Несколько условно, но спусковым крючком для мирового финансового кризиса считается банкротство Lehman Brothers. Этот ипотечный банк, несомненно, был одним из крупнейших в мире, ворочал миллиардами долларов. Однако даже крах такого гиганта по большому счету не являлся какой-то фундаментальной проблемой. В американской финансовой системе вращаются триллионы долларов. И убыток в несколько миллиардов или даже десятков миллиардов — неприятность, но не более того. Громкие падения крупных корпораций случались и ранее. Но они не становились катастрофическими. Почему же произошел всеобщий обвал из-за Lehman Brothers? Дело-то было не в том, что крупный банк обанкротился, а в том, что он пошел ко дну, имея на руках весь набор положительных заключений от аудиторов и рейтинговых агентств: банк находится в прекрасной финансовой форме. И это спровоцировало кризис доверия.
Именно недоверие к финансовой системе стало катализатором дальнейших драматичных последствий. Настолько мощных и глубоких, что их отголоски проявляются до сих пор. Полноценное доверие к глобальным финансово-экономическим институтам так и не было восстановлено. Впрочем, как и к национальным. Да, американские регуляторы провели ревизию контрольных инструментов, усовершенствовали методологии оценки устойчивости компаний. Но безусловное доверие так и не вернулось. Может показаться, что это чисто психологическая категория. Но она обладает очень значительным, фундаментальным влиянием на экономику. И наличие или отсутствие убеждения в добросовестности партнеров и их институтов способны как повысить эффективность системы на десятки процентных пунктов, так настолько же и снизить ее. Факт, который глубоко исследован, обоснован и доказан. Кстати, западными же институциональными экономистами.
Пожалуй, одним из достижений глобализма являлось перманентно повышающееся доверие между участниками мирового рынка. Оно подверглось жестокому разрушению во время финансово-экономического кризиса, после которого окончательно так и не смогло восстановиться. А эпидемия ковида разрушила его почти до основания. Вдруг оказалось, что мир не является никаким глобальным. И хотя экономика всех без исключения регионов взаимозависима, это не мешает каждой стране проводить свою политику. Причем в значительном количестве случаев без оглядки на партнеров и их интересы. Вирус отступил, но каждый продолжал и по большому счету продолжает играть по своим правилам. А государства, которые являлись вроде бы гарантом глобальной стабильности, первыми показали пример. Когда в 1970-х мир перешел на Ямайскую валютную систему, а национальные денежные единицы окончательно превратились в товар, цена которого определяется исключительно спросом и предложением, без всяких жестких привязок к чему бы то ни было, то предполагалось, что страны — эмитенты ключевых резервных валют — будут вести себя ответственно в части сохранения покупательской способности своих денежных единиц. Мягко говоря, чрезмерно мягкая финансовая политика на фоне разрастающейся инфляции в период пандемии окончательно погребла доверие в мировой экономике. Обострение политической ситуации только добавило дополнительной остроты, как и санкции.
В результате сегодня все контрагенты в большинстве своем относятся друг к другу с предубеждениями. Комплаенсы, все более длительные и подробные, становятся символом нашего времени. Контрагентов из других стран изучают со всех сторон и по множеству параметров. И система все больше усложняется. Мировая торговля вроде бы не просела. Но она потеряла свою прозрачность. А это влечет за собой повышенные транзакционные издержки. К сожалению, этот фактор становится ключевым в развитии и мировой, и национальных экономик. Проблема-то не только в переформатировании глобального мира. Сложность, на мой взгляд, заключается в том, что даже контуры неких правил игры не просматриваются. Существует несколько рамок, существенно отличающихся в зависимости от региона. Очевидно, что они разнятся, ибо понятие о справедливости в глобальном разрезе субъективно в США, Китае, Европе или Беларуси. Но эти различия до конца не оформлены и остаются размытыми.
И даже конечная суть санкций и экономического противостояния до конца неочевидна и непонятна. В каждой столице озвучивают свое видение проблем. Но далеко не всегда оно выглядит искренним. С одной стороны, Вашингтон стремится к ослаблению Китая. И эту идею совершенно в открытую транслирует. Но с другой — чувствуется значительная доля лукавства.
Штаты опасаются роста Китая, но еще больше, пожалуй, боятся краха этой азиатской экономики, которая под своими обломками может похоронить всю мировую. Так в чем тогда истинный смысл экономического противостояния? И какие его цели? Широкой публике ответы на эти вопросы не известны. Как и многие другие опции, которые случаются и происходят. Это порождает множество подозрений и опасений.В итоге кризис доверия разрастается. И это серьезный вызов. Его можно не замечать. Но он уже значительно влияет на экономические процессы.
volchkov@sb.by