Эксперт: какой должна быть "новая экономическая модель" Беларуси?

Полагаю возможным вмешаться в дискуссию в отношении некоторых прозвучавших в разных СМИ предложений по выстраиванию «новой экономической модели» социально-экономического развития. Еще и потому, что экономическая наука — полемическая. Она, как известно, развивается в свободных дискуссиях.

Что, на мой взгляд, происходит в экономике? Какова природа происходящих в последние годы воспроизводящихся кризисных процессов? Сразу обозначу постановку проблемы. На мой взгляд, требует основательного обсуждения и выяснения самой концепции причин определенных просчетов проводимой в стране экономической политики.

Что касается понимания этих процессов, то для их корректного осмысления требуется, по моему мнению, исходить из научного фундаментального политэкономического анализа. Так в чем я вижу первопричину того, что задерживает в стране путь к прогрессу, а если говорить жестче, отбрасывает ее с магистрали на обочину? В этом состоит суть данного материала.

Мой анализ нынешнего состояния экономики свидетельствует о необходимости настоятельной и незамедлительной реакции на протекающие на макроуровне процессы, о необходимости применения тщательно выверенных подходов к приостановке развивающихся в экономике негативных тенденций и в целом к продвижению к намеченным целям. С учетом внутренних и внешних реалий решающее значение приобретает фактор времени. Спусковой курок механизма негативного развития социально–экономических проблем риска нарастающего отставания взведен.

По сути, народно–хозяйственное развитие с 2011 г. скатывается от резкого ежегодного взлета к инерционному сценарию с падением в течение последних лет динамики ВВП с 5,5% в 2011 г. до 1,5% в 2012 г., 0,9% в 2013 г., 1,6% в 2014 г., тогда как официально ставилась задача прироста ВВП в течение 2012 — 2014 гг. соответственно 5,5%, 8,5%, 3,3%. В текущем году некоторые показатели, характеризующие развитие, вообще опустились в «минусовую» зону. За январь — сентябрь 2015 г. падение ВВП по сравнению с соответствующим периодом прошлого года составило 3,7%. При этом обращает на себя внимание прежде всего то, что рост обрабатывающей промышленности (вернее, падение) отстает от роста экономики в целом, а ее доля в ВВП снижается.

Так, в 2013 г. индекс промышленного производства к уровню 2012 г. составил 95,2%, в 2014 г. — соответственно 101,9%, за январь — сентябрь 2015 г. — 92,9%, в том числе обрабатывающая промышленность 92,3%.

К тому же необходимо учитывать, что стабильно гипертрофированным на протяжении последних лет остается удельный вес убыточных организаций в промышленности.

Так, число убыточных организаций в промышленности в текущем году достигло 35,5% от общего количества, сумма их чистого убытка — 23,4 трлн рублей. Она выросла по сравнению с аналогичным периодом прошлого года в 4,4 раза. И это при том, что уже в 2013 г. их доля подскочила до 16,4% (8,2% в 2012 г.), в 2014 г. — до 26,5%. Промышленность функционирует в условиях нарастающей убыточности.

Несмотря на ранее громко звучащие призывы к модернизации и приданию экономике инновационного вектора развития, возникла тенденция падения роли промышленности в экономике. 

Если еще в 2011 г. доля обрабатывающей промышленности в ВВП составляла 28,1%, то по итогам января — сентября 2015 г. снизилась до 22,95. В то же время, скажем, в Китае после 1990 года удельный вес промышленности в ВДС достиг уже 40,7% и возрос на 4,2 процентного пункта.

Проблема не столько в спаде темпов экономического роста, а в том, что нет развития. Темпы действительно могут замедляться, но тогда, когда экономический рост замещается развитием, то есть переводом экономики на интенсивный путь развития к новой технологической структуре экономики, к переходу к инновационному типу воспроизводства. Никто не будет спорить с тем, что объем и направленность инвестиций определяют стратегию развития экономики страны.

За январь — сентября 2015 г. инвестиции в основной капитал в сопоставимых ценах по сравнению с соответствующим периодом прошлого года уменьшились на 13,9%, в том числе затраты на приобретение машин, оборудования, транспортных средств — на 25,1%. В отношении последнего следует отметить, что и в 2014 году за рассматриваемый период имело место снижение этого вида инвестиций к предыдущему на 17%.

Впервые наблюдается определенное ухудшение благосостояния основной массы населения; реальная заработная плата и денежные доходы уменьшаются.

Дискурс экономических дискуссий характерен тем, что некоторые настаивают, что причина наших бед от последствий воздействия внешних шоков и прежде всего в недореформированности экономики. При этом некоторые коллеги пытаются доказать производность проведения структурных реформ и закрепления того экономического курса, который в последние годы реализуется, в основу которого как раз–то и положено фактически рыночное саморегулирование, с автоматическим достижением желаемых результатов.

В качестве ключевой регулятивной функции сторонники этой теории неизменно объявляют обеспечение «макроэкономической стабильности».

Здесь главным элементом наряду с приватизацией, открытостью экономики является достижение финансовой стабилизации с устойчиво низкой инфляцией и, безусловно, — минимизация государства и государственных расходов.

Вкратце это можно суммировать так.

Чем «меньше государства», тем лучше для экономической эффективности.

Но «отделение» государства от экономики неизменно приводит к тому, что экономика реагирует «отделением» от роста и эффективности! 

Это мы уже проходили со времен «перестройки» до середины 90–х прошлого века. Разве она была другой в начале 90–х, коею мы скопировали от России? И не это ли копируем от современной России? Эти «новаторства» на самом деле стары, как стары и пресловутые «антисоветские реформы», вначале дезорганизовавшие, а затем разрушившие советскую экономику и народно–хозяйственный комплекс. Получается нечто похожее на бег по одному и тому же кругу.

То есть нам же под видом новой экономической модели предлагается сохранить во многом уже созданную, то есть модель дальнейшей деиндустриализации. Согласно принципу целей и средств именно содержание целевой задачи предопределяет способ ее решения. Если задача состоит в деиндустриализации страны, то данный либеральный, а вернее будет — ретролиберальный пакет мер явно пригоден для достижения поставленной цели.

Промышленно развитые страны — лидеры, распространяя и навязывая такого рода антисистемные идеи, включая отказ от централизованного планирования, в других странах, сами же из этого багажа идеологической дикости ничего не применяют у себя на практике.

Я отнюдь не поклонник экономической модели США, тем не менее считаю, что именно США можно назвать лидером по масштабам бюджетной поддержки науки, образования, АПК, проектов развития инфраструктуры. Размер американской программы стимулирования составляет (по данным на 2012 г.) 819 млрд долларов, из них 275 млрд — в форме сокращения налогов.

В принципе, я и мои коллеги–единомышленники не против реформ. Обеспечение поддержки устойчивого развития экономической системы само по себе предполагает постоянную их подстройку на это, то есть постоянные допустимые с учетом пороговых значений безопасности и оптимальности решения действия (реформы). Более того, они необходимы.

Но вот только что понимаем под «реформами»? И в чем состоит выбор принципа оптимальности во времени и последовательности? Неоправданно поспешное во времени и чрезмерное по масштабам проведение реформ приводит к разрушительным последствиям экстремистского реформирования экономики и всей общественной системы, приводит к подрыву и угрозе национальной безопасности. Поэтому мы исходим из того, что результативность проведения реформ может и должна оцениваться только по таким критериям, как: повышение эффективности, улучшение качественных показателей, характеризующих экономический рост и социально–экономическое развитие, и в целом по динамизму. Отсюда преобразования в области распределения доходов, собственности, финансов и денежного обращения могут считаться эффективными лишь в том случае, если будут подкреплены успешным развитием производства.

Поэтому стучащиеся в дверь проблемы с продолжающимся падением темпов развития экономики, которые, конечно, можно было бы продолжать прикрывать последствиями внешнего кризиса. Но на самом деле истина состоит в наших, извините, «раскорячках».

Когда вроде бы в соответствующих ведомствах провозглашается приверженность к государственной модели развития — однако это лишь по форме, а по сути, на практике, рыночные реформы постоянно скатываются к абсурдному либеральному уклону. Тем более что уже сам факт того, что негативные тенденции экономического развития отчетливо проявились задолго до прошедшего ухудшения торгово–экономических и политических отношений между Россией и Западом, а также снижения цен на нефть. Это, по–моему, говорит в пользу того, что ключевые причины текущего экономического кризиса невозможно объяснить исключительно внешними факторами.

В нашей ситуации внешний кризис вызвал лишь острое проявление завуалированного внутреннего. К внешним проблемам добавились внутренние, которые, как показывает анализ, по силе воздействия на производственно–финансовую деятельность промышленных отраслей возымели даже еще более отрицательные последствия. И эти внутренние проблемы, особенно в последний период, сузили возможности даже для элементарного ценового маневра. Как на внутреннем, так и на внешнем рынках.

Еще раз принципиально обозначу свою позицию. Современное общество, экономическая система остро нуждаются не в либерализме, а в экономической идеологии, которая базируется на принципах хозяйствования, оправдавших себя на практике и учитывающих национальные особенности. Государство не должно превращаться в стороннего наблюдателя, а, наоборот, быть лидером и организатором эффективной социально–экономической трансформации общества.

Более предметно разъяснить ситуацию можно с позиции макроэкономики.

Еще в октябре 2013 г. было объявлено, что мы начинаем жить во временном отрезке, определяемом совместным планом действий Правительства и Нацбанка по структурному реформированию и повышению конкурентоспособности национальной экономики (имеется в виду План совместных действий Правительства и Национального банка от 10 октября 2014 г.). Разработчики подчеркивали то, что особенностью этого рабочего документа является его сбалансированность и публичность и что он концентрируется на тех проектах, которые начнут работать в 2014 г.

К сожалению, определяющим мероприятием, традиционно внедряемым в проектах, является борьба с инфляцией и проведение «умеренно жесткой» денежно–кредитной политики. Суть состояла в том, чтобы сжать денежную массу, подавить внутренний спрос, в том числе и на импорт, и на этой основе добиться стабилизации экономики. И уж затем, на основе этой стабилизации, сам по себе и произойдет наконец долгожданный эффективный экономический рост на долгосрочную перспективу.

Казалось бы, несмотря на все усилия, ценой падения темпов развития, постановки в качестве главной цели социально–экономической политики снижения инфляции добиться этого так и не удалось, по крайней мере результаты должны были бы быть значительно весомее.

Готов привести цифры, иллюстрирующие этот тезис. Но они известны специалистам, а рядовые граждане это чувствуют на своих бюджетах.

Попытка найти математическую взаимосвязь денежной массы и инфляции не дает положительного результата. Тогда должен бы следовать хоть такой логический вывод: что–то не то, что очевидно. В логических рассуждениях неверно предположение, что из–за роста денежной массы ускоряется инфляция. Поскольку ценой такой «борьбы», как было показано выше, стало разрушение производственно–технических систем экономики и ее индустриальной основы. Планирование же развития целевых направлений в реальном секторе стало целью подчиненной, отсюда и очень деструктивным для экономики. И вообще «давить» спрос, но тогда как быть с известной формулой «спрос рождает предложение»?

Но адекватных выводов не сделано. К сожалению, монетаристская борьба с инфляцией пока так до сего времени и остается фетишем номер один.

Нынешние особенности отечественной экономики требуют углубленного изучения причин развития инфляционных процессов. Инфляция всегда выступает многофакторным явлением, в литературе об этом говорилось тысячекратно, которое отражает денежный и производственный аспекты воспроизводства, нарушения спроса — предложения денег и других пропорций экономики, что принимает форму увеличения (переход на более высокий уровень) уравновешивания цен и избытка денег в обращении.

В стратегическом плане определяющим фактором стабильности потребительских цен является их стабилизация в секторах реального производства.

Структурные пропорции хотя и не фиксируются статистикой, но отчетливо выявляются при анализе финансово–экономических статистических данных. В целях подавления инфляции необходимо активизировать применение хорошо известных мер государственного регулирования. Снизить инфляцию можно только с помощью коренного изменения в подходах к этому явлению. И это будут не «реформы», а торжество здравого экономического смысла.

По крайней мере, известно, что правильно организованное увеличение денежного предложения для реального сектора вовсе не влечет за собой повышение инфляции: эта опасность нейтрализуется ростом предложения товаров и снижением издержек за счет роста масштабов производства и повышения эффективности. Для нейтрализации же рисков неконтролируемого потока денег на финансовый рынок необходимо усилить контроль коммерческих банков за целевым использованием кредитов.

Тогда, по моему убеждению, будет исключено действие факторов, обуславливающих наблюдавшуюся ускоренную инфляцию. И мы, уверен, победим инфляцию! Но пока же реальных оснований утверждать, что эти факторы на самом деле перестанут действовать, а инфляция исчезнет, нет. Но хотим ли мы всерьез обсуждать в таком ключе этот вопрос?

Подтверждением этому может служить уже тот факт, что, если страна импортирует все — от электроники, картофеля, мясных и молочных продуктов до оконных шпингалетов, то практика действия воспроизводственных факторов роста цен раскрывает механизмы, которые можно объяснить следующим образом.

Торговля не может воспроизводить закупку товаров иначе как по ценам на момент закупки новой партии. Более того, при большой импортозависимости внутреннего потребительского рынка повышение цен при девальвации рубля объективно неизбежно. Цены в конечном итоге возрастают во столько раз, во сколько обесценится рубль. Существует только временной разрыв между валютной девальвацией и повышением потребительских цен. Каждый может узнать, посещая магазины, как долго сохраняются старые ценники и какими темпами будут возрастать новые.

К  сожалению, что касается использования потенциала потребительского спроса, то приходится констатировать: макроэкономическая эффективность расходов населения существенно занижена вследствие высокой доли импорта в розничном товарообороте. Из этого следует правильный вывод: важной составляющей политики должно стать содействие экономически обоснованному импортозамещению. Если бы спрос, продуцируемый ростом денежных доходов промышленностью, удалось направить на отечественную продукцию, то не только сбили бы уровень инфляции, но и в целом наше положение в экономике, и в частности в промышленности, могло бы ощутимо улучшиться. С учетом доли импорта в сфере потребления и промежуточном потреблении в промышленности особое значение приобретает внутренний рынок через максимальное достижение импортозамещения и ориентации денежного спроса на отечественные товары, это необходимо рассматривать как фактор не только борьбы с инфляцией, но и экономического роста, и экономического развития (доля оплаты труда в ВВП составляет 52%).

Это, прежде всего, обеспечит рост объемов производства, прежде всего в легкой, пищевой, целлюлозно–бумажной и деревообрабатывающей промышленности.

В  контексте рассмотрения обозначенной проблемы наиболее интересно рассмотреть итоги внешнеторговой деятельности по потребительским товарам.

При росте в 2013 г. экспорта потребительских товаров на 5,2% по сравнению с 2012 г. импорт по этой группе возрос на 25,7%, в том числе по продовольственным товарам — на 24,1%. Что касается внешнеторговых операций с непродовольственной группой товаров, то по сравнению с 2012 г. экспорт ее сократился на 7,5%, а импортные закупки, наоборот, увеличились на 26,7. Отрицательные тенденции сохранились в 2014 и в 2015 году.

Удивительно, но даже в текущем году в условиях валютных проблем и проблем с внешнеторговым оборотом объем импорта и потребительских товаров по сравнению с соответствующим периодом 2014 года возрос на 16,7%.

Доля продаж товаров отечественного производства в розничном товарообороте организаций торговли в 2013 г. составила 71%. Эта доля в 2012 г. еще составляла 73,9%. В 2015 году доля продаж отечественного производства в розничном товарообороте организаций торговли составила уже 69,8%. При этом доля продаж непродовольственных товаров отечественного производства в общем их объеме организациями торговли в январе — сентябре 2015 г. составила лишь 52%.

Растет доля импорта на внутреннем рынке, и при этом одновременно имеет место интенсивное падение производства отечественных аналогов. Только за текущий период 2015 г. это происходит на фоне падения объемов производства пищевых продуктов (0,5%), текстильной и швейной продукции (на 15,1%), производства кожи, изделий из кожи и обуви (на 19,3%), производства целлюлозы, бумаги, картона и изделий из них (на 4,6%) и роста запасов многих товаров из этой группы.

Можно и далее продолжать объяснять это только падением конкурентоспособности нашей промышленности. Но это крайне непродуктивно. Пора начать разговаривать о сути и первопричинах.

Напрашивается логический вывод: экономика страны все больше и больше скатывается к экономике потребления в ущерб производственному развитию. За год на потребительский импорт мы тратим валюты в объеме планируемой стоимости строительства в Островце атомной электростанции.

Отечественная промышленность теряет доходы не только от прямого импорта готовых изделий, но и оттого, что имеет место высокая зависимость от импорта комплектующих изделий. Следствием этих процессов не только становится неэквивалентный внешнеэкономический обмен, а также чрезвычайная наша зависимость от внешних факторов, но и отечественная экономика утрачивает целостность и способность к самостоятельному воспроизводству.

При этом, конечно, необходимы действенные дополнительные меры по стимулированию импортозамещения развития отечественной промышленности. Тем самым можно было бы обеспечить как рост производственной безопасности, так и добавленной стоимости за счет прирастания количества производственных цепочек с учетом импортозамещения в промышленности.

«Политкорректно» говоря, лукавостью отдает утверждение о высоких доходах населения и якобы важнейшем факторе инфляционности роста зарплат. Это элементарно опровергается. Хотя бы обращение к такому индикатору, как доля их расходов на потребление продуктов питания. Она неимоверно велика — 50,2% (за январь — октябрь т.г.).

А  вот ситуация со структурой расходов населения в ведущих странах: в США на приобретение продуктов питания приходится лишь 6% совокупных расходов домашних хозяйств, в Великобритании — 7,2%, Германии — 9,0%, Франции — 10,2%.

Пока наши надежды на создание Евразийского экономического союза для решения этой проблемы (защита от импорта) не оправдались. О чем можно говорить, если второй год подряд наш экспорт в Россию и Казахстан снижается еще в большей степени, чем в третьи страны. Почему?

Процесс расширения интеграции, по сути, сегодня производится по шаблонам пресловутой ВТО. Одно дело вести строительство Евразийского экономического союза по технологиям, скажем, закрепленным правилами ВТО, или с учетом сложившихся структур наших экономик и выработки, по крайней мере, своей тарифной политики (защитных и стимулирующих мер), не навязываемых той же ВТО. Ведь процесс углубления и расширения евразийской интеграции, производимый по данной шаблонной схеме, столкнулся с известными проблемами, и оптимального способа их решения так и не найдено.

Валовой внутренний продукт используется в качестве обобщающего показателя экономической деятельности. Его расчет в системе национальных счетов базируется на валовой добавленной стоимости. Это рассчитывается как разность между стоимостью произведенных товаров и услуг (выпуском) и стоимостью товаров и услуг, полностью потребленных в процессе производства (промежуточное потребление). В производственных отраслях промежуточное потребление включает в себя все потребленные в процессе производства материальные ресурсы. В сфере обмена оно состоит из ресурсов, к которым лишь добавляется стоимость без изменения ее потребительских свойств.

По итогам работы за 2013 г. доля промежуточного потребления в валовом выпуске обрабатывающей промышленности составляет 72,9%, а в торговле — 33,5%, то есть в 2,2 раза выше. Следовательно, валовая добавленная стоимость, наоборот, соответственно 27,1 и 66,5%, то есть в 2,5 раза ниже.

Ставка рефинансирования в декабре 2014 г. резко поднялась, а с 9 января 2015 г. достигла 25%. НБ уцепился «мертвой хваткой» в модель жесткой монетарной политики. Кстати, хотя и даже такая высокая ставка в неполной мере несет в себе экономической сути, так как при этом реальная стоимость кредитных ресурсов в условиях нашей страны определяется процентной ставкой по постоянно доступным и двусторонним операциям поддержки ликвидности банков, которая подскакивала до 50%.

Возникает закономерный вопрос: как могут отреагировать на ограничение кредитных ресурсов эти две рассматриваемые сферы экономики (на стоимость кредитных ресурсов и бюджетные ограничения)? Как это могло отразиться на финансовом положении реального сектора — легко просчитывалось.

При этом, как мне кажется, не предусмотрен особый механизм денежного предложения, что крайне было бы необходимо внедрить для производственного сектора, отсюда, конечно, становится невозможным создать нормальный инвестиционный процесс.

Потому экономические процессы идут, выражаясь языком физики, в турбулентном режиме, то есть потоки денег, потоки ресурсов, потоки экономической активности не упорядочены. Мы стали жить сегодняшним днем. Деньги в либеральной системе стремятся покончить со всем, что им может помешать, включая государство.

Предприятиям не хватает денег не то что на освоение новых производств, а на элементарное выживание. Отдельные предприятия до половины выручки вынуждены отдавать банкам только за проценты. Неужели коллегам было непонятно, что если нами запланировано сокращение внутреннего спроса на банковские кредиты, то жесткая денежно–кредитная политика будет «надежно» удерживать наше народное хозяйство по инерционной траектории, мощно препятствуя его переводу на инновационный путь развития?

Многие промышленные предприятия оказались просто без оборотных средств, фактически оставленными на выживание и обезоруженными перед крупными зарубежными корпорациями. Платежных средств не хватает и для расчетов за поставляемое сырье, материалы, комплектующие, энергоресурсы, что неминуемо ведет к возвращению в экономику массового бартера, то есть дезорганизации. Контрпродуктивное направление будет действовать, поглощая все новые сферы, включая банковскую. Из ловушки «инерционной» макродинамики самостоятельно им не выйти, если не задействовать механизм эффективного кредитования развития производства...

Советская Белоруссия № 238 (24868). Среда, 9 декабря 2015