Откровенное интервью с актрисой театра и кино Натальей Хорохориной

«Возвращалась я домой, как правило, поздно, практически ночью. Шла одна в темноте от автобусной остановки до дома, а дорога — через поле. Вот тогда и выплакивала, выкрикивала все, что накопилось внутри, гнала из себя свое отчаяние…» — вспоминает актриса.


— Наташа, каждому из нас жизнь постоянно предлагает некий выбор. Зачастую, сделав его, мы потом сожалеем: ошиблись, упустили шанс… Вам когда довелось впервые делать серьезный выбор?

— Когда сразу после школы стала работать в Ленинской библиотеке и первый раз влюбилась. Чудесный юноша, учился в МГУ. Мы встречались, гуляли, в кино вместе ходили. И вот как-то смотрим фильм, так хорошо нам вдвоем! Вдруг ловлю себя на мысли: «Если отдамся во власть эмоций, точно не поступлю в театральный институт и, значит, не стану актрисой». Я настолько этого испугалась, что отношения наши прекратила… Ну а если говорить о выборе жизненного пути глобально, то я определилась еще в детстве. Дело в том, что вокруг нас многие пьянствовали — и взрослые, и поселковые мальчишки, друзья моего старшего брата. В итоге спились люди. А мы со старшим братом Анатолием (он сейчас заслуженный тренер по легкой атлетике) каким-то образом вывернулись. Наверное, потому что наши родители не были пьющими. Оба они совсем простые люди, без образования, зато порядочные и работящие. Жили мы в подмосковном совхозе неподалеку от Внукова. При­ехали туда родители из Тамбовской губернии, из деревни. Папа (к несчастью, его недавно не стало) работал водителем грузовика, мама вкалывала в полевой бригаде — очень тяжелый и низкооплачиваемый труд.

Я с самого начала своей школьной жизни выступала везде, где только можно, читала стихи, и учительница литературы посоветовала мне записаться в студию художественного слова при московском Дворце пионеров на Ленинских горах, где я и стала заниматься. Но о том, чтобы быть артисткой, и не помышляла. А на выпускном вечере мама одного из учеников неожиданно сказала: «Ну ты, Наташ, понятно, куда пойдешь — в театральный». Я и пошла. Но поступить получилось лишь со второго раза.

— Пришлась ли вам по душе разгульная атмосфера театрального вуза, с бесконечными выпивками, беспорядочными романами?

— Что вы, в Щепкинском училище было не так. Тем более что училась я на курсе Виктора Ивановича Коршунова, на тот момент ведущего артиста и секретаря парторганизации Малого театра, — человека весьма серьезного. В первый же день учебы он собрал нас, первокурсников, и объявил: «В ближайшие четыре года — никаких любовей! А также насчет выпивок и курения: если увижу — выгоню». То есть грузанул по полной. И после 1-го курса действительно многие студенты были отчислены. Когда в институт пришла официальная бумага на имя ректора с Киностудии имени Горького о том, что меня утвердили на роль в фильме, с просьбой отпустить на съемки в период летних каникул, Коршунов отреагировал так: «Хорохорина, придется выбирать: либо ты учишься, либо снимаешься в кино». Как же я была расстроена! Но… пришлось сделать выбор — в пользу учебы. А про кино на время забыть, хотя на пробы звали постоянно. То же самое происходило и с личной жизнью: мы все тряслись от страха быть исключенными, поэтому никаких серьезных отношений ни у кого не было. Но на 4-м курсе природа все-таки взяла свое. Начались повальные романы, и в итоге все переженились.

У меня возникли романтические отношения с нашим же студентом. Виктор Корешков (к сожалению, его уже нет в живых) был старше меня на два года, но учился на курс младше. Свадьбу организовали как положено: ЗАГС, белое платье, фата, ресторан, много гостей… Мама меня напутствовала: «Запомни: замуж выходят один раз!» А у меня и тени сомнения не было на этот счет, мы же так сильно любили друг друга! Жить стали у моих родителей. Брат к тому времени давно переехал, и в нашей трехкомнатной квартире было посвободнее, чем у Вити.

Когда пришла пора мне устраиваться на работу, мы вместе пришли в Театр имени Маяковского. Гончаров прогонял дипломный спектакль со своими студентами — «Леди Макбет Мценского уезда», а нам велел посидеть на репетициях. Мы смотрели — с расчетом на то, что нас обоих возьмут в труппу. Корешков, естественно, мог быть зачислен только на следующий год, а мне вскоре было предложено принести документы, планировали даже вводить в спектакль. Андрей Александ­рович, рассердившись на артистку, играющую главную героиню, вдруг сказал мне: «Репетируйте!» — и велел студентам с выпускного режиссерского курса подготовить со мной большую сложную сцену. Но… Как же он кричал! Не только на нее, вообще на всех артистов. Помню, от ужаса я тогда вся сжалась. А на сцене стоит Наташа Гундарева, и я вижу, что в нее… не попадает! Смотрю на других — то же самое. Внутренне ставлю себя на их место и четко осознаю: в меня-то все будет попадать, я точно не сумею пропускать такое мимо ушей, просто с ума сойду. И пришла к выводу, что не готова работать в таких условиях, не защищена еще, не затвердела внутри.

В это же время Виктор Иванович Коршунов предложил мне остаться в училище — пробовать свои педагогические способности, и я стала преподавать сценическую речь. А вскоре его супруга, создатель и художественный руководитель театра «Сфера» Екатерина Еланская, пригласила меня к себе. Бывая на всех наших экзаменах по актерскому мастерству, Екатерина Ильинична знала меня, что называется, досконально. У нее в театре я почувствовала себя совершенно счастливой: рамки моего амплуа были расширены до невероятности, я играла абсолютно все, без всяких ограничений. Одновременно начала активно сниматься в кино.


— Самый знаковый среди фильмов с вашим участием — «Пираты XX века». А ведь там та-а-акие мужчины: Еременко, Нигматулин… Не дрогнуло сердце юной артистки?

— Честно скажу: все без исключения молодые люди, участвовавшие в съемках, за мной приударяли, прямо-таки штурмовали. Но разве я, замужняя женщина, три года в официальном браке, могла принять их ухаживания?! (Задумчиво.) И вот ведь парадокс: разрыв с мужем произошел именно во время съемок этой картины. Корешков мой в то время уже работал в Театре имени Маяковского, и труппа отправилась на гастроли в Ленинград. Я скучала по нему ужасно и поэтому, повторяю, как бы ребята-коллеги ко мне ни клеились, не способна была ответить им даже легким флиртом, не говоря уж о чем-то большем. Однажды, уснув в своем гостиничном номере, я увидела странный сон. Опущу интимные подробности, скажу одно: очень сильно он меня растревожил. Рано утром побежала на переговорный пункт звонить мужу — мобильных-то телефонов тогда не было. Снял трубку артист, с которым Корешкова поселили. Говорю: «Боря, позови Виктора». Тот начал что-то невнятно объяснять: «Понимаешь, он вышел, не знаю толком куда…» (Со вздохом.) Увы, сон оказался вещим. Впоследствии выяснилось, что именно в ту ночь мой любимый супруг мне изменил. С Наташей Гундаревой.

Никогда не забуду своего возвращения из Ялты в перерыве между съемками. В день приезда Виктора жду его. Знаю, что ленинградский поезд прибывает в девять часов, значит, дома муж должен быть где-то около десяти. Но его нет. И час спустя нет, два, три… Наконец появляется. Без вещей. И ­прямо с порога объявляет: «Нам надо пожить отдельно. Я решил перебрать­ся к своим родителям». Неожиданное предательство — это ведь как нож в спину, так больно было.

— Известно, что Виктор Корешков стал законным мужем Натальи Георгиевны…

— Да. Накануне свадьбы мы с ним, юные и чистые, дали друг другу слово: если один из нас изменит, сразу разойдемся. Никаких компромиссов! Сейчас, рассуждая с позиции взрослого человека, думаю: наверное, все-таки надо было каким-то образом договориться — может, и одолели бы вместе эту ситуацию, но в то время такое исключалось. Мы были слишком молоды, абсолютные максималисты. Данное обещание — закон, деваться некуда. Раз переспал, изменил — все, конец отношениям! Вариант один: нам надо сразу разводиться, а ему — немедленно жениться.

— Совсем не пытались удержать мужа?

— Нет, что вы! Повторяю, мы были идеалистами. Так себя запрограммировали, что дороги назад не было. Да и гордость не позволяла: раз меня бросают, уговаривать невозможно. Но переживала невероятно. Вспоминала, как когда-то, планируя сделать со мной спектакль, Виктор говорил мне: «Ты станешь звездой, а я буду греться в лучах твоей славы». (Усмехнувшись.) А тут и выращивать не нужно было — звезда оказалась рядом готовая. Увы, этими отношениями он подпортил себе репутацию. Ребята из театра мне потом рассказывали, что Корешкова все и воспринимали как мальчика при знаменитой жене. И вообще, знаю, несладко у него сложилась та жизнь. Наташа невольно, что называется, отомстила за меня, и в итоге он попал точно в такую же ситуацию, как я. Короче, получил сполна. Ну что ж, сам выбрал такую жизнь. ­И, по большому счету, сломал ее.


— Когда после перерыва вы вернулись на съемки «Пиратов…», коллеги как-то отреагировали на изменения в вашей жизни?

— Никто на съемочной площадке не знал о том, что со мной происходило. Мальчики наши по-прежнему продолжали ко мне клеиться, на балкон залезали, предложения заманчивые делали. А я и кокетничать-то не могла. Из последних сил держалась, чтобы справиться со своей болью, не сорваться. Правда, сильно страдала, прямо вспоминать не хочется… Похудела ужасно. Кстати, если посмотреть внимательнее, в картине изменившаяся внешность заметна: в одних сценах я толстенькая, пухленькая, а в других — совсем худющая.

— Как же вытягивали себя из стресса?

— Трудно, что и говорить. Я понимала: помочь мне никто не сможет, и закрылась от всех. С родителями на эту тему разговаривать не могла, с коллегами тоже. Навсегда запомнила установку, заданную Коршуновым в училище: «Все домашние дела и переживания должны быть оставлены за порогом театра». Позволяла я себе выпустить пар лишь по дороге домой. Возвращалась из Москвы, как правило, поздно, практически ночью. Шла одна в темноте от автобусной остановки до родительского дома, а дорога — через поле. Вот тогда и выплакивала, выкрикивала все, что накопилось внутри, гнала из себя свое отчаяние.

— Долго оставались в одиночестве?

— Годы… При том что вокруг меня все время кто-то хороводился, никого к себе близко не подпускала, отстраняла всех ухажеров. Ждала любви. Хотелось любить и быть любимой, а не растрачиваться на всякую ерунду. И ребенка рожать, что называется, для себя не желала. Всегда знала: он будет только тогда, когда появится любимый человек. Поэтому и родила поздно. Но зато когда была захвачена той самой долгожданной любовью-морковью.

— Где же встретили ее?

— Не поверите, в автобусе. Замети­ла, что один молодой человек внимательно на меня смотрит. Я тоже взглянула пристально. Обычно в таких случаях человек отводит глаза, а этот — нет, не отвел, так же глядит в упор. Думаю: «Ну и нахал!» Села на свободное место. Он встал рядом и продолжает свои «гляделки». Я уставилась в окно. Но про себя отметила: а парень-то симпатичный, приятный. Наклонившись ко мне, он произнес: «Что-то давно вас в кино не видно». Я гордо сообщила: «Почему же, сейчас как раз в кинотеатрах идет премьера фильма «Филиал» — и направилась к выходу: моя остановка. Он — вслед за мной. Спрашиваю: «Вам, что, тоже сюда?» — «Нет, — отвечает радостно, — я свою остановку давно проехал». Я рассмеялась. Была золотая осень, мое любимое время. Вокруг желто-красные листья, так красиво. Он спрашивает: «Не дадите ли вы мне свой телефон?» А у меня внутри словно что-то щелкнуло. Скороговоркой озвучила номер и ушла. Он позвонил, назначил свидание. Встретились, пошли гулять в парк. Выяснилось, что по специальности Владимир хирург, но он не оперировал, а работал в Институте медико-биологических проблем, занимался чем-то связанным с ультразвуковой диагностикой. Не москвич, хотя на момент нашего знакомства уже жил в Москве. Рассказывал всякие трогательные истории — про меня. Жизнь-то нас с ним уже сводила. Мы оба отдыхали в Пицунде, и он меня приметил, наблюдал. Потом еще раз где-то пересеклись… Так все было интересно.


— Ваш новый знакомый был холост?

— (Вздохнув.) На самом деле он оказался вруном. Впоследствии выяснилось, что на тот момент он был женат, имел сына. Правда, вместе с семьей уже не жил. Но ни словом про это Володя не обмолвился — свободный, и все. И тут же задурил мне голову. Я узнала обо всем, когда уже окончательно увязла в наших отношениях. Нечестно получилось. Увы, многие мужчины часто так поступают. Вот, опять к вопросу жизненного выбора… Удивительно, да? Я отказывала стольким ухажерам из нашего актерского мира, прежде всего потому что не верила в их искренность и постоянство, а тут подумала: «Какое счастье, человек другой профессии, чистый, наивный, он не способен ни на что дурное».

— Вы вышли за него замуж?

— Ну да, в общей сложности мы прожили вместе 12 лет, дочку родили.­ Я так долго ждала любви, поэтому бросилась в нее с головой. Честно скажу: когда правда стала вскрываться, я попыталась убедить себя в том, что близкие отношения надо заканчивать и оставаться типа друзьями, но… Все закрутилось стремительно, чувства были такими мощными — не остановить. В общем, дружбы не получилось. И все-таки от брака меня словно что-то удерживало. Заявление в ЗАГС мы подавали не единожды — из-за того что всякий раз именно в день регистрации у меня образовывались съемки. А однажды буквально сверху мне был дан сигнал, который я, увы, не учла. Я получила путевку на двоих, опять же в Пицунду, в Дом творчества. При­ехали вместе с Володей, а через неделю меня вызвали на съемки в Одессу. Он остался отдыхать. И… у него закрутился роман. Нашлись «доброжелатели», тут же сообщившие мне об этом. (Усмехнувшись.) Получилось, что я наступила на те же грабли. Однако если Виктор сразу ушел, то Владимир повел себя иначе. Он продолжал жить у меня, а я понимала, что у него кто-то есть. Ужасно неприятная история…

— В которую, к сожалению, попадают тысячи женщин.

— Да, и это чудовищно. Катастрофически сложный был период, кошмарный. В конце концов Володя все-таки ушел, снял квартиру. И я поняла, что этот человек из моей жизни вычеркнут навсегда. В то время я была на съемках в Одессе. И вот сижу как-то возле гостиницы, подходит цыганка: «Давай погадаю!» Разумеется, я отказалась. А она пристала как банный лист. Ну ладно, протянула ей руку. Женщина посмотрела и выдала: «Твой человек — на букву «В». Говорю: «Нет у меня такого». Но она настаивает. И добавляет: «Вот не веришь, а я тебе больше скажу: к зиме будешь беременная». А дело было осенью. Я усмехнулась: «Ветром надует?» Ну действительно: с Владимиром мы расстались, а, зная себя, я понимала, что следующий мой роман произойдет нескоро. Но цыганка гнет свое: «Когда это случится, из телевизора скажешь мне, что я была права». И представляете, после моего возвращения домой все вдруг в наших с Володей отношениях перевернулось. Короче, мы сошлись.

— То есть вы смирились с ситуацией, приняли ее?

— Я же любила. Да и повзрослела, стала терпимее. И вскоре, как и было предсказано, я забеременела. Это был 1992 год.

— Муж ваш стал хорошим отцом?

— Вполне. Он же врач. К тому же опытный, сына ведь растил. Так что во всех вопросах я полностью доверяла его мнению. Дочка Анюта любила его безумно. Мне даже обидно было. Целый день без передышки кручусь с ней, а только вечером приходит отец — все, меня словно нет. Володя успокаивал: «Не переживай, девочки всегда так».

— Работу вы оставили?

— Да, удачно все сложилось. Как раз в этот период кино в нашей стране снимать перестали, а из театра к тому времени я уже ушла. Зато подрабатывала в рекламе. Очень выгодно было: платили отличные деньги, а занятость — на пару часов. Оставляла дочку на родителей и быстренько «отстреливалась» в рекламных съемках. Так собой гордилась. Еще бы, получаю в день столько, сколько мужу за месяц не заработать!


— Так все вроде у вас складывалось хорошо, почему же развелись?

— Тут точно по Булгакову — квартирный вопрос сгубил. К сожалению, в очередной раз вышла отвратительная история. Всю жизнь я копила деньги на отдельное жилье. После моего первого развода мы с родителями решили разменять нашу квартиру — уж слишком далеко мне было каждый день ездить в Москву. В результате обмена им досталась «двушка» в нашем же поселке, а мне — большая, 22-метровая, комната возле метро «Университет». Я хотела прописать туда Володю, но он отказался. Объяснил, что бывшая жена по каким-то причинам попросила его временно от них не выписываться.

Много лет спустя у меня наконец-то образовалась сумма, достаточная для того, чтобы купить отдельную квартиру. Господи, я собирала деньги буквально по крупицам, во всем себе отказывала! В банк ходила как на работу — после каждой получки клала на валютный депозит, копила. И вдруг банк этот лопнул. Нас, вкладчиков, заставили писать бумаги о переводе накопленных средств в рубли. Рублевую сумму выдали спустя год — она оказалась ровно вполовину меньше той, что у меня была накоплена. Ох, и рыдала же я, получив ее! В голове не укладывалось: как такое может быть, куда подевались мои деньги?! Но что поделать, начался новый этап накопления. Когда завершился и он, я ликовала. Нужная сумма собралась! Начала обзванивать какие-то фирмы, ездить по конторам, осматривала площадки, выделенные под строительство домов. Полазив по всем стройкам, выбрала дом на Юго-Западе. Он был почти готов, только еще без внутренней отделки. Дала Володе телефон и попросила обо всем договориться. И тут же поехала в банк, сняла деньги и передала ему — чтобы оформил договор на покупку. Сама подключаться к этим делам не стала. Зачем? Все равно в официальных бумагах ничего не смыслю, да и папа постоянно повторял: «Даже не внедряйся, это мужское дело». Естественно, я доверилась мужу.

Вскоре приехала свекровь и предложила: «У вас столько дел: ты с ребенком, Володя работает — давайте я сама займусь ремонтом квартиры». Отлично, спасибо большое! Тем более что у меня не тот характер, чтобы ругаться со строителями, а у нее именно тот. И я без всякой задней мысли передала и эти свои полномочия. Жили мы в тот период исключительно на мои заработки, свою получку Володя домой не приносил, объяснял, что все уходит на ремонт квартиры. А позже попросил меня снять деньги на покупку мебели. Я сняла со счета последние, отдала ему. Впервые в жизни испытала, что такое жить от зарплаты до зарплаты, в заначке не было ни копеечки. И вот тогда муж вдруг начал меня изводить…

Все пошло наперекосяк. Я замечала: ему приятно, что меня узнают на улице, но одновременно такое внимание его раздражало. Особенно сильно это стало проявляться после выпуска спектакля «Корсиканка» в Театре киноактера, где я играла роскошную роль — Жозефину, женщину, при­ехавшую в изгнание к Наполеону с требованием компенсации за погибшего мужа. Наш режиссер Геннадий Сайфулин, когда я с ним разоткровенничалась, сказал: «Наташ, это обычная ревность к успеху». Правда, Владимир ревновал. Не мог перенести моей успешности. Озлобился, начал вести себя совершенно ненормально, пугал даже, что уничтожит меня физически. Какой-то бред. И как-то поставил ультиматум: «Только если ты уйдешь из театра, мы сможем оставаться вместе». Абсурдная ситуация: ему хотелось, чтобы я была известной и имела хорошие заработки, но при этом неотлучно сидела бы дома. Мы стали ссориться, все чаще выясняли отношения, однажды речь зашла о разводе. И я в сердцах выпалила: «Тогда придется делить имущество». — «Какое? — усмехнулся он. — Эту комнату? Зря дергаешься, на мне все равно ничего нет». Я говорю: «Как?! У нас общая квартира, машина, гараж…» Улыбнувшись, он ответил: «Все будет по закону». Потом наступило перемирие.

Когда ремонт в квартире закончился, надо было решать вопрос со школой Анюты: ездить в ту, где она училась, неудобно. Я стала обзванивать те, что поближе к нашему новому дому. Мне посоветовали одну, хорошую, но там было условие: зачислить могли только по прописке. Собственно, я и собиралась прописать в новой квартире Анюту с Володей, а сама из коммуналки не выписываться — на всякий случай, чтобы не потерять жилплощадь. Попросила мужа заняться этой волокитой. Он согласился и уехал жить туда — якобы доделывать все дела. Вдруг мне звонит его мама и с раздражением спрашивает: «Дочь хочешь прописать? А меня ты спросила?» Я в недоумении: «Юлия Петровна, извините, но вы-то тут при чем?»

Пересказала этот случай своему приятелю, а тот посоветовал: «Сходи-ка ты к адвокату». И дал координаты толкового юриста. Тот, выслушав меня, спросил: «А на кого оформлена квартира?» — «На мужа». Он говорит: «Есть сомнения. С вашего разрешения мы все проверим». У меня от обиды прямо дыхание перехватило, з­аверещала с возмущением: «Да вы что, мужа моего в чем-то подозреваете, отца нашего общего ребенка?!» Он посмотрел на меня и с иронией спокойно заметил: «Вы не волнуйтесь, мы во всем разберемся». Я тогда страшно обиделась. А скоро пришлось приносить адвокату извинения. Квартира оказалась оформлена на мать Владимира. Прописывать в ней Анюту они не стали. Машина, как выяснилось, была куплена по доверенности, а гараж вообще не имел официальной регистрации. Короче, меня развели как лоха.


— Просто откровенное мошенничество, усиленное тем, что совершено по отношению к жене и собственному ребенку.

— Да уж… Я именно поэтому ничего не могла заподозрить. Думала: если вдруг будем когда-нибудь разводиться, честно все поделим, а на дочке нашей это точно никак не отразится. Не могла объяснить себе поступок мужа. При всей очевидности отказывалась верить в реальность. Человек предает своего ребенка — как такое возможно?! Наверное, все-таки он каким-то образом с собой договорился…

На развод Владимир Анатольевич подал сам. В суде был с матерью и адвокатом. А я тогда еще ничего не знала про квартиру. Представляете? Судья, изучив документы, спрашивает: «Ну, что будем делать?» Молчание. Не выдержав, я сказала: «Думаю, мирно разойдемся». После чего свекровь заявляет: «А эта женщина мне вообще была представлена как хозяйка комнаты, которую снимал мой сын», видимо намекая на то, что наш брак фиктивный. Я потеряла дар речи: «Так ты у меня комнату снимал?! А как же Анюта? Может, сейчас услышу, что и она не твоя дочь?» Он отвел взгляд: «Не обращай внимания, мама нездорова».

— Разве вы не могли документально подтвердить, что квартира куплена на ваши накопления с гонораров, а не на докторскую зарплату супруга?

— Я предоставила официальную бумагу из банка, свидетельствующую о том, что в конкретный день сняла в банке сумму, которая этим же днем была внесена как плата за квартиру. Но знаете, что мне на это сообщили в суде? «Да, деньги вы сняли, но платили-то не вы, а значит, доказать вашу причастность к взносу за квартиру невозможно». А Володина мать добавила: «Она артистка, вообще всегда все тратила на себя». И на вопрос «Откуда у вас такие средства?» ответила без промедления: «Я продала золото». Хотя было очевидно, что из Казахстана, откуда она приехала, для покупки квартиры в Москве ей потребовалось бы привезти этого золота не меньше вагона.

— Итак, в сухом остатке вы остались без мужа и с ребенком…

— Да, причем и без копейки денег, и в той же самой комнате в коммуналке, на которую, кстати, мой бывший супруг тоже претендовал. Незадолго до въезда в новую квартиру вдруг попросил: «Пропиши меня в комнату, так будет правильнее». Я пошла в ЖЭК, выстояв дикую очередь, выяснила, что требуется собрать кучу документов, с которыми нужно опять прийти к ним. И сказала мужу: «Володь, больше в такой очереди я не выстою, и, главное, какой в этом смысл? Купим квартиру — там и пропишешься». Представляете, меня спасла собственная лень. А на самом деле просто Господь помог, иначе пришлось бы распрощаться еще и с половиной комнаты. Невероятно, но, уйдя от меня, как позже выяснилось, к другой женщине, забрав мою новую квартиру с новой мебелью, машину и гараж, бывший муж бросил на прощание: «Еще приползешь ко мне на коленях». Странная логика, да? (Помолчав.) Он думал, я не сумею подняться. Но я смогла.

— Как же вы все это пережили?

— В какой-то момент поняла, что могу сойти с ума. В прямом смысле. И снова нужно было выбирать: либо лишиться рассудка, с головой окунуться в отчаяние, либо начать жизнь с нуля. Выбрала второе и потихонечку стала выкарабкиваться. Первый раз день рождения Анюты мы отпраздновали без отца, когда ей исполнилось 10 лет.

— Объяснили дочке причины вашего раз­вода?

— Я не знала, как мне надо было себя вести. Кто-то советовал рассказать правду. Но я не могла. Оберегая Анюту, все таила в себе. Невольно становясь в ее глазах виноватой. К тому же я не запрещала им видеться. А что уж отец говорил при встречах, мне неведомо. Пусть и это останется на его совести. Не знаю, что происходило в голове дочки, но я видела, насколько сильны ее переживания. На всю жизнь запомнила один эпизод. Мне предложили играть главную роль в антрепризном спектакле. Ввод срочный, а текста надо выучить много. Приезжаю домой, а у Анюты праздник — четверть закончилась. Музыка гремит — ясно, что учить роль не смогу. Я плюхнулась в кресло и заревела. А дочка сидит за столом ко мне спиной. И вдруг, не поворачиваясь, произносит: «Ну что ты рыдаешь? Мне, может, еще хуже, чем тебе». (После долгой паузы.) Каково матери услышать такое от 10-летнего ребенка… Сейчас Анюта совсем взрослая барышня, учится в Щепкинском училище у Юрия Мефодьевича Соломина, перешла на 4-й курс. Идет по моим стопам, а ведь отец хотел, чтобы она стала врачом-педиатром.

— Каким же образом вам все-таки удалось перебраться в отдельную квартиру?

— Господь пожалел. Вдруг в Союзе кинематографистов появилась информация: тем, кто хочет у­лучшить жилищные условия, следует зайти в такой-то кабинет. Я поняла, что желающих будет очень много, причем гораздо более достойных, чем я, и мне там делать нечего. Но подруга уговорила: «А ты сходи, напиши заявление, с тебя не убудет». Послушалась. Через некоторое время — звонок: «Приходите на собрание». Там нам сообщили о строи­тельстве дома и озвучили стоимость. Таких денег у меня не было в помине. Вероятно, печаль отразилась на моем лице, потому что Валентина Теличкина вдруг подошла ко мне и убежденно сказала: «Наташа, не отказывайся! Деньги понадобятся не завтра, а через год. За это время все может измениться». Нижайший поклон Валентине Ивановне за эту поддержку. Именно благодаря ей я не отказалась от этой квартирной истории, растянувшейся на несколько лет. К счастью, ­выплачивать нужно было не сразу всю сумму, а частями, которые каким-то образом постепенно наскребались.

— После всего пережитого разуверились в людях?

— Нет. И это самое удивительное. Во-первых, я убеждена: не перевелись еще на свете люди благородные и достойные. А во-вторых, мне и сейчас непонятно, как можно жить, не доверяя друг другу, особенно своим близким. Знаю, мудрость народная гласит: «Доверяй, но проверяй». Но… Это же ужасно. Ведь когда любишь, хочется всем поделиться, все отдать.

— Что, собственно, вы и сделали…

— Да уж, за свою любовь я расплатилась сполна. И за свободу, кстати. Что поделать… К вопросу о выборе — я же сама его сделала, значит, такова моя планида. Во всяком случае пока. А что ждет впереди, никто не знает. (Со смехом.) Разве что та одесская цыганка… Ну а я по-прежнему открыта для новых встреч и вопреки всему продолжаю верить в лучшее.

---

Наталья Хорохорина

Родилась: 5 мая 1954 года в совхозе «Мешково», (Московская обл.)

Семья: отец — Николай Степанович, водитель; мать — Мария Тимофеевна, работник совхоза; дочь от второго брака — Анна (21 год), студентка театрального вуза

Образование: окончила актерский факультет Высшего театрального училища им. Щепкина

Карьера: работала библиотекарем в Библиотеке им. Ленина. Актриса театра «Сфера», Театра киноактера. Снялась более чем в 100 фильмах и сериалах, среди которых: «Пираты XX века», «Белые росы», «Райские Яблочки». Вела программу «Библиомания» (Первый канал)