В Советском Союзе Евгений Лысик был востребованным театральным художником и поставил более восьмидесяти спектаклей

Первым делом Оксана Кузьминична ведет меня в «малярку». Термин, в котором люди, далекие от театра, могут услышать что-то пренебрежительное, означает, что здесь «малюют». Правильнее было бы говорить «рисуют», но, учитывая размер выходящих отсюда полотен — высотой 18 метров, то, что краски носят ведрами, а кисти сами художники называют «метлами», все верно: «малярка». В каждом театре такая есть. Оксана Зинченко ведет меня в «малярку» Львовского оперного театра, где она несколько десятилетий работает художником по костюмам. 

Во время работы над спектаклем «Сотворение мира»: балетмейстер Валентин Елизарьев, художник-постановщик Евгений Лысик и композитор Андрей Петров.

В огромном зале, пол которого устлан будущим театральным задником, на стене огромный портрет мужа Оксаны Кузьминичны — народного художника Украины Евгения Лысика. В коридоре, который ведет к этому залу, — мемориальная табличка в его честь: имя театру сделал именно Лысик — художник и сценограф, а не режиссеры, певцы или балерины. Редчайший случай. 

Оксана Кузьминична рассказывает историю портрета на стене. Делали декорации к опере «Война и мир», расписывали задник портретами героев войны 1812 года. И коллеги по цеху нарисовали там Лысика — немного в шутку, но больше из пиетета. Чтобы рассмотреть распластанный на полу задник, нужно подняться на обзорную площадку — этакий капитанский мостик. Стоя на нем и глядя на себя внизу, Лысик сказал: «А вот этого уберите». И остался в этой «малярке» навсегда. «Похож», — говорит Оксана Кузьминична. 

«Едешь во Львов? — говорили знакомые. — Обязательно сходи на Лычаковское кладбище. Располагает к философствованию». Оно в моей обязательной программе было: там похоронен Евгений Лысик. Художник сидит рядом с входом — левая рука на колене, правая большой кистью расписывает очередной задник. «Очень точно скульптор уловил позу, в которой Евгений Никитич работал», — говорит Оксана Кузьминична. 

«С нимбом?» — удивляется художественный руководитель Большого театра Беларуси Валентин Елизарьев, когда я показываю ему фотографию. «Там на постаменте написано: «Лука», — объясняет Оксана Кузьминична. Не Елизарьеву — он в Минске и увидит эту фотографию потом, — а мне объясняет. Но постамент занесен снегом и «Луки» — отсылка к евангелисту-живописцу и ссылка на несбывшуюся мечту художника — не видно. Поэтому я уезжаю из Львова с впечатлением, что у Лысика в этом городе статус почти божественный. А вот к своей затаенной мечте — расписать церковь — Евгений Никитич ближе всего был в Минске. 

«Мне повезло, что я встретился с этим человеком, — признается Валентин Елизарьев. — Я ценю Лысика как мощную глыбу». 

Они сошлись сразу, несмотря на разницу в возрасте — Евгений Никитич был на 17 лет старше — и то, что Лысик уже был известным художником, а Елизарьев только-только стал главным балетмейстером нашего Большого. «Только из-за меня он сюда приезжал, — годы спустя признается Елизарьев, ставший признанным мастером, — потому что найти хорошего хореографа было так же сложно, как найти хорошего художника». Их первой совместной работой стала «Кармен-сюита», поразившая всех инаковостью. Первая исполнительница роли Кармен Людмила Бржозовская говорила мне, что ждала черного гипюрового платья и красной розы в волосах — всего, что ассоциируется с «испанщиной», а увидела на эскизах одинокую женщину с «печальными шагами»: «Это Кармен?» «Гениальный спектакль», — говорит Татьяна Шеметовец, назвавшая Кармен самой сложной ролью в своей жизни. Этот балет не сходит со сцены уже 37 лет и неизменно собирает аншлаги. 

Как собирают аншлаги и другие спектакли, поставленные Валентином Елизарьевым в сценографии Евгения Лысика: «Сотворение мира», «Спартак» и «Щелкунчик». Когда в прошлом году готовилась новая редакция балета, педагог-репетитор Татьяна Ершова, танцевавшая когда-то Машу, говорила мне: «Подойдите к декорациям, рассмотрите их получше, они такие красивые! Полноценные картины, так жалко, что зритель не видит их вблизи». Сейчас вы можете рассмотреть их в мельчайших деталях в фотоальбоме Алексея Казнадея из серии «Мгновения Валентина Елизарьева». Сила Евгения Лысика как художника была именно в этом — умении создавать свой мир. «Он всех покорил своим видением пространства. Раньше такого вообще не было в Беларуси. Это было как гром среди ясного неба», — вспоминает Валентин Елизарьев. 

В Советском Союзе Евгений Лысик был востребованным театральным художником и поставил более 80 спектаклей — во Львове, Киеве и Одессе, Минске, Ленинграде, Челябинске и Свердловске. В большинстве театров декорации, выполненные художником, сохранились. Во многих работают до сих пор, больше всего — в Минске. 

Спрашиваю у руководителя художественно-постановочной службы нашего Большого Татьяны Ерезы, как их удалось сохранить, ведь почти девять лет, пока Валентин Елизарьев не работал в театре, спектакли не шли. «По логике, мы должны были положить эти декорации в какое-то место и забыть, а потом списать и утилизировать. Но у меня рука не поднялась это сделать. Ну не поднялась! Поэтому мы их аккуратненько сложили и отнесли в тихий теплый уголок, где они лежали. А потом Валентин Николаевич вернулся, и, когда стали восстанавливать его спектакли, мы их достали». Так что все задники в балетах Елизарьева — Лысика — оригинальные. А в «тихом теплом уголке» продолжают лежать декорации к «Тилю Уленшпигелю» — вдруг пригодятся? Как, например, пригодились в Мариинском театре декорации, сделанные Евгением Лысиком к опере «Парсифаль»: сегодня они используются и в опере «Лоэнгрин». С эскизами Евгения Никитича работали его жена Оксана Зинченко и главный художник Львовской оперы ученик мастера Тадей Рындзак. В самом Львове в сценографии Лысика идут балеты «Щелкунчик», «Лебединое озеро» и «Эсмеральда», в Одессе хранятся декорации к опере «Вий» и другим спектаклям: ни у кого не поднимается рука их утилизировать. Потому что задники Евгения Лысика — не иллюстрация к спектаклю, это настоящее искусство. 

«Как его упрашивал Машеров остаться здесь!» — вспоминает Валентин Елизарьев. В его словах и сегодня звучит горечь из-за того, что этого не произошло. Хотя договоренности были — и что мастерскую Лысик получит, и квартиру. И — самое для него важное — «Шли переговоры о том, что, как только будет строиться какая-нибудь церковь, ему дадут расписать», — говорит Маргарита Изворска-Елизарьева. Дочь художника Анна Лысик вспоминает, что «мы уже одной ногой были в Минске». И только отец Никита Романович, в одиночку вырастивший Женю без рано умершей матери, был против. Как и много раз до этого, Евгений Никитич пришел домой к Валентину Елизарьеву, чтобы показать эскизы к будущему балету «Весна священная». Расставил, и они стали рассматривать и обсуждать. И вдруг один эскиз падает, стекло вдребезги. «Евгений Никитич как-то изменился в лице и говорит: «Ой, что это?» — рассказывает Маргарита Николаевна. — А через пять минут звонит Оксана и говорит: «Папа умер». И вот то, что упала «Весна священная», этот звонок про смерть отца… Это как некое знамение. И он воспринял это как причину смерти отца, что отец не мог пережить, что он его бросает». Через несколько дней Лысик позвонил Елизарьеву из Львова и сказал, что не будет делать «Весну священную» и в Минск не переедет. 

30 лет назад, 4 мая 1991 года, Евгения Никитича не стало. Ему было 60 лет. 

«Это для всех было потрясением, — говорит Анна Лысик. — Ведь никто не ставил точку в отношениях. Может, у Валентина Николаевича были планы, и дальше могло быть сотрудничество». Маргарита Изворска-Елизарьева подтверждает: «Валентин этот уход воспринял очень трагично. Потому что из жизни ушла большая мощь художнического сознания, которое порождает не менее сильные творческие импульсы». Сам балетмейстер признается, что ему «невероятно повезло. Это было сотворчество, по-другому и не скажешь. А ведь так редко можно встретить сотворца». Что получается, когда встречаются родственные творческие души, мы видим каждый раз, когда приходим на балеты Валентина Елизарьева в сценографии Евгения Лысика. Нам всем невероятно повезло.

plesk@sb.by

Фото bolshoibelarus.by