Пять крутых этажей видавшей виды сталинки в былые годы Юрий Федорович всегда преодолевал играючи — на одной ноге, тренируя свою знаменитую прыгучесть, и не запыхавшись. Теперь сложнее: на улицу легендарный вратарь по прозвищу Кузнечик выходит нечасто — скачет давление, а перенесенный коронавирус дал осложнение на сустав. Впрочем, это не мешает юбиляру сохранять бодрое состояние духа и белозубой улыбкой демонстрировать свой фирменный моховский оптимизм. С реакцией тоже все в полном порядке: случайно смахнув со стола колпачок от ручки, прирожденный вратарь тут же неуловимым движением руки поймал его на лету и вернул на место. Удовлетворенный произведенным эффектом, он блеснул глазами, откинулся на спинку стула и спросил: «Знаешь, почему я Мохов?»
В этом простом и немного странном вопросе кроется бездна. Здесь и солнечный, но угрюмый послевоенный Узбекистан, куда в далеком 1932‑м для борьбы с басмачеством был отправлен Мохов-старший и где появился на свет малец, названный Юркой. Война застала всех врасплох, он не видел взрывов и не слышал свиста пуль, но всю тяжесть лихолетья ощутил сполна: голод и нищета надолго стали его спутниками и оставили свой след в душе навсегда. Равно как и закалили характер. Спал, опустив ноги в яму с углями, чтобы не замерзнуть, питался змеями и воробьями, которых наловчился добывать. После окончания школы, собрав последние деньги, купил билет в общий вагон и почти неделю трясся на деревянных полках, пока не добрался из Ферганы до Москвы. Потом стремление к знаниям привело его в Минск, где поступил в ИФК (ныне Белорусский государственный университет физической культуры). Стал играть в институтской футбольной команде, волею случая оказался в воротах. Благодаря удивительной прыгучести заставил обратить на себя внимание тренеров главной на тот момент команды республики — минского «Спартака». Но, получив приглашение, о котором можно только мечтать (полный пансион, высокая заплата и перспектива большой спортивной славы), принимать его не спешил, не желая жертвовать учебой. Дело решил авторитет знаменитого Тигра — Алексея Хомича, блиставшего в начале 1950‑х в воротах спартаковцев: возможность жить с ним в одной команде и тренироваться бок о бок Мохов упустить не мог. После ухода легенды стал основным голкипером, но в 28 карьеру закончил — защитник Эдуард Зарембо, выбивая мяч «ножницами», не рассчитал и угодил со всего маху прямо в спину вратарю. Год больничной койки. Много мыслей. Проверка на излом. Раннее начало тренерской карьеры в футбольной школе молодежи. И очередной неожиданный поворот — стал в ворота гандбольного «Политехника», где капитаном был Спартак Миронович, с которого началась славная история белорусского ручного мяча. Те, кто помнит игру Мохова, говорят, что он в гандбольной рамке был неповторим, а забить ему было делом архисложным. Потом, давно закончив карьеру и будучи футбольным тренером, Мохов не раз принимал предложения «тряхнуть стариной», возвращался на площадку и вновь всех удивлял реакцией и надежностью, умением по-профессорски читать игру. Были еще работа в Африке, долгие и плодотворные годы карьеры на кафедре футбола БГУФК, тысячи учеников и слов благодарности. Все это — ответ на тот самый странный вопрос, которым 90‑летний неунывающий ветеран ошарашил меня в начале беседы. Мохов сделал себя сам, с достоинством принимая все вызовы судьбы и преодолевая их, как те ступеньки своей сталинки, — всегда стремился вперед и ввысь.
Вратарь Юрий Мохов был невысок, но невероятно прыгуч, за что и получил прозвище Кузнечик.
— Переломный момент в моей жизни случился в пятом классе, — Юрий Федорович сохранил удивительную ясность ума и твердость памяти. — Шел урок физкультуры, сдавали норматив по прыжкам в высоту — 90 сантиметров. Все взяли, а я — нет. Худой был, слабый. Нищий. Отец на фронте, мать лаборантка, четверо детей. Учителем физкультуры был Орлов, до сих пор помню его фамилию, хоть 80 лет прошло. Я стою, смеюсь, а он мне: «Чего ты, дурак, хохочешь? Не можешь взять высоту для детского сада. Ты как Родину защищать будешь?» А сам только с фронта недавно вернулся, руки нет, а на груди орден. Настолько мне эти его слова в сердце запали, что я стал самостоятельно тренироваться каждый день. Через месяц сдал норматив, стал чемпионом Узбекистана по прыжкам в высоту среди юношей, мастером спорта и за свою прыгучесть получил прозвище Кузнечик. Шел по городу и не пропускал на дереве ни одной подходящей ветки — взмывал ввысь, вытягиваясь в струнку, чтобы до нее допрыгнуть.
Юрий Мохов листает старый альбом и продолжает путешествовать во времени.
— Второй момент, закаливший характер, случился в поезде Фергана — Москва. Встретил знакомых, которые ехали в купе. Пригласили к себе. Там мягко, уютно, чай. А я из нищеты кромешной, сижу, смотрю по сторонам большими глазами. Идиллию нарушил проводник — выгнал взашей. И я дал себе тогда обещание обязательно выйти в люди. А сегодня у ребят какие цели?
Белорусский гандбол начинался с команды «Политехник». Юрий Мохов (второй справа) блистал в воротах.
— Телефон новый купить.
— Миром правят страх, голод и любовь. В спорте это тоже основная мотивация. Голод у нас есть сегодня? Нет. Есть расхолаживающее изобилие и убивающий комфорт. Страх? Никто ничего не боится — ни Бога, ни дьявола! Остается любовь. Фанатизм к собственному делу, которому отдаешь всего себя без остатка. А у нас в футболе превалирует потребительское отношение. Подписал контракт, капнули первые денежки на карточку — мотивация закончилась: любовь прошла, завяли помидоры. Вот вам и ответ на вопрос «что случилось с белорусским футболом?»: ни любви, ни страха, ни голода.Развивая тему любви, Юрий Мохов вспомнил один эпизод из своей богатой практики наставника.
— Учился у меня Иван Бахар, совсем молодой парнишка тогда, но видно было, что не без способностей. Стал присматриваться к нему внимательнее. Беседы проводить. «Бахар, — спрашиваю, — что входит в сферу твоих интересов?» — «Играю, — отвечает, — за «Минск». Учусь». — «Девушка есть?» — «Имеется». — «Что еще?» — «Мама у меня директор школы, она попросила с детьми позаниматься в неурочное время». Мне сразу ясно стало: большого мастера из него не вырастет. Потому что невозможно везде успевать: и учиться, и играть, и с девушкой встречаться, и маме помогать. Так в итоге и случилось: способности есть, а результата нет. И это не только Бахара проблемы — всех наших игроков. Они не живут футболом. Идеей. Мечтой. Не имеют четкой цели. Не мотивированы. У них в голове каша. Я недавно прочитал интервью одного молодого финского хоккеиста, который собрался улетать за океан. Все бросил, даже учебу: потом, говорит, доучусь. А на данный момент цель — стать хоккеистом. А у нас в футбол играть — играют, а футболистами за всю карьеру так и не становятся.
Разговор на эту тему портит нервную систему, но не спросить аксакала я не мог: что он чувствует, когда глядит сегодня на матчи сборной Беларуси? Юрий Мохов парировал этот вопрос с изяществом искусного голкипера. Прямого ответа не дал, а рассказал занятную историю.
— В 1978 году Спорткомитет послал Мохова (о себе Юрий Федорович часто говорит в третьем лице. — Прим. ред.) председателем государственной комиссии по приему экзаменов в Витебский техникум физической культуры. Вместе со мной поехала преподавательница, гимнастка. Принимаем каждый свои группы и вдруг она заходит и говорит: «Слушай, Федорович, там сидит какой-то парень у меня, ну совершенно ничего не знает! Ни в зуб ногой! Говорит, что футболист, за «Двину» играет. Что с ним делать?» Ну что тут будешь делать? Поставь, отвечаю, ему оценку, раз футболист. Знаете, кто был тот парень? Нынешний главный тренер сборной Беларуси. Поэтому как я могу оценить игру команды? Так же, как знания ее наставника в том далеком году.
В рабочий полдень на заводе. Юрий Мохов крайний справа.
— Но дело ведь не только в тренере! Игроки слабые — вот беда!
— А почему? Потому что слабы и не обучены наставники, которые их тренируют.
Вспомните за последнее время хоть один эпизод, когда бы наш игрок обогнал соперника. Хоть с мячом, хоть без мяча. Они не бегут! Не обыграть, не обогнать не могут. Так как же они собираются побеждать? Белорусские футболисты стали самыми тихоходными в мире. Медленнее нас только черепахи.Мы в детстве в лапту играли, горелки, пятнашки, а сейчас только диван и гаджеты. Я вспоминаю, как мне в спину камни прилетали: такие были правила, если не успел убежать. Вот кабы нашим футболистам пару раз так прилетело сегодня булыжником, глядишь, зашевелились бы. Возьмите тренировки в европейских школах, у них все построено на движении: везде надо догонять — фора три метра, пять. Эх…
Из поколения футболистов-пятидесятников Юрий Мохов остался единственный: осенью 2019‑го смерть забрала Леонида Ероховца, спустя год не стало знаменитого Хаса — форварда Геннадия Хасина, ударов которого опасался сам Лев Яшин.
— Мне Хасин на тренировках тоже не раз бил. И забивал, конечно. Секрет его удара в том, что он по самому краю мяча носком попадал, тот крутился и летел по совершенно непредсказуемой траектории. Нас вообще четверо друзей было — три еврея и белорус: Хасин, Радунский, Рудерман и Мохов. В карты все время играли. Они меня обыгрывали и хохотали. Потом я понял: мухлевали, знаками обменивались. Но я не обижался, Хасин, к слову, меня и поженил — очень повезло с женой, спасибо ему.
Тяжело в учении. Педагог Юрий Мохов принимает экзамен.
Говоря о своих сильных вратарских качествах, которые компенсировали нехватку роста, Юрий Федорович отмечает:
— Умел руководить обороной, читал игру. Ну и реакция, конечно, я очень скоростно-силовой. Плюс постоянная концентрация внимания. Ее тоже регулярно тренировал. Идем вдвоем с товарищем по городу — играем, на кону десятка: кто увидит очкарика? Кто первым доберется до десяти, срывает банк. Я никогда не проигрывал.
— Вы, конечно, уникум, Юрий Федорович: с самим Алексеем Хомичем вместе играли! Сегодня это сродни тому, что Ленина живым видеть.
— Ради него я в Беларуси и в футболе, можно сказать, остался. Поначалу очень скучал по цветущей Фергане, где солнце и фрукты. А тут что в те годы было? Пыль, грязь, холод и тотальная разруха. Думаю, куда меня занесло, где оказался? А сегодня посмотрите, во что превратилась Беларусь, какая красивая, ухоженная страна! А что касается Хомича — легенда, но человек очень сложный. Представитель старого военного поколения, там все были не то чтобы жадные, а жутко прижимистые. Война научила. Не секрет, что Алексей Петрович любил фото. Часто он давал мне свою камеру, я фотографировал, а он же мне потом эти снимки продавал. Как и другим ребятам. Однажды, помню, Хомич арбуз на рынке купил. Разрезал — оказался незрелый. Он мигом сообразил, как из ситуации выйти. Позвал всех ребят, говорит: навались! А когда съели, стоимость тут же поделил поровну на всех. Хорошим бизнесменом сейчас был бы.
— А как с вопросами субординации?
— Нынешнему поколению такое и не снилось! Павел Савельевич — левее, Павел Савельич — правее… Лидера нашей обороны Павла Мимрика я иначе как по имени-отчеству и не называл. Даже во время матча. Уважение было. Как-то в пылу игры я замечание одному нашему футболисту сделал. Типа смотри внимательнее! После поединка поднимаюсь в общежитии к себе в комнату на второй этаж, а он как выскочит из своего номера и мне со всего маху в зубы — хрясь! Я кубарем по лестнице вниз. Как не покалечился, ума не приложу. Тот испугался, конечно, подбежал: «Ты живой?» Времена были жесткие.
Юрий Мохов любит пошутить. Коротко о себе говорит так: объездил 35 стран, пережил девять ректоров. Настоящий кладезь, живая энциклопедия белорусского и советского футбола.
— В середине 1950‑х вызвали меня на сбор в московский «Спартак». Команда за границу собиралась, а у одного из голкиперов, литовца Владаса Тучкуса, пробел в биографии обнаружился — отец во время войны в полиции служил. Приехал. По сторонам смотрю, а там Огоньков, Нетто, Сальников… Никита Симонян подошел на тренировке: «Ты кто такой, откуда? Ну готовься, белорус, сейчас тебе слету после подачи с углового шесть штук из десяти положу!» Поспорили на сметану. И он мне вместо обещанных шести восемь заправил! «Никита Павлович, — спрашиваю, — как вы это делаете?» — «Легко!» Уникум! А Сергей Сальников! На базе «Спартака» стояла дача в два этажа. На втором — столовая. Сальников предлагает пари: набивая мяч, он должен подняться по винтовой лестнице в столовую и, продолжая чеканить, выпить стакан сметаны. Ну мыслимое ли дело? К счастью, мне ребята подмигнули: спорить не стал. Так он нашел другого простачка. И выиграл!
Минский «Спартак» 1950‑х — легендарная команда белорусского футбола. Третий справа — Юрий Мохов.
— А бронзовое «Динамо» образца 1963 года вы хорошо помните? Говорят, это была самая яркая команда в истории белорусского футбола!
— Подобрались прекрасные мастера, творчески одаренные личности, по-хорошему наглые, по-спортивному злые, амбициозные.
Маленькая история для понимания. Штрафной в сторону противника. К мячу подходят Адамов, Малофеев и Мустыгин. Адамов говорит: я пробью. Мустыгин: иди нафиг, я лупану. Малофеев: так, все, разойдись — не до шуток, я шарахну. Пока спорили, подкрался Погальников, как дал — гол! Вот такой был ансамбль.Но! Помимо того, что ребята все были сами по себе очень талантливыми, тренировались они как рабы на галерах. До самоистязания. После тренировки еще минут 40 гоняли на полполя 6 на 6. Пока в буквальном смысле все с ног не валились. И на поле никому не уступали. Зарембо, Савостиков — они глотки готовы были соперникам перегрызть, не жалели ни себя, ни других.
Заветная мечта — значок мастера спорта СССР.
— Сами на стадионе давно в последний раз были?
— Года три назад, на «Тракторе», не помню уже, кто играл. С Мишей Андружейчиком выбрались, его, увы, уже тоже нет — зимой 2021‑го умер. Сидим. Смотрим. Подходит Анатолий Юревич, нынешний главный тренер «Энергетика»: «Как дела, одуванчики?» Мы с Мишей переглянулись, плечами пожали… Он даже немного обиделся, а я нет. Одуванчик и одуванчик, ты попробуй доживи до моих лет…
s_kanashyts@sb.by