История седьмая. Он выжил в хатынском огне

22 марта 1943 года. Озверевшие фашисты ворвались в деревню Хатынь и вынесли ей смертный приговор – разграбили и вместе с жителями сожгли дотла. В огне погибли 149 человек, из них 75 детей. Лишь нескольким ребятишкам, среди которых был семилетний Витя Желобкович, чудом удалось выжить.

Сегодня Виктор Андреевич живет в Минске и уже давно не впускает в свой дом журналистов – больно вспоминать. Но накануне 70-летия Великой Победы он сделал исключение для «Знаменки».


До того страшного дня не помню ничего

– В 1943-м мне было около семи лет. Может, чуть больше. До сих пор не знаю, когда родился. Документы же сгорели. Да и не помню ничего до того страшного дня. Как будто кто-то взял и одним махом стер все из памяти. Даже родителей. Пытаюсь вспомнить хотя бы их лица, но не получается. В семье было четверо детей: два брата, сестра и я – самый младший.

То, что произошло с Хатынью, трудно было предсказать. Все случилось неожиданно. В этот день в деревне были партизаны. Мы с отцом пошли на ток – он резал сечку, а я катался на качелях, которые папа смастерил для меня. И вдруг послышались выстрелы, несколько взрывов. Сидевший рядом на стогу сена партизан спохватился, пальнул в воздух и прокричал: «Фашисты!» Отец взял меня за руку, и мы побежали домой. Вернулись, заперлись и всей семьей спустились в погребок. Но спрятаться от карателей не удалось. Сначала они просто стучали, потом выломали дверь, вывели на улицу и погнали в большой колхозный сарай. Так как наша хата стояла на самом краю с левой стороны, пришлось идти практически через всю деревню. Гитлеровцы не жалели никого. Видел, как под дулами автоматов они гнали стариков, женщин и детей. Ни один взрослый не смог спрятаться. Только троим детям – Саше Желобковичу, Володе Яскевичу и его сестре Соне – удалось скрыться.

Меня спасла мертвая мама

– Когда гнали, и представить не мог, что нас ждет. Как только все сельчане оказались в сарае, фашисты его заперли. Я держался возле матери, мы остались у самых дверей. А братья и сестра вместе с отцом пошли вглубь постройки. Мне было видно через щель, как каратели подносили канистры с бензином и обливали стены, подкидывали сено. Соломенная крыша вспыхнула мгновенно. Все загорелось, затрещало. Как же все кричали! Словами не передать. В дыму задыхались и плакали дети. Под напором десятков людей двери не выдержали и рухнули. В горящей одежде, охваченные ужасом, хатынцы пытались бежать, но тщетно. Фашисты хладнокровно расстреливали их из автоматов и пулеметов.

Выбраться из горящего ада и доползти до леса смогли две девочки: Маша Федорович и Юля Климович. Их подобрали жители соседней деревни Хворостени. Но и она вскоре была сожжена, бег­лянки погибли.

Мы с мамой выскочили из сарая и попали под шквал огня. Далеко уйти не получилось, упали. От страха прижался к материнскому телу и почувствовал резкий толчок. Это была пуля, которая убила маму, а меня черканула по плечу. Я прошептал: «Меня ранило». Но в ответ ничего не услышал. Вокруг раздавался жуткий человеческий стон.

Я лежал лицом вниз и постепенно отползал к маминым ногам, на ней уже горела одежда, а на мне начала тлеть шапка.


Выжил во второй раз

– Не помню, сколько пролежал на земле. Когда поднялся, увидел уезжающих карателей и полосу догорающих домов. Вся улица была в огне. Повсюду лежали обгоревшие тела. Кто-то еще двигался, кто-то просил пить. Но чем им тогда мог помочь семилетний пацан? Чтобы этого не видеть, хотел спрятаться, но негде. Пробыл так до утра, пока не пришли жители соседних деревень.

В живых остался и 12-летний Антон Барановский. Гитлеровцы ранили его в ногу разрывной пулей и приняли за мертвого.

Меня забрали чужие люди, и месяца два я жил у них на хуторе. А потом в деревне Козинец нашлась, как говорили, моя родственница. До этого я ее не знал. У нее пробыл где-то полгода. Потерялись, когда однажды убегали от карателей. Я за что-то зацепился и упал. Помню, совсем рядом проходил фашист. Не знаю, заметил меня или нет, но не тронул. Я скитался один, ел муку, которую в мешочек отсыпала тетка перед побегом, а потом повстречал в лесу партизана. Ему не с руки возиться с ребенком, поэтому в ближайшем гражданском лагере отдал меня незнакомой бабушке. Через год я попал в детский дом в Плещеницах. Это было уже после войны, в 1945-м.

…Поступил в ремесленное училище, получил специальность формовщика-литейщика. Устроился на станкостроительный завод. Вскоре забрали в армию. Служил в Гродно в артиллерийских войсках. Кстати, именно в армии у меня «появился» день рождения – 7 ноября. Командир вписал в личное дело в честь праздника. До этого значилась просто вторая половина 1934 года. После дембеля вернулся на завод. Там познакомился с будущей женой Ядвигой. Учебу не оставил: окончил вечернее отделение политехнического института по специальности инженер-механик. Родилась дочь. Сейчас у нас растут внучка и правнук. Вот так и дожил до старости. Даст Бог, еще и столетний юбилей отмечу.

P.S. Свидетелями хатынской трагедии признаны шесть человек: 56-летний кузнец Иосиф Иосифович Каминский и пятеро детей. Антон Иосифович Барановский трагически погиб в 1969 году. Подполковник Александр Петрович Желобкович умер в 1994-м, мастер цеха автозавода Владимир Антонович Яскевич – в 2008-м. До сегодняшнего дня дожили Софья Антоновна Яскевич и Виктор Андреевич Желобкович.