И действительно, обычно стиль, уровень таланта автора чувствуется уже с первой фразы. Если этот уровень высок — фраза цепляет читателя, интригует, она как дверь в созданный мир, куда хочется войти.
«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».
Здравствуйте, «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова!
«Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое».
Конечно, хочется узнать, что будет с героем Кафки далее...
Бывает, что именно первая фраза только и западает в память. «Он поет по утрам в клозете». А далее — повесть Олеши «Зависть», произведение известное, но уступающее «Трем толстякам». Начало может являться ключом к содержанию: «Хаты былi на востраве». Можно вычислить «Людзi на балоце» Мележа. А бывает, когда первая фраза настолько неожиданна, что выбивает читателя из колеи.
Для вас — топ неожиданных первых фраз белорусских писателей.
1 «Вясна. Дазваляецца чытачу маляваць вясну па свайму густу».
А между тем это начало колоритной исторической повести Змитрока Бядули «Соловей». Автор — настоящий мастер. Посмотрите, как он в завязке повести играет с нами:
«Кожнаму ўсё па-свойму здаецца.
А месяц — чырвоны, чырвоны. Вясновую ноч крывавiць. А часам ён сiнi або iншага колеру.
Бывае, месяц выглядае, як серп, як падкова, напамiнае жывёлiну, выстаўляе рукi, як чалавек, на хвойку ўзлезе.
Гэта ўсё залежыць ад аўтара».
2 «З чаго мне, чорт пабiрай, пачаць?»
Фото kinofilms.me
Ну что, отгадали, какой знаменитый роман может начинаться с такой фразы? Думаю, далеко не все вспомнят... Правильный ответ — «Чорны замак Альшанскi» Владимира Короткевича. Короткевич вообще корифей в умении сразу же «цеплять», создавать впечатление доверительного разговора. «Я стары, я нават вельмi стары чалавек» — начало «Дзiкага палявання караля Стаха». «Груша цвiла апошнi год» — первое предложение эпопеи «Каласы пад сярпом тваiм».
3 «– Трэк... мг... трэк... трэба пайсцi за iмi паглядзець, што такое трэк, бо хоч не мала свету з’ездзiў, а трэка не бачыў».
Не можете даже предположить, кто бы мог начать таким образом свое произведение и о чем оно? Действительно, это не из слишком известного наследия: рассказ Каруся Каганца «Бывалы Юр у Менску». Поэт Карусь Каганец, он же Костровицкий, родственник Гийома Аполлинера, был личностью необычной, например, ходил по городу днем с фонарем и уверял, что ищет белоруса, по аналогии с Диогеном, таким же образом искавшим в древних Афинах человека. Рассказ построен в виде диалога приехавшего в Минск Юрко Милюка с более искушенным приятелем.
«– А гэта шыбенiца што азначае?
— Гэта ж гiмнастыка, тутака панскiя дзецi чапляюцца, а гэта гыганы...
— Але... Гэта я зразу не разабраў. Вот мой божа! I гарадскiя маюць ахвоту чапляцца... Нашы то за птушкамi, а яны птушак не маюць, так вось яку штуку прыдумалi. А дзе ж той трэк? Нешта я нiяк не цямлю, што гэта трэк.
— А вось гэта кругловiна.
— Так вось што трэк!.. Гэта ж тут на ласiпедах ганяюцца адзiн за другiм».
4 «Я часта гляджу на гэтую манету... З рэверсу яе на мяне пазiраюць пiльныя вочы iмператара Каракалы».
Почему–то, перебирая в памяти странные завязки, вспомнила начало рассказа Алеся Асташонка «Patria eternal», из дебютного сборника 1989 года «Фарбы душы». Экзотический фон нетипичен для традиционной белорусской прозы, хотя напоминает рассказ Короткевича «Синяя–синяя». В Алжире герой встречается с торговцем антиквариатом, тот признается, что он белорус, шляхтич Винцент Краевский, тоскующий о родине... Предисловие написал Алесь Адамович: «Гадоў восем прыйшоў да мяне хлопец, як мне здалося, вельмi заклапочаны нейкiмi жыццёвымi непрыемнасцямi. Пагаварыў i зразумеў, што неспакой у яго — ад таленту». Жизнь Асташонка сложилась тоже экзотически. В лихие девяностые, запутавшись в хитросплетениях бизнеса, был вынужден уехать из Беларуси, практически ушел из литературы и вернулся на родину только урной с прахом.
5 «– А, гэта ты, бабка! Ну, прысядзь, пагаворым трохi!»
Фото kino-teatr.ru
«— Прабачайце, панiчок: я прыйшла запытацца — цi балiць яшчэ ў вас галава, цi перастала?
— Перастала, бабка, перастала! — сказаў малады настаўнiк, звярнуўшы ўвагу на сваю галаву i як бы прыслухаўшыся да яе. — Забыўся нават, што яна i балела!
— Ну, панiчок мой родны, як сабе хочаце: хочаце верце, хочаце не верце, а я вам, далiбог, шаптала!
— Ты i мне шаптала? — здзiвiўся настаўнiк. — Калi ж гэта ты ўмудрылася пашаптаць? Я нават i не прымецiў.
— Во вы тут сядзелi, чыталi, а я з кухнi праз дзверы шаптала... Не гневайцеся: далiбог, шаптала!»
6 «Клубок Зямлi, агорнуты крывавым туманом i згараючы ў iм, рабiў свой вечны шлях у сiстэме Сонца».
Нет, не пытайтесь найти ответ в жанре научной фантастики. Это написанное в 1921 году произведение классика белорусской литературы Максима Горецкого под названием «Фантазiя».
«З расцерзаным да краю сэрцам вялiкага гуманiста вылез у поцемках з няведамай патомкам ямы панураны Францыск Скарына i падаўся ў начавым паветры да свайго радзiмага Полацка.
Даўгiя, шырокiя полы мантыi доктара лекарскiх i вызваленых навук развявалiся ад ветру, а яркi арэол наўкола сумнай галавы то разгараўся, то змяркаў».
Явившийся с того света Скорина осматривает разоренную войной родину, навещает лежащего в больнице Янку Купалу.
7 «Смех — часта дзындра сумных настрояў i сталых думак».
Фото Picstopin.com
Согласитесь, предложение может поставить в тупик. Не бросайтесь к словарям: слова «дзындра» вы там не найдете. Поэтому в рассказе Кузьмы Чорного «Хвоi гавораць» после первого предложения всегда дается сноска: «дзындра — шлак». Рассказ вошел в одноименный сборник 1926 года, и это настоящий шедевр. Лаконично и психологично. Дзядзька Язэп говорит о чем угодно — о птичках, о погоде. И только вскользь упоминает, что получил письмо о гибели сына на войне. «Тады я лiшнi раз упэўнiўся: чалавек можа быць гордым перажытымi пакутамi, у час жа гора, калi ён пачынае стагнаць перад другiмi, ён тады — увасабленне мiзэрнасцi».
8 «Кажу табе: нiчога адметнага не было, нiхто не застрэлiўся».
Ну что, есть интрига? Впрочем, она уже в названии сборника Адама Глобуса: «Толькi не гавары маёй маме». Сборник открывает процитированный рассказ «Трохкутнiк (аповесць пра першае каханне)». Герою — семнадцать, он учится в художественном училище и влюблен в однокурсницу... Богемная жизнь, юношеский максимализм... Завершающая фраза: «Я ж табе казаў, нiчога цiкавага ў маiм першым каханнi так i не адбылося. Нiхто не ўтапiўся i не парэзаў сабе вены».
9 «– Кiруй туды, вунь у той лясок! Цiкава паездзiць у чоўне па лесе».
Фото Old.yakubkolas.by
Вот по этой фразе уже можно вычислить произведение. «На лодке по лесу» — это, скорее всего, о паводке. А кто в белорусской литературе ассоциируется с паводком, лесом и блужданиями? Полесские робинзоны! Культовый роман Янки Мавра стал популярен не только благодаря сюжету о двух подростках, оказавшихся отрезанными от цивилизации, но и читабельности текста.
10 «Шабаны вы мае, Шабаны, дайце зараз я вас пацалую».
Это первая фраза романа современного белорусского писателя Альгерда Бахаревича «Шабаны», по которому на сцене Купаловского театра был поставлен спектакль. Сюжетная основа — анекдот о мужчине, который вышел из квартиры в тапочках вынести мусор и не вернулся. Впрочем, анекдотичного в романе мало, зато сам стиль Бахаревича — ироничный, с черным юмором, насыщенный аллюзиями. Упомянутые Шабаны, отдаленный минский микрорайон, превращается в фантасмагорическую страну, этакие Нью–Васюки, где в будущем появятся пирамиды, самая глубокая станция метро и культурный центр, куда будут приезжать туристы со всего мира. Впрочем, нынешних антиутопических Шабанов с «желтым котлованом» здесь больше. «Шабаны вы мае, Шабаны»...
rubleuskaja@sb.by
