Его боялись даже лучшие асы ГерингаГенерал–майор авиации в отставке Александр Сергеевич Шацкий прошел Великую Отечественную войну с первого до последнего дня. Летал, сбивал вражеские самолеты, не раз по чужой воле приземлялся на землю сам. И выжил. Даже под Сталинградом, когда, казалось, уцелеть в кромешном аду тех кровопролитных сражений было невозможно.
...22 августа 1942 года у Александра Шацкого был день рождения. А ранним утром 23–го его послали на разведку. На подлетах к городу уже шли тяжелые бои. Александр Сергеевич тогда был в должности командира звена 926–го истребительного полка.
— Мы летали «глухими»: самолеты оказались без радиостанций, — вспоминает ветеран. — Нас невозможно было перенацелить, предупредить о противнике... И вот летим на Сталинград. Погода изумительная. Тишина. Как будто и войны нет. Поворачиваю голову и вдруг вижу: с запада — туча пыли. Снизился — а там танки с крестами идут. Много, не сосчитать...
Приземлившись на аэродром, Шацкий доложил об обстановке комполка. Сам пошел завтракать в землянку.
— Только сели с ребятами за стол — стрельба. Выскочили — немцы уже на нашем аэродроме: хотели одним махом смести нас в реку. Мы вышли к переправе, где НКВД, проверяя каждого, пропускал на противоположный берег. Сталинград уже весь горел, все было в дыму. Кромешная тьма. Те летчики, которые вылетели утром на наших самолетах, не вернулись — немцы многих сбили. Остальных, кто выжил, собрали на другом берегу Волги и направили в другие полки. Кстати, с того дня нашего 926–го истребительного авиаполка больше не существовало...
Против советских летчиков Гитлер бросил под Сталинград особую группу Геринга — лучших асов. Многих даже снял с ПВО Берлина. Они прилетели на новейших самолетах.
— Непросто их было одолеть, — вспоминает Александр Сергеевич. — Поймать фрица в прицел можно лишь, если он идет на тебя, атакует. Как только дистанция сокращается, делаешь резкий разворот и идешь ему в лоб. Только в лобовой атаке можно было зацепить противника из пулеметов. И наступал момент, когда нужно попасть хотя бы одной очередью. Поэтому в бою у меня голова крутилась на все 360 градусов. Как будто в шее позвонков не было. Так и другие ребята — выкручивались, как могли. Например, мой комэск Черников сбил правнука Бисмарка, который летел на спецсамолете. Пробил ему охлаждающую систему — двигатель заклинило. Но немец оказался грамотный: выбросил, чтобы облегчить самолет, все, даже планшет и пистолет. Тянул до линии фронта, но сел все же на нашей стороне!
Военная наука, признается ветеран, — это еще полдела. Вторая половина — везение.
— Немцы старались бить нас поодиночке. Поэтому возвращались мы домой парой. Но в тот раз я остался один. Лечу, аэродром рядом, но тут я почувствовал что–то неладное. На хвосте у меня сидел «мессер»! Еще чуток — и подтаранил бы. Но немец заметил, что я оглянулся, горочкой вверх и ушел. Я потом все думал, почему не ударил — вряд ли пожалел. Скорее всего, просто закончились снаряды: не хватило буквально пары секунд, чтобы отрубить мне хвост.
Самому же не раз приходилось видеть с земли, как в небе гибнут товарищи.
— Немец заходит истребителю в хвост и расстреливает в упор. Наш летчик не успевает опомниться. Взрыв — и только двигатель падает на землю, все остальное сгорает в небе... Помню, мы только прилетели и сели на аэродроме под Сталинградом. Горючее закончилось. Над нами проходит тройка «пешек» — Пе–2 возвращались с бомбометания. И тут сзади к ним внезапно подходит пара «мессеров» и расстреливает все три самолета прямо на наших глазах. Одной лишь машине удалось сесть «на живот». Фюзеляж весь в огне, но мы успели вытащить летчика, штурмана и стрелка... Ходили потом к ним в госпиталь. Лежали ребята там обгоревшие, как головешки. Спустя полвека встретил я одного из них в Минске. Иду по проспекту, рядом переходит улицу пожилой человек. Присматриваюсь: вроде знакомое лицо... обгоревшее. Разговорились. Так и было: он один из тех, кого я спас под Сталинградом...
Весть о победе Щацкий встретил на полдороги до Берлина. 9 мая 1945–го салюту в честь окончания войны Александр Сергеевич радовался в румынском городке Плоешти на бывшем немецком аэродроме. И сквозь радость проступали слезы...
