Почему важно помнить события Октябрьской революции такими, какими они были

Подъем без переворота

Хмурый, суровый, громыхающий. Именно таким сегодня представляется 1917 год. Марширующие отряды военных, грозные речи ораторов, отрывистые очереди телетайпных сообщений. Что же тогда нарушило привычное течение жизни?

pastvu.com

План, который сработал

Парадоксально, но некоторые до сих пор продолжают верить в упоительность вечеров на закате царской эпохи, хруст французской булки и расстегаи со стерлядью в лачугах работяг. Но этот антураж сытой жизни имеет отношение к реальности не больше, чем сказка о Коньке-горбунке к быту сельчан где-нибудь под Вильно.

К 1917 году некогда могучая страна пришла глубокой развалиной. И дело не только в Первой мировой войне. Воевали многие империи, а ревсобытия произошли далеко не у всех. Ленин о причинах потрясений сказал емко: верхи не могли, а низы не хотели. Но это не все…

Революция — это попытка радикальными методами спасти погибающую державу. Сперва в марте за дело взялись господа из Временного правительства. Однако что-то пошло не так. И «пациент» к осени, по сути, приблизился к гибели. Нужны были более решительные действия. Аксиома: при реанимации с помощью дефибриллятора силу тока с каждым разом добавляют. И большевики предложили более жесткий план: войну остановить, фабрики — рабочим, землю — крестьянам. То есть безжалостный слом старого мира. И это сработало. Цена? По большому счету речь тогда о ней не шла. Речь шла о существовании страны. И ее удалось сохранить практически в старых границах, а затем и сделать одним из глобальных полюсов влияния. Но уже с другой сердцевиной: не монархизм, а коммунистическое учение.

Лимит исчерпан

Президент Беларуси неоднократно подчеркивал, что лимит революций в нашей стране исчерпан. Под этим нужно понимать, что любое общественное явление имеет свою структуру. Если социум выбирает насильственный путь «до основанья, а затем», то глупо ожидать интеллигентной дискуссии за кафедрой. Revolutio  — слово латинское. «Ре» переводится в данном случае как «пере» (обратное, повторное действие), «волюция» — «вращение». Здесь всегда присутствует возвратность движения — от стабильности к разрухе и несчастьям. Когда волны цунами откатываются, приходится долго и мучительно сперва прибирать территорию, а потом отстраивать все заново.

Париж и Лондон в ходе Первой мировой войны не наступили на ревграбли. Это и есть коллективная историческая память. Прививка от беспощадных бунтов. Великая Французская революция хоть и ознаменовала перемены, но обошлась нации очень дорого. И это забыть невозможно. А навел порядок Наполеон, который провозгласил себя в итоге императором. И Кромвель, оказавшийся на вершине мятежной Англии, стал лордом-протектором (просто посчитал, что не с руки короноваться). Хотя и короля потом посадили на трон. В историческом пантеоне и такие личности, как Ленин, а после него — Сталин. Вернуть слетевший под откос локомотив государственности на рельсы стабильности — задача страшно тяжелая. Причем и страшная, и тяжелая одновременно. И здесь без исключений.

Увядшие цветы

Сейчас Запад пытается устанавливать контроль над зоной своих интересов через искусственно вызываемый хаос. Подается он как управляемый. Но если с погружением общества в смуту проблем порой не возникает, то с управлением — обычно катастрофа. 0. Генри подобные события в «Королях и капусте» описал так: «В стране всегда существовала революционная партия, и Гудвин всегда готов был служить ей, ибо после всякой революции ее приверженцы получали большую награду».

Нынешний век отмечен на постсоветском пространстве чередой революций, названных политтехнологами «цветными»: «розовая» в Грузии-2003, «оранжевая» в Украине-2004, «тюльпановая» в Кыргызстане-2006. А потом опятьКыргызстан, Украина… В Африке и Азии десятилетие назад восстания поэтично нарекли «арабской весной». Тунис, Йемен, Ливия… Кто из этих стран вошел потом в лето?

Раскаченную лодку государственности трудно вернуть в состояние, при котором она сможет плыть дальше. В Российской империи — несколько смен власти за год, а потом гражданская война, во Франции — множество кровавых переворотов, растянувшихся почти на век. Да и Англия долго кувыркалась.

«Марсельеза» на все времена

Прошлое надо беречь, а не сносить с постаментов. Сдувать с него пыль, лакировать до ослепительного блеска и демонстрировать как бесценную реликвию. Там кладезь мудрости. А некоторые страны из бывшего соцлагеря поспешили либо вообще вымарать память о 7 ноября, либо завуалировать те события. К чему эта игра в прятки? Франция до сих пор 14 июля празднует День взятия Бастилии. И делает это на национальном уровне помпезно и с шиком. И даже «Марсельеза» у них по-прежнему государственный гимн. А в Лондоне, на Парламентской площади, у входа в Палату общин, по сей день стоит памятник Оливеру Кромвелю.

Красный Октябрь по своей глобальной значимости не уступает тому, что было в Англии или Франции. А пожалуй, и превосходит. Ноябрь 1917-го надо помнить таким, каким он был. С плюсами и минусами. Изучать, размышлять, сравнивать. Ведь первое социалистическое государство открыло новую эпоху в госстроительстве. На Западе одно время большой популярностью пользовалась теория конвергенции: сближения социализма и капитализма. Во многих странах на конституционном уровне власти закрепили право на работу, пенсию. Появились бесплатные медицина, образование. И это хорошо. Но лучше, чтобы все «волюции» начинались на «э» и обозначали естественность движения — постепенное восхождение, а не переворот с последующим возможным, но далеко не обязательным подъемом.

lv@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter