Поэт Язеп Пуща был сослан за письма к собаке

Язеп Пуща

Цi я ў тэатры,

Ў рэстаране п’яным,

Дзе радасць распiваюць

Пад джаз–банд,

Усюды зрок вачэй блакiтных вяне,

I ўсюды бачу я жалобны бант.

Читатель номера журнала «Узвышша» 1927 г. обнаружит там вот такое необычное для эпохи произведение, об одиночестве поэта и нежелании прислуживать, которое называется «Лiсты да сабакi». Есенин вспомнится сразу... Впрочем, сам автор причислял себя к имажинистам. Это впоследствии цензура тщательно вычистит его произведения от «есенинщины». А пока Язеп Пуща, он же Иосиф Плащинский, пишет о том, что наболело:

Стаю вось перад Зiмнiм тут палацам

І ўвесь, не ведаю й чаго, дрыжу.

І сам не ведаю, чаго так плачу...

Хто там? Прыйдзi хутчэй i укрыжуй!

Весьма экзистенциальное произведение, лирический герой которого, уехав на чужбину, изливает душу оставшемуся дома псу Джеку, родилось, когда Пуща перевелся из белорусского университета в Ленинградский. Перевелся не просто так. Как он объяснит в письме от 25 января 1928 г. в ЦК КП(б)Б: «Калi я выйшаў з «Маладняка», дык зараз жа распусьцiлi чуткi, што Пушчу «ўгробiм»; ...па сягоньняшнi дзень у «Маладняку», «Полымi» i ва ўсiх лiтаратурных нашых газэтах праводзiцца гэтае ўгроблiваньне; яно мяне давяло да таго, што я змушан быў пакiнуць Менск i перавесьцiся ў Ленiнградзкi ўнiвэрсытэт, каб сапраўды заняцца сур’ёзна вучэньнем i творчай працай i каб ацьвярозiцца ад чаднага паветра не марксысцкай, а якраз менскай крытыкi».

Вот пример того «угробливания». Академик Змитер Жилунович, он же Тишка Гартный, пишет в рецензии на сборник стихов Пущи: «...яму падабаюцца нялюдзкiя вобразы, словы i разуменьне... Пiсьменьнiку трэба лячыцца, каб не спаралiзаваць сябе. Яму трэба прайсьцi iнфэкцыённую камэру i забавiцца ад шкодных наростаў, атруцiўшых яго думкi i ўзбаламуцiўшых яго настрой».

«Лiсты да сабакi» вызвали целую бурю. Это Адам Бабарека, критик «Узвышша», отмечал высокие художественные достоинства «Лiстоў». А Максим Горецкий беспокоится: «Панская хвароба ў нашай мужыцкай дагэтуль паэзii!» Павлюк Трус пишет пародию:

Хай вецер скавыча, хай вецер галосiць;

Хай сэрца мне точаць крывавыя знакi...

Людзей ненавiджу...

Читайте также

Главный приз фестиваля «Витебский листопад» получила поэтесса из Новополоцка

Шалею ад злосцi —

Таму i пiшу вось лiсты да сабакi.

Алесь Дударь в отзыве издевательски цитирует Гейне:

Сабаку я ў Дрэздэне бачыў; калiсь

Быў добры сабака; цяпер жа

ў нябогi за зубам стаў зуб выпадаць,

Ён мочыцца толькi i брэша.

А бдительные органы тут же выдвигают свою версию. Как вспоминал критик Антон Адамович, в качестве прообраза собаки Джека усматривали не кого иного, как... «генерала белорусского белого движения» Булак–Балаховича. В 1927 году в разговоре с Булак–Балаховичем польская журналистка назвала его тигром. В ответ генерал заявил, что считает себя не тигром, а только преданным хозяину псом. Антон Адамович утверждает, что Язеп Пуща присутствовал при обсуждении в литераторской компании этого случая, что и послужило толчком к созданию образа собаки. Впрочем, большинство литературоведов считают эту версию надуманной. «Паэма, па сутнасцi, — заклiк да чэснасцi i пiльнасцi, накiраванай супраць прадажнiцтва i прыгнёту», — пишет лондонский исследователь белорусской литературы Арнольд Макмиллин.

3 февраля 1930 г. во всех газетах появилось постановление о политических ошибках объединения «Узвышша». Первый пункт был посвящен «Лiстам да сабакi».

Язепа Пущу арестовали 25 июля 1930 года. Начались ужасы следствия. Тюрьма, ссылка... Ему посчастливилось пережить время репрессий и вернуться в Беларусь. На его первый после возвращения и реабилитации сборник никто из критиков не хотел писать рецензию.

Читайте также

Поэтесса Катерина Мизерия: на месте бессмертного подвига чувствую единение с внутренним «я»

Адзет не будзеш ты ў парадны кiцель,

Не будзеш мець заслугi — медаля,

Збягуцца i абступяць цябе гiцлi,

I будзе шмат iх: дзе нi стань, нi глянь.

Жывi, жывi, знаць, дома лепей;

Услухвайся ў таемны шум i шэпт,

Чужыя людзi ходзяць каля склепа.

Пiльнуй! Цябе цалуе твой Язэп.