Александр Натрошвили нашел сведения о своем знаменитом предке в «Партизанах Беларуси».А сегодня мы сами пришли к Александру Натрошвили в гости в московскую клинику, где он работает — а скорее, служит — главным хирургом. Александр рассказал, каким дедушкой был его великий дед, какую память он оставил внукам. А еще мы расспросили Натрошвили о том, как ему удается оставаться открытым, как он борется с выгоранием и почему выбрал медицину своей судьбой.
— Александр Гивиевич, дед много рассказывал вам о войне?
— Он не очень любил о ней говорить, и я узнал многое уже потом, когда он писал свои книги, «Штрихи к портретам...» и «Не стреляйте в партизан». Кстати, мы их обе перевели в электронный вид и они доступны бесплатно. И вот когда дед их писал, я рукописи перепечатывал. Партизанскому движению дедушка в них очень много внимания уделил, для него была крайне важна память о том, что тогда происходило... И он все сделал, чтобы эту память увековечить и передать ее и нам, и нашим детям. Последние лет 15 своей жизни он занимался тем, что добивался создания мемориала «Партизанам Полесья» в Пинске. И добился. Я помню, сколько же он писал писем — всем. И бизнесменам московским и белорусским, и правительству, и в Думу, и Александру Лукашенко. И в итоге получилось. Это действительно очень красивый комплекс, мы с семьей там бываем, возили старшую дочку, надеемся скоро привезти и младшую.
— Эдуард Болеславович родился в Беларуси?
Эдуард Нордман (справа) вместе со своим командиром — Героем Советского Союза генералом Василием Коржом.— Каким образом 19‑летний парнишка оказался среди подпольщиков?
— Он был в обкоме комсомола, и их собрали уже через пару дней после начала войны. Он сразу вошел в партизанский отряд, его командиром был легендарный Василий Корж. Первый бой они дали 28 июня 1941‑го — через шесть дней после начала войны. И уже подбили танк. Увидеть в первые дни войны убегающих фашистов — это была совершенно невероятная история, дед вспоминал о ней в книге. Так оно началось — и длилось 1119 дней.
Он взрослел в партизанском движении. Рос, рос — и дорос до освобождения Беларуси... Участвовал в подрыве бронепоезда и девяти эшелонов, командовал группой разведчиков в рейдах. После того как в конце марта 1944‑го партизанская бригада соединилась с советскими регулярными войсками, он был среди 70 человек, кто до конца оставался в тылу врага.
— Фактически всю юность провел в партизанском движении...
— Да, до самого освобождения Беларуси. Это была большая операция, получившая название «Багратион», которая вовлекала и партизанские бригады. К тому времени это уже была, по сути, партизанская армия. Партизаны контролировали большую территорию, куда фашистам ходу не было — ничего не могли они с этим сделать.
— Ваша бабушка, Ольга Александровна, тоже участница войны?
— Да. Она была санинструктором. Родом из Смоленской области, участвовала в боях под Вязьмой. Вот она особенно не любила рассказывать о войне. Всегда об этом молчала. И только повзрослев, я узнал, что она участвовала в сражениях. Узнаешь такое о близких и думаешь: вот же они, герои, а ты их видишь каждый день. Теперь, к сожалению, не видишь уже...
Партизаны бригады имени С. М. Буденного Пинского соединения атакуют немецко‑фашистских захватчиков.— Какой момент с ними вам особенно запомнился из детства?
— Мы жили с родителями в Кисловодске, но летом приезжали в Москву, к бабушке и дедушке. Так что моментов таких очень много — бабушка с дедушкой меня и воспитали. Мы с ним вечерами ходили, гуляли. Он одно расскажет, другое — и как-то потихоньку, через это общение, сформировался тот стержень, за который ты и цепляешься, держишься потом по жизни. Дед всегда оставался патриотом. Для него крушение идей, которым он посвятил жизнь, было тяжелым. Он этого не показывал, всегда оставался деятельным. Дед был коммунист — такой настоящий. Когда Родине — все, людям — все. И ничего для себя. И нам это прививал.
— Как вы пришли в медицину? Оказывается, еще бабушка была медиком....
— На самом деле ко мне это пришло от отца, хирурга. У меня и брат пошел в медицинский, сейчас он — профессор, главный хирург города Кисловодска. А сестра — в фармацевтику. Просто так сильно, как медицина, не интересовало ничто. Когда растешь в медицинской семье — а мама у меня тоже доктор, — ты в этом просто живешь и выбираешь стезю естественным образом.
— Вас знают не только как очень профессионального врача, но и как очень отзывчивого человека. Вы много и терпеливо отвечаете на вопросы в интернете, в соцсетях.
— Я не отношусь к этому как к пиару. В хирургии цена неправильного решения — жизнь. И это — мой способ бороться с мракобесием. А еще в соцсетях много моих студентов — и им заодно рассказываю... Да вот только что написала пациентка из Кишинева. Ее там лечат, собираются оперировать, а возможности задать лечащим врачам все вопросы нет. И я понимаю коллег, занятость очень высокая. Но сам стараюсь быть открытым.
— Скажите, доброта врачу помогает в работе или мешает?
— Философский вопрос... Без доброты врачом работать невозможно. Ну невозможно, и все. Когда нам по 17 лет, мы в эту профессию идем за романтикой — идем помогать. И я не знаю, зачем еще идти в медицину — за миллионами сюда точно не ходят. Но другой вопрос, что есть такая штука, как выгорание. Это просто эпидемия среди докторов. Выгорание — бич помогающих профессий. Его, кстати, сложно сразу за собой заметить — кажется, что ты просто устал, что просто что-то раздражает. Для меня борьба с этим — спорт и отдых. Пусть на несколько дней, но поменять картинку — чтобы потом продолжать помогать людям.
Екатерина Пряхина
pryakhina@rg.ru
