Начало событиям, как часто случается, положило элементарное пьянство. 8 апреля 1967 года в городском парке культуры обнаружили труп 25-летнего каменщика. Следствие установило: каким-то образом подвыпивший парень оказался на лестничной площадке, где жил заведующий отделом культуры местного исполкома Г.Гапанович, который в тот вечер основательно “разогревался” за столом с родственником. Слово за слово и ссора переросла в драку. Двое против одного, да еще дома... Безжизненное тело строителя нашли в кустах...
Сегодня мы, к сожалению, почти привыкли к убийствам, а тогда это было происшествием чрезвычайным. Нездоровый общественный интерес к трагедии подогревался и тем, что главным виновником ее назывался представитель власти. И чем дольше затягивалось расследование, тем больший резонанс приобретала молва: руководство района хочет дело “замять”, выгородить своего...
Слушание дела началось только в октябре. К деревянному двухэтажному зданию суда потянулись любопытные, в основном пенсионеры да сердобольные женщины. Судья Александр Крискевич, рассматривавший дело, вспоминал:
— Ничто не предвещало трагедии, но интерес к процессу был огромный. Я пошел к первому секретарю райкома партии Зеленкевичу и сказал: зал может вместить всего 65—70 человек, а у входа в суд — целая толпа. Нужно перенести заседание в просторный клуб и тем погасить страсти. Однако в ответ услышал: в деле нет ничего поучительного, идите, работайте и не паникуйте. На следующий день, когда зевак прибавилось еще и возмущение нарастало, я опять обратился к руководителю района: дайте более просторное помещение или хотя бы вынесите на улицу динамики, чтобы организовать трансляцию процесса на площадь. Но в ответ опять категорическое “Нет!”.
Тем временем переполненный зал бурно реагировал на все оправдания обвиняемого, показания свидетелей. На улице люди ловили каждую фразу, произнесенную на процессе, нередко в искаженном виде передавая ее дальше. Пронесся слух, что Гапановича обвиняют только в нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. А это не больше пяти лет тюрьмы, а то и вовсе амнистия — и убийца на свободе. Толпа была уверена в предвзятости суда. Мать жертвы требовала рассмотрения дела областным судом, но ходатайство отклонили — значит, делался вывод, местная власть сговорилась, не хочет огласки.
Во время дачи показаний Гапановичу стало плохо, но толпа восприняла это как хитрый трюк, симуляцию. Когда его жену вызвали для дачи показаний, в суд женщину зеваки не допустили (мол, будет врать, выгораживать убийцу) да еще изрядно потрепали ее. Разнеслась даже сплетня, якобы отец заведующего отделом культуры в войну служил гитлеровцам, а отец каменщика — был в партизанах, и, дескать, добравшись до власти, сынок полицая продолжает войну против семьи патриота (незадолго до этого при загадочных обстоятельствах погиб и брат строителя)... В толпе, как свидетельствовали вездесущие сотрудники КГБ, все громче слышались выкрики: “За кого мы голосовали?”, “Коммунист — убийца!”, “Выдайте нам душегуба!”
Дважды делегация протестующих ходила в райисполком с просьбой: дайте возможность послушать процесс! Но получала лишь один ответ: нет! Инициативная группа собирала подписи под обращением в ЦК КПСС с требованием принципиально, по-партийному разобраться в ситуации и воздать убийце по заслугам — приговорить к высшей мере наказания. Наивные считали: это только местные власти погрязли в коррупции, а вот приедет столичный барин...
Во второй половине третьего дня судебного заседания возле суда бурлила уже полуторатысячная толпа, в которой было и немало выпивших, хулиганов. Срочно было созвано бюро райкома партии. Но спешка, как известно, — не лучшая ситуация для принятия разумных решений. Ставку решили сделать на силу. Вызвали подкрепление из Солигорска, Копыля, попросили три роты солдат, из Минска срочно выехало более десятка оперативников. По тревоге подняли дружинников, правда, многие из них тут же пополнили ряды протестующих. Получив столь мощную поддержку, для вывода обвиняемых из здания суда решили разорвать кольцо демонстрантов опять же силой. Где-то в семь вечера, когда возле суда собралось уже не менее трех тысяч, прозвучал приказ: оттеснить людей, очистить коридор для конвоя. В ответ на это из толпы полетели камни, колья, солдатам в глаза сыпали песок. Прорвать осаду удалось лишь после применения слезоточивых газов.
Но власти и тут перехитрили самих себя. Боясь самосуда над Гапановичем, его переодели в форму лейтенанта милиции С.Татура, облачив соответственно лейтенанта в арестантские одежды. Но не увидев обвиняемого среди конвойных, кто-то из толпы крикнул:
— Гапановича прячут в суде, в подвале!
Наиболее горячие, под-выпившие тут же бросились выбивать двери суда. Толпой овладел инстинкт мести. Рабочий ДСР-9 Н.Гринюк сбегал к стоящей недалеко автомашине, из бака нацедил бутылку бензина. Передал ее семнадцатилетнему пареньку. Тот через окно заскочил в здание. Разлил жидкость. Поджег. Действия Н.Гринюка еще как-то понять можно: им, дважды судимым, руководила злоба на сам суд, где, возможно, находились и дела его корешей. Но что подтолкнуло к вандализму несудимого, благопристойного 29-летнего отца троих детей, рабочего РСУ-4 И.Попова? Он наполнил бензином две бутылки, обмотал ветошью, поджег и бросил их на сухую деревянную стену. Первый этаж здания тут же запылал. Пожарные машины, срочно примчавшиеся к месту события, толпа к горящему зданию не подпустила: в ход опять пошли колья и камни.
А в помещении тем временем разыгралась трагедия. Люди, требовавшие справедливого приговора, начали творить самосуд. “Мстителям” на глаза попался С.Татур в арестантской одежде. Разбираться не стали, вместо арестанта Гапановича его выбросили из окна второго этажа. По дороге в больницу лейтенант милиции скончался. Пламя разгоралось, люди прыгали со второго этажа. Судья Г.Алексеева сделать это по какой-то причине не смогла, сгорела заживо. Разбор страшного происшествия шел в двух направлениях — партийном и уголовном. Документ ЦК КПБ констатировал, что партийные, советские работники, правоохранительные органы района в начале судебного процесса проявили беспечность, самонадеянность, не дали должной политической оценки сложившейся ситуации, за что всем виновным были объявлены выговоры с занесением в учетную карточку и без. Многих из них вскоре освободили от занимаемых должностей.
Более жестоко поплатились те, кто, поддавшись настроению толпы, проявил чрезмерную активность и учинил возле здания суда беспорядки. Судебная коллегия Верховного суда БССР приговорила Н.Гринюка и И.Попова к исключительной мере наказания — расстрелу. Двое получили по 15, пятеро — по 10, один — 9, трое — по 7 лет лишения свободы. Были наказаны и те, кто собирал подписи под петицией в ЦК КПСС, бросал камни, сыпал песок — всего более 70 человек. В общем-то справедливо — самосуд недопустим в любом обществе, при любой власти.
Кстати, после тех страшных событий дело об убийстве рассматривал непредвзятый областной суд. Было установлено, что на лестничную площадку подвыпивший каменщик пришел из больницы, где лечил язву. Да, Г.Гапанович с родственником намяли бока незваному гостю, спустили его с лестницы. Но тот на своих ногах дошел до парка культуры, где и умер от внутреннего кровотечения, спровоцированного ушибами или болезнью. Заведующий отделом культуры был осужден на пять лет лишения свободы. И после отсидки обосновался в другом городе.
