Витебские прогулки с Давидом Симановичем

Где–где, а уж в Витебске непременно есть дух города...

Где–где, а уж в Витебске непременно есть дух города... Пресловутый Genius Urbis, вездесущий и таинственный, придающий городу его особость...


Когда несколько лет назад я навестила Витебск, поэт Давид Симанович встретил меня на вокзале возгласом «привет, привет!» и требованием называть его просто Давид.


Уже через десять минут я убедилась, что Давида знают в городе все. Пока Симанович (у которого в этом году особый юбилей — 80 лет) стремительно показывал мне свой Витебск по дорогому его сердцу маршруту (Пушкин — Шагал — Короткевич — Быков), с ним заговорило пару десятков людей точно. Да что люди... Он ставит памятники и переименовывает улицы (точнее, нарек Пушкинский мост). Давид фактически вернул городу Шагала... Не без участия Симановича сегодня на здании художественного училища, где учился Василь Быков, открыт барельеф... Симанович — председатель Пушкинского и Шагаловского комитетов, организатор и руководитель Дней литературы, посвященных Владимиру Короткевичу, а еще автор 33 книг — от «Подорожной Александра Пушкина» до сборника избранного «Автопортрета на берегу времени». Симанович перевел с идиш стихи Марка Шагала. А день рождения празднует в день освобождения Витебска...


В театре имени Якуба Коласа Давида тоже знали все — от артиста до вахтера. И я поняла, что дух города неким образом материализовался рядом со мной.


Хотя — вот странность, Давид сам тому удивляется, — он не коренной витебчанин. Родом из Наровли. Попал сюда почти что случайно...Что ж, город сам выбирает, кто остается с ним...


«Надо быть, а не казаться. Каждой жилкою касаться века своего», — это из стихотворения Симановича.


А Давид рассказывал мне уже в своей квартире, где побывали Марк Фрадкин, Евгений Евтушенко, Василь Быков, Андрей Вознесенский, Римма Казакова, Игорь Лученок, Владимир Короткевич и многие–многие, еще об одном своем проекте, на этот раз связанном с Маяковским...


— Десять лет назад я предложил, чтобы библиотека, которая носит имя какого–то писателя, проводила праздник, связанный с ним и с Витебском. 26 марта 1927 года Владимир Маяковский выступал в нашем городе. Я даже нашел в одном из московских архивов 35 записок, которые витебские слушатели в этот вечер подали Маяковскому. И предложил в этот день проводить витебский день Маяковского с рассказами обо всех его любвях, с чтением стихов...


— Так уж и обо всех любвях?


— Ну не обо всех, не пугайся... Но о многих. Начиная от «Облака в штанах» и Марии Денисовой, которая на самом деле вдохновила поэта, хотя там стоит посвящение Лиле Брик... Про Лилю, естественно, Татьяну Яковлеву, Веронику Полонскую... А в честь 50–летия выхода первой книги Владимира Короткевича «Матчына душа» я придумал и провел праздник в библиотеке Короткевича. Предложил и библиотеке имени Аркадия Гайдара провести праздник к дню рождения автора «Тимура и его команды».


— В нашей газете как–то писали о вашем проекте — открытых уроках...


— Да, вот уже более 25 лет веду в школах открытые уроки литературы. Как говорится, «за цветочек» — то есть на общественных началах. Рассказываю о Пушкине, Шагале, Короткевиче, Маяковском... В связи с историей Витебска и Беларуси. Например, как Пушкин проезжал через наш город... Друг Пушкина Нащокин рассказал ему, что видел, как в Витебске вели в острог Павла Островского, который под пером Пушкина и превратился в Дубровского... А в «Полтаве», когда «казак на север держит путь», — это же он с письмом царю скачет из Полтавы в Витебск, где во время Северной войны находился штаб... Патриотизм, нравственность, любовь к литературе — это все взаимосвязано. Рассказываю о том, что Шагал писал стихи на идиш, читаю переводы и свои стихи... Я, наверное, первый в русской поэзии написал стихи о Шагале... После меня уже написали Вознесенский, Рождественский... С помощью этих стихов я боролся за возвращение Шагала Витебску.


— Наверное, многие из тех, кто тогда был против увековечивания имени Шагала в городе, «перестроились»...


— Да меня просто клеймили. Пока не вынуждены были признать значение Шагала, а потом уже стали носиться с этим. Помню, как на «высоких» заседаниях звучали одиозные фразы вроде: «Если мы признаем Шагала, что скажут арабы?» Вот Василь Быков — молодец. Когда я позвонил ему и сказал, что мне нужна поддержка, он ответил только одно: «Еду». И приехал в 1991–м, и снова в 1992–м, в тот день, когда в Минске он должен был выступать в театре Янки Купалы. А он выступал в Витебске. И на открытии памятника Шагалу присутствовал... Кстати, мне предлагали быть директором шагаловского музея. Но я сказал: «Не для этого я боролся... У меня есть еще Пушкин, Короткевич...» А еще я — лауреат Шагаловской премии...


— И большая была премия?


— За нее в 1992 году я купил две большие упаковки кофе.


— Вообще–то стихи в школе пробует писать чуть ли не каждый... Но почему–то поэтами становятся очень немногие.


— Не знаю, почему я, наровлянский мальчишка, стал поэтом. Конечно, как все, вначале писал только стихи патриотические — поколение наше было такое... Правда, у меня это сочеталось и с лирикой. И вот в 1949 году в наш класс на урок пришла директор школы Надежда Васильевна: «Только что передали по радио, что наш Давид стал лауреатом первой премии республиканского конкурса, посвященного Пушкину». Урок был сорван... Странно, но я, посылая стихи, почему–то был уверен, что премию, хоть третью, но получу... А в 1954 году в сентябре, когда проходил съезд белорусских писателей, в составе делегации из Москвы приехал Константин Симонов. Я его очень любил и хотел почитать ему стихи. Несколько раз подходил к гостинице «Беларусь», где его поселили, ходил под окнами, но так и не решился войти. На следующий день был большой вечер в зале заседаний Верховного Совета. Я как комсорг филфака оказался там. Когда закончились выступления, студенты стали меня выталкивать вперед. На ступеньках стояли Кулешов, Бровка, Симонов, Исаковский, Михалков... И вот я поднимаюсь к ним по ступенькам, а снизу студенты кричат мне: «Ни пуха!» И я обратился к Симонову... А тот предложил мне тут же и прочитать стихи. Послушал и предложил, чтобы я послал их ему в «Новый мир» — он тогда был главным редактором. А через год, когда я работал по распределению в Крынках, пришла телеграмма... Мои стихи напечатаны в «Новом мире»! На трех страницах.


— А почему этот «Новый мир» в твердой обложке?


— Это специальный, авторский экземпляр. Их тогда рассылали, да еще завернутые в специальную бумагу с грифом журнала. А первая моя книжка «Весенняя сказка» подписана к печати 27 марта 1959 года.


— Следует полагать, что вы не чувствуете себя живущим в провинции?


— Ни в коем случае. В моей жизни оказалось много замечательных людей со всего света, причем они были в моем доме. Да и мне довелось поездить по миру. Случайно ли меня занесло в Витебск? Перебрался сюда со станции Крынки в редакцию газеты «Витебский рабочий». Женился, родилась дочка.


— И никогда не пытались переехать в другой город?


— «Как я уеду из этого города, где меня знает собака любая, из подворотни выскочит, гордая, ласковым лаем друга встречая... Как я уеду из этого города?..» Пытался только, когда работал в Крынках, поступить в Литературный институт, послал туда стихи... Получил ответ: «Вы проходите по конкурсу... Но у вас ведь уже есть гуманитарное высшее образование. Чего же вы хотите?» А я хотел уехать из Крынок, где долгими зимними ночами я проверял школьные тетради и слушал, как гудят провода...


— Вы вспоминаете время, когда во всех союзных республиках проводились литературные праздники, когда можно было жить на гонорары... Но ведь теперь литература превращается в хобби...


— Для какой–то категории людей, старых мастеров–профессионалов, не превращается. Впрочем, таких немного... С другой стороны, и в те времена я писал в свободное от работы время. Я был занятым человеком, заведующим отделом художественных передач комитета по телевидению и радиовещанию Витебского облисполкома. А за мои сборники я получал 70 копеек за строку... Словом, никогда не жил за счет литературы.


— Кто же такой профессиональный литератор?


— Тот, кто всю жизнь работал, писал... Но вообще в понятие литератора, поэта я включаю очень много. Грош цена была бы мне как поэту, если бы я только писал стихи. Поэт — это что–то большее, чем писание стихов... Это и то, что я делаю для города, для Пушкина, Шагала, Короткевича, Маяковского, Быкова... Они все — со мной. Я все время — с ними... Поэтому какой разговор о провинции? Я — не провинциальный литератор.


А нужно просто заниматься делом,

За правду коль придется — лечь костьми

На этом свете, не таком уж белом,

И не таком уж черном, черт возьми.


— Кстати, о стихах... У вас вышла необыкновенная книжка — книга одного стихотворения...


— Да, это стихотворение «Имею честь принадлежать к тому гонимому народу», которое я написал в 1990 году. Оно издано в переводе на белорусский, идиш, немецкий, английский, французский и иврит. Мне лестно, что его называют гимном еврейского народа. Меня, естественно, очень волнует еврейская тема. Тема Холокоста. А свой сборник «Ашкелонский дневник» я начинаю со стихотворения: «Лет ушедших зыбкий сон мне ночами видится: улетаю в Ашкелон с думою о Витебске. В стороне любой Витебск мой со мной».


* * *


В моих стихах все отразилось вроде:

и горести, и радости мои.

Но я живу в земном круговороте,

и ген любви журчит в моей крови.

Он русский, белорусский и еврейский,

он ничего не требует взамен.

И кто сказал, что разделить мне не с кем

мою любовь, мой ненасытный ген?

В июньский зной и при морозе  лютом,

цветет ли сад, шуршит ли снегопад —

его я отдаю земле и людям,

и мне не надо никаких наград.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter