Яркий, красочный, вечно молодой, несмотря на свою многовековую историю, Витебск был словно создан для того, чтобы однажды стать столицей авангарда. А помните ли вы, при чем здесь Октябрьская революция?
Празднование первой годовщины Октябрьской революции. На доме — панно Шагала.
Возвращение к себе
Родившийся в традиционной еврейской семье и с детства окруженный запретами и незыблемыми правилами иудаизма, он, как кажется, и не должен был помышлять о творческом пути. «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде под землею», — гласит Тора.
Но Шагал, пробужденный революционным духом 1905 — 1906 годов, стал писать что хотел — часть, целое, плоско, коряво, вверх ногами — и как хотел. Зарождающийся огонь русского авангарда бросал открытый вызов форме, реализму и предметности.
Петербургский учитель Шагала, ослепительный и величественный Леон Бакст, обладавший великолепным европейским образованием, не получил и сотой доли того признания, которое досталось его ученику, неуклюжему витебскому самоучке, вырастившему свой талант из собственных корней.
Незадолго до возвращения в Витебск Шагал был назначен комиссаром по делам искусств Витебска и Витебской губернии. Циркуляр о получении официальной должности ему подписал лично нарком просвещения Луначарский, которого художник знал еще со времен пребывания в Париже: «Когда-то в Париже, перед самой войной, мы с ним встречались. Он тогда писал в газеты. Бывал в «Улье», зашел и ко мне в мастерскую. Очки, бородка, усмешка фавна. Я слышал, что он марксист. Но мои познания в марксизме не шли дальше того, что Маркс был еврей и носил длинную седую бороду».
О своем назначении на должность комиссара Шагал писал: «И вот я снова еду из Петрограда в мой Витебск. Если уж быть министром, то у себя дома».
Теперь художник мог заниматься просветительской деятельностью: организовывать лекции и диспуты, посвященные проблемам искусства, выставки, художественные вернисажи. И самое важное — открывать школы и училища по рисованию.
В родной город Шагал приезжает, надеясь исполнить свою давнюю мечту — открыть в Витебске профессиональное художественное народное училище, в котором могли бы заниматься все, кто стремится познать изобразительное искусство, в независимости от социального происхождения и вероисповедания. В письме к искусствоведу Павлу Эттингеру Шагал сообщал: «Идея об организации Художественного училища пришла ко мне в голову по приезде из-за границы, во время работы над «Витебской серией» этюдов».
Первое, что сделает художник по возвращении в Витебск, — украсит город к празднованию первой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.
Украшенные здания на улице Замковой и Соборной площади, торжественная демонстрация, шествующая с транспарантами, большинство из которых было изготовлено по эскизам самого Марка Шагала и его учеников, предстают перед нами на кадрах сохранившейся в архивах «Мосфильма» кинохроники, автором которой является Дзига Вертов.
Назревшая потребность в искусстве
В августе 1918 года Шагал отправляет в Народный комиссариат просвещения докладную записку о художественном училище. Документ, хранящийся сегодня в архивах Государственного Русского музея, составлен настолько грамотно, что создается полное впечатление, что решение об открытии училища уже не подвергается сомнению. Записка начинается словами: «Народное художественное училище в Витебске для нужд всего Западного края является назревшей потребностью; тем более что наше революционное время обязывает нас вообще с особенной силой взяться за подлинное развитие и воспитание дремавших до сих пор знаний и талантов народа».
Музей ВНХУ.
11 ноября 1918 года в газете «Витебский листок» появится объявление о торжественном открытии художественного училища, которое «даст возможность здесь же на месте направлять по истинному пути начинающего художника из народа».
Поначалу возрастное ограничение при наборе отсутствовало, что создавало некоторые трудности в построении программы обучения.
В доме банкира
Под народное художественное училище Шагалу был выделен особняк, расположенный в центре города, в доме № 10 по улице Бухаринской. Дом был построен за несколько лет до революции известным витебским банкиром и меценатом Израилем Вишняком. В «Памятной книжке Витебской губернии за 1886 год» И. В. Вишняк упомянут как «агент Общества транспортирования кладей «Надежда». Его контора располагалась в Витебске на Смоленской улице, в доме купца Виттенберга.
Это фото Витебска, на котором мы обвели строящийся особняк Вишняка (впоследствии ВНХУ), сделано в 1912 году. Цветное? Не может быть! На самом деле, может. Проект Сергея Прокудина-Горского запечатлеть в цвете территории Российской империи получил поддержку Николая II. Фотограф делал три последовательных снимка с помощью синего, зеленого и красного светофильтров, а затем накладывал их друг на друга, получая тем самым цветное изображение.
В Государственном архиве Витебской области сохранились несколько документов, датированных 1920‑ми годами и содержащих информацию о доме и о том, что находилось на земельном участке, принадлежащем Витебскому народному художественному училищу. Так, «Опись домовладения по Бухаринской, 10, быв. И. В. Вишняка» гласит: «Лицевой двухэтажный с полуподвальным помещением, каменный. Ход парадный с боковыми колоннами и зонтом. Печь при входе голландская изразцовая». Рядом с домом — сарай, каретник, два хлева, курятник, изгородь. В глубине сада находился «надворный каменный одноэтажный сарай», с правой стороны размещались большой огород и сад. Сад был внесен в «Список садов, находящихся в ведении Губкоммунотдела» за 1923 год, и о нем сообщалось: «Количество земли — 400 кв. саженей, количество деревьев — 40».
Картина Шагала «Синий дом». Вид Витебска.
Уже в ноябре 1918 года в здании школы работали две группы: старшая (живопись с живой натуры) и младшая (натюрморт). На дверях только что открытого учебного заведения красовалось объявление: «Запись желающих поступить в школу ежедневно от 11 — 3 ч. в помещении школы. Обучение бесплатное».
С первых дней существования училища Марк Шагал настаивает на приглашении в художественную школу преподавателей разных направлений в искусстве — от традиционно-реалистического до радикально-новаторских. По сути, Витебское народное художественное училище стало воплощением идеи молодой советской власти о том, что искусство принадлежит народу. Ставя цели для только что созданного учебного заведения, Шагал руководствовался прежде всего просветительскими задачами. В статье «О Витебском Народном художественном училище» Шагал писал: «Мечты о том, чтобы дети городской бедноты, где-то по домам любовно пачкавшие бумагу, приобщались к искусству, — воплощаются… Мы можем себе позволить роскошь «играть с огнем», и в наших стенах представлены и функционируют мастерские всех направлений — от левого до «правых» включительно».
К сентябрю 1919 года педагогический коллектив почти полностью сложился. Преподавать в училище стали Юдель Пэн, Давид Якерсон, Эль Лисицкий, из Петрограда, где обучала рисунку, приехала Нина Коган. Вера Ермолаева руководила живописными мастерскими, Александр Ромм читал лекции. В мастерской прикладного искусства работали вышивальщица и столяр. Студентов уже насчитывалось более 120 человек.
Марк Шагал с преподавателями в ВНХУ.
Под прессом времени
Между тем Шагал, принявший на себя роль администратора, тяготился тем, что не может полностью посвятить жизнь творчеству. «Жена плакала, видя, что я совсем забросил живопись. «Все кончится провалом и обидой», — предупреждала она. Так и вышло. К сожалению, жена всегда права. И когда я научусь ее слушаться?» — описывал художник ощущения тех лет в автобиографии «Моя жизнь».
Особо значимые события в истории нередко происходят за очень короткий промежуток времени. Витебское народное художественное училище таким, как его задумал Шагал, просуществовало чуть более трех с половиной лет. Однако этого времени оказалось достаточно, чтобы навсегда вписать имя Витебска в историю мировой художественной культуры и говорить сегодня о феномене Витебской художественной школы.
Марк Шагал с учениками.
Уехав в 1920 году из Витебска навсегда, Шагал, первоначально несясь в искусстве со скоростью литерного поезда, в какой-то момент стал нарочито уклоняться от времени. Загадочным образом парижская живопись художника оставалась по-прежнему витебской. Развиваясь по тем же внутренним законам, она оказалась удивительно созвучна живописи русских авангардистов 1920‑х годов. Не случайно под конец жизни Шагал становится таким же затворником в искусстве, какими когда-то стали его прежние коллеги-преподаватели по Витебскому народному художественному училищу. Хотя, казалось бы, художник творил в совершенно иной обстановке. Выбрав себе однажды тот же путь, Шагал до конца шел им: ведь свет однозначно требует тишины.