– Нет партитуры более сложной для хореографа, чем партитура «Щелкунчика», – обронил как-то в разговоре Валентин Николаевич. – Хореографы воспринимают его как симфонию, музыканты – как нечто прикладное, как музыку для детей.
Ему было 33 года – возраст Христа, – когда он решился поставить «Щелкунчика» так, как его увидел. А увидел он его во сне.
– После того как сценограф показал мне макет спектакля, в ту же ночь мне приснился весь целиком первый акт, – вспоминал он много лет спустя. – Я проснулся, встал с постели и, к счастью, успел его записать.
Надо сказать, что макет, изготовленный сценографом Евгением Лысиком, действительно производил неизгладимое впечатление.
– Когда Лысик работал в Минске, мы с ним почти не общались, — рассказывает бывший концертмейстер балета Лана Орлова. – Один раз только он позвал меня в огромный зал наверху и показал макет декораций к «Щелкунчику». Два ряда елок, уходящих вглубь по сужающимся линиям, а в конце между этими линиями – новогодняя елка. Мне горло сдавило, и я заплакала.
Заплакала и я на премьере 15 апреля 1982 года, особенно с того мгновенья, когда снежинки начинают петь голосами умерших детей: во времена Чайковского во всех семьях, богатых и бедных, были свои дети-ангелы. И дальше, когда Маша и Принц на небесных конях уносятся в рай, и до самого Машиного пробуждения, когда от разбитой мечты остается только сломанный щелкунчик… и свет, сияющий свет в душе, обещание счастья.
С тех пор прошли годы и годы, но генеральная репетиция новой редакции «Щелкунчика» 11 октября одарила меня тем же счастьем и теми же слезами.
Правда, тридцать лет назад мне казалось, что «Щелкунчик» Елизарьева – это почти авангард. Сейчас я вижу и понимаю, насколько это в традиционной стилистике русского балета… но трудно, очень трудно для исполнителей.
– Как артист рассуждаю – это поставлено очень сложно, виртуозно, и это непросто исполнить, – говорит многомудрый народный артист России Николай Цискаридзе.
– Я думаю, что он никогда не ориентировался на возможности актера, – рассуждает народный артист Беларуси Игорь Артамонов. – Он шел всегда от задумки какой-то, именно драматической – как бы он хотел это видеть, – и эта планка, которая ставится перед актером, всегда выше его возможностей. Это всегда такой стимул и обязанность к тому, чтобы актер развивался. То есть он всегда должен прыгать выше головы.
Выше головы здесь задача и для оркестра, который, надо сказать, звучит превосходно. Уже в третий раз восстановлением музыкальной стороны елизарьевских спектаклей занимается Вячеслав Чернухо-Волич.
– Мы работаем в музыкальном театре, – в очередной раз напомнил Елизарьев, когда в Международный день музыки встречался со зрителями. – Не в простом, а в музыкальном, я подчеркиваю, это очень важно!
Поэтому и дирижер в его спектаклях должен работать в соавторстве с хореографом. Вместе они расшифровывают музыкальную мысль композитора, и если это получается, то на сцене и в оркестровой яме происходит чудо.
13 октября состоится премьера. Конечно же, специалисты будут с лупой выискивать сходства и различия старой редакции и новой, но для зрителей важно другое. Важен возглас четырехлетней девочки, которая вначале никак не могла успокоиться, а потом закричала: «Мама, как они это делают?» – и замолкла, как зачарованная, до конца спектакля, когда с первых рядов и до самой галерки грянул гром аплодисментов. И это верный признак того, что чудо искусства случилось.
Фото предоставлены Большим театром Беларуси
