 15 лет работала в колхозе. А в 20 встретила отца, они поженились, родился сын. Олега я не знала — умер от воспаления легких, когда мама носила меня под сердцем… Позже она рассказывала: в тот день в хате зацвели разом все цветы, с тех пор их не любила...
Полицай выдал их семью
Сентябрь 1943-го, Гале всего два года:
— Немцы выгнали всех сельчан из хат, построили в колонны, погнали в сторону Орши. Страшная картина. Ослабленные голодом, болезнями, люди отставали от толпы, падали — их расстреливали, добивали прикладами. Меня мама «страховала» — несла на руках, хотя сама еле переставляла ноги. В одном из сел — а шли мы уже много дней — фашисты организовали привал, нас распределили по хатам. И тут выяснилось: я подхватила болезнь, которую называют убийцей детей, — корь… Когда наутро приказали отправляться в путь, мама расплакалась. Понимала: нянчиться с хворым дитем никто не станет, его убьют. Меня спасла хозяйка дома, которую называли Сибирячкой. Протянула конвоиру обручальное кольцо: «Не забирай, я их спрячу, иначе ребенок погибнет».
Галю спасли. Но через неделю ее, едва начавшую оправляться от болезни, ждало новое испытание. В деревню снова пришли немцы. Среди фашистов был полицай, который знал отца Гали и выдал их семью. Забрали и 16-летнюю дочь Сибирячки Шурочку — «за то, что укрывали жену и ребенка русского военнослужащего».
— Путь до Толочина был долгий и утомительный. Нас не кормили: лишь раз в день давали баланду из гнилой картошки. Люди падали замертво... Выживших уже в Толочине пересчитали, загнали в товарный состав. Народу было так много — ни повернуться, ни присесть, нас толпа придавила к окошку, мы смогли дышать. На одной из остановок мама побежала за водой, встретила сестру, ехавшую в другом товарняке, привела к нам… Ехали мы долго, останавливались в тупиках — полицаи, называвшие наш поезд «партизанским», выбрасывали из вагонов трупы… А однажды мы проснулись и услышали иностранную речь — это была Польша.
Галина РЫБЦОВА на митинге памяти узников концлагерей
Ад Освенцима
В Польше немцы первым делом стали отсортировывать детей и подростков. Осознав это, мама, ее сестра и 16-летняя Шурочка, спрятали за спинами Галю, укрыв под одеждой. Но когда взрослых заставили раздеться донага (якобы поведут в баню), один из фрицев заметил ребенка, потащил за собой.
— Мама умоляла, чтобы меня отпустили, но ее ударили, она упала, потеряла сознание… Пока лежала без чувств, остальных женщин куда-то увели, — продолжает Галина Ивановна. — Когда очнулась, какие-то люди с колясками собирали их одежду и обувь. Мама кинулась искать меня, металась от двери к двери, колотила в них. Одно из дверных окошек приоткрылось, и какой-то поляк тихонько позвал: «Ходь сюды, кобетка». Вывел меня из толпы детей, отдал маме: «Уцекай». Человеку, имени которого не знаем, мы обязаны жизнью. Других детей спасать было уже некому. Когда мы пробирались по темному зданию, мама обнаружила в одной из комнат пропасть вместо пола. Позже мы узнали: это была газовая камера фабрики смерти Аушвиц, или Освенцима. Такие камеры маскировали под бани и душевые, заключенным сообщали, что они должны помыться и пройти дезинфекцию. А на самом деле загоняли в помещение, травили газом, после чего сжигали трупы. Были и камеры, где после массового уничтожения людей полы механически раздвигались, и убитые падали вниз. Так погибли сотни женщин, которых в тот день пригнали «в баню» вместе с нами…
Из лагеря, огороженного колючей проволокой, через которую был пропущен ток, и опоясанного по периметру вышками, Рыбцовым удалось выбраться через лазейку «в колючке». Они добрались до железной дороги. Там стоял состав. С русскими. Как выяснилось — женами и детьми полицаев.
Галина Ивановна удивляется:
— Я была маленькая, но некоторые картинки врезались в память. У нас от голода желудок сводило, а у тех людей была еда. Она очень вкусно пахла. Они не говорили, где ее берут, — только, где вода. Но иногда давали маме кусочек хлеба. Уже после войны я осознала, что они тоже нас спасли. Потому что подкармливали. Потому что не выдали.
В том поезде Рыбцовы прожили несколько недель. Но однажды их поймали, погрузили в другой состав и отправили в трудовой лагерь — в Германию. За колючей проволокой — бараки: двухъярусные кровати, отвратительная еда — похлебка, в которой плавали черви… Рыбцовых снова спас случай: в 1944-м в лагерь приехал немецкий генерал, чтобы выбрать работников для своего поместья. Забрал и их.
Галина Ивановна признается:
— В лагере мы бы не выжили. А немец хоть и заставлял много работать, но не лютовал. К тому же его родственница меня подкармливала: то молоко передаст, то печенье… Лишь спустя много лет узнала, что немецкая фрау была бездетной и хотела отнять меня у мамы. Не смогла: в апреле 1945-го нас освободили, мы с мамой вернулись домой, а через несколько месяцев с фронта пришел отец.
После войны Галина Ивановна окончила пединститут, преподавала химию и биологию в деревне Савиничи Климовичского района (выселена после аварии на ЧАЭС). А еще рассказывала школьникам о войне, о страшных испытаниях, выпавших на ее долю, и о детстве, которого у нее не было…
kislyak@sb.by
Фото из семейного альбома Галины Рыбцовой и mogilevnews.bу.