Мы поздравляем Валентина Николаевича с красивой юбилейной датой и вместе вспоминаем знаковые эпизоды его жизни. Подкрепляют рассказ народного артиста СССР редкие архивные снимки разных лет.
«Кармен-сюита» Ж. Бизе — Р. Щедрина, 1974 г.
— Ехал в Минск сделать одну постановку, а остался на всю жизнь… Совершенно случайно мои личные планы совпали с планами руководства белорусского Большого: здесь уже думали поставить «Кармен-сюиту», правда, в хореографии Альберто Алонсо. Это было невероятное везение: я только защитил дипломную работу, а мне предлагают сделать спектакль на музыку Бизе — Щедрина! Конечно, я согласился. Потому что внутренне был готов принять такой вызов… Тогда же познакомился с Евгением Лысиком, предложившим нестандартное художественное решение — рассказать о судьбе женщины в масштабе целой Вселенной. Лысик был настоящим философом, мыслил большими формами. Разговоры с ним на меня, несомненно, сильно повлияли. Как и беседы с дирижером Ярославом Вощаком. Это был один из немногих дирижеров, которые не просто раскрывали музыку в оркестровой палитре: он жил спектаклем, дышал им и пытался показать его видение через музыку.
Репетиция балета «Спартак» А. Хачатуряна, начало 1980‑х
— Одна из любимых работ. И постановка-долгожитель: премьера состоялась еще в 1980 году. Хотя у всех моих спектаклей очень счастливая судьба. Нет ни одного, который был бы показан два-три раза, а после снят с репертуара. В свое время «Спартак» называли новаторским. Но я делал его не ради новаторства, а ради людей. Сколько артистов сменилось за это время, даже не берусь сосчитать... Володя Комков (на снимке) был очень хорош. А в дуэтах лучшим стал Юрий Троян. Женщины обожали с ним работать. У него были очень чуткие руки и пальцы, поддержки отлично получались. А лучшая Фригия — это, конечно, Людмила Бржозовская. Хотя первые исполнители всегда самые лучшие. На них ты ставишь, в них раскрывается индивидуальность. На снимке в партии Фригии Таня Ершова, прекрасная артистка.
Репетиция спектакля «Болеро» М. Равеля, 1984 г.
— Мне здесь 37 лет. На переднем плане — молоденькая и хорошенькая Таня Шеметовец и Володя Иванов, совершенно гениальный, на мой взгляд, танцовщик. К сожалению, в прошлом месяце его не стало... Главную тему «Болеро» я когда-то определил так: духовное противостояние жестокости и насилию, несгибаемое мужество перед лицом надвигающейся катастрофы. Мы сразу договорились с художником Эрнстом Гейдебрехтом, что будем использовать образ Герники — испанского города, разрушенного немецкими самолетами в 1937‑м, перед самым началом Второй мировой. Сейчас этот балет идет очень редко. А жаль, такая красивая музыка.
В балетном классе с Ниной Ананиашвили, 1986 г.
— Нина тогда приехала с Андрисом Лиепой почти на две недели. Они буквально дневали и ночевали в классе: готовились к Международному балетному конкурсу в Джексоне. Оба — классические исполнители, и им тогда позарез нужна была современная хореография. Майя Плисецкая посоветовала Нине обратиться ко мне: мол, есть один талантливый хореограф в Минске, поезжайте к нему. Они взяли командировку в Большом театре и приехали. А чуть позже получили в Джексоне Гран-при. На следующий год, кстати, меня позвали на конкурс в качестве члена жюри.
Нина не только талантливая артистка, но и очень хороший человек, и большая умница. И сейчас она абсолютно на своем месте: работает худруком Грузинского театра оперы и балета.
Работа над «Весной священной» И. Стравинского, 1986 г.
— Почему я на снимке в веночке? Потому что показываю, как исполнять женскую партию. Справа от меня смеется Таня Шеметовец, за нею Олег Корзенков. Я дважды ставил «Весну священную»: в 1986‑м и в 1997‑м. Очень новаторское для своего времени произведение, в нем воспеваются еще дохристианские обряды. Хотя музыка Стравинского очень трудна для балетных ушей. Когда-то я был на его могиле. Он похоронен в Венеции на острове Святого Михаила. Очень скромная могилка. Стравинский, рядом его жена — и недалеко помпезный памятник Дягилеву, который не создал ни одного балета, но был невероятно удачлив… Такая вот ирония судьбы.
На репетиции балета «Ромео и Джульетта», 2017 г.
— Я ставил этот спектакль в конце 1980‑х, премьера второй авторской редакции состоялась в декабре 2018 года. Его особенность в том, что впервые в этом балете появился образ Вражды. Как раз этот момент репетиции отражен на снимке. Балет «Ромео и Джульетта» стал моей первой постановкой после возвращения в театр. И я почувствовал, что публике спектакль понравился. Вообще, очень чутко отношусь к реакции зрителя. Потому что я профессионал, и говорю об этом сейчас без ложной скромности. Я всегда прогнозирую и планирую наперед. Знаю, что и зачем делаю и каких результатов хочу добиться.
С Михаилом Барышниковым, 2018 г.
— Мы встретились в Вильнюсе, где он представлял творческий проект режиссера Алвиса Херманиса «Барышников/Бродский». Знаем с Мишей друг друга с детства, вместе учились в Ленинградском хореографическом училище. Встретились как родные, словно и не прошло этих 50 лет… В чем феноменальный успех Барышникова? В его целеустремленности, трудолюбии и абсолютной гармонии в теле и голове, что очень редко бывает у артистов. Ну и, конечно, он уникальный танцовщик. Есть много крепких профессиональных артистов, но Боженька редко к кому притрагивается. Миша — тот самый случай. Это человек, отмеченный печатью Бога.
leonovich@sb.by
Фото из архива Большого театра Беларуси.
