«СБ» продолжает публикацию отрывков из прекрасной рукописи книги Владислава Мисевича «Песняры». Так было...». Участник легендарного ВИА, получивший в коллективе прозвище Змей, делится воспоминаниями: когда веселыми, когда трогательными. На страницах его мемуаров как живой предстает Владимир Мулявин, а все музыканты ансамбля еще молоды, бесшабашны и энергичны.
Точка отсчета
Ну и еще немного размышлений о «началах» — без малейших претензий на лавры музыковедов. Чем больше теперь, на приличном временном расстоянии, переслушиваю наши первые записи, нет–нет а задамся вопросом: а что принимать за точку отсчета в случае «Песняров»? Скажем, в Индии сверхзадача исполнителя традиционной музыки — воспроизвести ее так, как она звучала четыре тысячи лет назад. Когда Василий Андреев создавал народный оркестр, по набору инструментов он опирался на источники XIX века. «Народный танец» — это постановка конкретного хореографа. Ну а «Песняры» в 1970–х могли услышать от бабушек, как пели в белорусских деревнях с полвека назад. А как там звучало в XIX веке или раньше? Сколько тут традиционного, а сколько — от исполнителя? Вот когда бы и познакомиться с довоенными записями Геннадия Цитовича или Рыгора Ширмы! Но статус этих колоссальных персон, их скепсис в отношении ансамбля и наш особый вид гордости, которая бывает только в молодости, не давали песнярам самим пойти на сближение с ними. В принципе, каждое новое поколение относится к предыдущему примерно так, как относились молодые «Песняры» к седым фольклористам. Уже с возрастом стало приходить осознание дел этих грандов. Ведь как обогатили они белорусскую культуру, когда «отжали» лучшие песни у польской власти во времена Западной Белоруссии! А еще помню, как Мулявин подозвал меня послушать, как поет женская группа хора Цитовича. С открытыми ртами стояли: потрясающее мастерство, безупречно!
После стопки самогона и на камеру
«Песняры» несколько раз слушали народные песни в белорусской глубинке. Правда, в Заславле, Мстиславле или Несвиже это было в рамках фотосъемок для московской и минской прессы, которые делал в основном Юра Иванов. Мы приехали, спели с местным ансамблем — и назад в Минск. Настоящие фольклорные экспедиции организовывал ансамблю Игорь Лученок. В первую полесскую вылазку с ним отправились Володя Мулявин и Толя Кашепаров. А летом 1975–го, вторым заходом, с Игорем выбрался один Мулявин. Володя уже задумал первую «крупную форму» — «Песню пра долю» — и, видимо, хотел подзарядиться от истоков перед этой работой. Да и дело было летом: у всех отпуск, а он, как известно, отдыхать не умел. Но вместо песняров на хвост ребятам тут же сели киношники. Режиссер Дмитрий Михлеев давно охотился за натуральными кадрами для своего фильма «В земле наши корни». Но найти пару дней «Песнярам» постоянно мешали плотные гастроли. Вот Володя и «сдался» за всех (хотя потом и остальные песняры прокатились по деревням, но поближе к Минску).
В полесских селах артисты «из телевизора» дожидались, когда женщины отработают в поле (мужчины часто отказывались сниматься), приоденутся, а на месте выпьют по стопке самогона. Тогда и начинались песни, разговоры... На первой же после отпуска репетиции мы послушали несколько бобин с записями. И музыкальные открытия поджидали на каждом шагу: какие у бабушек гармонии нетипичные, какой своеобразный мелодизм! Мурашки бежали от их пения, от манеры, от чистоты интонаций — так по–настоящему все звучало! Ни у профессионалов, ни в самодеятельности я такого больше никогда не слышал. Никогда! Это не вырванное из естественной среды и механически перенесенное в рамки поп–музыки тирольское пение, скажем. Здесь живая, ощутимая, переданная через поколения песня. А слова? Ни один поэт не сложит их так легко и естественно, хотя словарный запас его может быть огромным! Просто он этой жизнью не дышит. Другое дело, что и спустя почти полвека народная песня в Беларуси кое–где еще сохранилась в том самом виде. Вроде урбанизация наступает, деревни вымирают, а народные коллективы дают новую жизнь древним обрядам, и, кроме стариков, в них участвуют дети. Может, так и возобновится преемственность, несмотря на пробелы в несколько советизированных поколений?
«Гусляр» без Гусляра
Бывали курьезные истории со стаканом. Мулявин в хорах «Гусляра» не участвовал: выходил на свою арию и уходил за кулисы. Оттуда он еще в коде пел для укрепления финального аккорда. А однажды перед очередным минским «гуслярским» концертом Володя пересекся за кулисами с Виктором Вуячичем. Ну сидят они, говорят о чем–то, а мы — на сцену. Мулявин появляется из тени закулисья по расписанию. Князь, его оппонент, уже у микрофона вовсю угрожает, ядом брызжет. Отхожу, а Володя бьет по струнам. «Б–бац!» — не тот аккорд! Напряженно ищет нужный, еще пару раз промахивается, находит и... вступает «мимо кассы». По остекленевшим его глазам понимаю: встреча с Вуячичем зря не прошла, а в теплой каморке Вову и развезло. Что делать? Вскакиваю, ору что есть мочи, связки — на грани, а все от страха: это ведь какой огромный кусок еще петь предстоит! В общем, выношу приговор и хороню Гусляра досрочно — выгоняю опешившего Володю со сцены! (Причем сценарий–то я, выходит, и не нарушил!) Он на меня смотрел затуманенным взором, понял, что не дают петь, и побрел за кулисы. Короче, второе отделение в тот день прошло без Мулявина, а публика отнеслась с пониманием: приболел артист, бывает....
Вносили коррективы
С кадрами складывалось по–разному, как и в любом творческом коллективе. До московского конкурса очередь желающих к нам не выстраивалась. Несколько сильных музыкантов как раз могли бы оказаться очень полезными для уровня коллектива, но приходили пацаны, которые изображали три ноты. Зато после победы интересовались вакансиями часто. Даже из Новосибирска приезжали прослушиваться в Минск! Но у Мулявина уже сложилось мнение, которого он долго держался неизменно: коль брать музыканта, то он должен внести в инструментальную часть или в вокал новизну. Потому и делал кадровые решения поступательно и придирчиво — перед ним ведь никто не ставил задачу закрыть ставки любой ценой в кратчайшие сроки. Бывало, Володя мог быть в ком–то очень заинтересован как в музыканте, но почему–то так и не принимал человека в коллектив. Скажем, на место пианиста претендовал какое–то время Юрий Гильдюк, сегодняшний худрук Белгосфилармонии. В искусстве не последний человек, выпускник Московской консерватории, талантливый, но не сложилось. Так что приход двух вокалистов Лени Борткевича и Толи Кашепарова, а затем блестящего пианиста Толи Гилевича, мультиинструменталиста Вовы Николаева и скрипача Чесика Поплавского — все это корректировки пути «Песняров» и обдуманные решения Мулявина. И, кстати, после их появления в ансамбле на какой–то период наступил кадровый штиль. Значит, Володя сделал точный выбор.
Чем дальше мы уходили от зенита первой славы, тем новички все чаще оказывались просто не готовы к работе в песняровском ритме. Тут хватало вариаций: один попал «в тему» случайно, другому лишь бы кирнуть, а кого–то не интересовала фольклорная основа, хотелось играть только свое, причем со своим «фейсом» на первом плане. И пусть все это касалось нескольких товарищей за все годы, но не воевать же за каждый такт? Такое шло вразрез с интересами ансамбля. Да и холодные глаза не спрячешь, когда работа кипит. О таких персонажах, на мой взгляд, и говорить нужно по принципу — «были — не были» в ансамбле, а можно и не вспоминать. Но иной из них свою роль так преподаст, что только диву даешься: такой, мол, я талантище, а этот Мулявин непрозорливым оказался... Точно Змей поганый ему «нашипел» что–то против!
«Чтобы на репетициях я его не видел!»
Сейчас думаю: вроде мне тогда за сорок стукнуло, а все казалось, что незаменимых по–прежнему нет. Может, потому что Володя Мулявин в конце концов всегда находил отличных музыкантов, пусть и не с первой попытки. К тому же в «Песняры» часто принимали с прицелом: ну а вдруг что–то интересное из очередного «рекрута» получится. Хотя порой клевый в общении пацан недотягивал как музыкант (но такое, наверное, могло прокатить разве что вначале, когда к нам никто не шел). Или наоборот: не всегда даже хороший музыкант комфортен в работе да еще, как говорится, в одну сторону с коллективом смотрит. Случай из «змеиной» практики: во второй половине 1980–х с одним новичком дошло до крайней стадии — Мулявина трясло от ярости. «Возьми у него заявление, и чтобы на репетициях я его больше не видел!» — кипел он. Так и «выжали» одного из клавишников. Ошибся Володя или нет, а этот парень вырос в музыканта, вполне успешного композитора.
(Продолжение следует.)
