Дважды розовая. Часть 1-я
Недавно бывший советник президента США по национальной безопасности Джон Болтон публично признался, что помогал планировать госперевороты в других странах. Об этом же свидетельствует и международный проект «Привкус цветных революций», организованный Аналитическим центром ЕсооМ совместно с издательским домом «Беларусь сегодня». Десятки ведущих политологов, аналитиков и публицистов из более чем 20 стран мира представляют свое видение феномена «цветной революции», прочно вошедшего в мировую политику и разрушившего прежнюю картину мира. Что он из себя представляет, какое может быть ему противоядие и отчего этот феномен, отточенный на десятке различных государств, оказался несостоятельным в Беларуси — поискам ответов на эти и другие актуальные вопросы современности и посвящен «Привкус цветных революций». Сегодня — завершение рассказа о некоторых итогах «дважды розовой революции» во Франции.
«Начинали — веселились…» Начало краха старой доброй изысканной Франции. Май 1968 г.
Сомнительная мода на протест
В 1968 году во Франции не было безработицы, не было проблемы профессионального успеха. Так зачем все это? Кажется, все начинается с двух аспектов: вьетнамского вопроса и вопроса студенческого общежития. Но вьетнамское дело было быстро отодвинутo на второй план и окончательно забытo в конце мая. Вопрос об общежитии касается только студентов и не имеет ничего общего с революционными требованиями. Они были искрами огня, разгоравшегося в другом месте.Май 1968‑го состоял из двух почти независимых движений: студенческого, которое было неравномерно политизированным, гедонистическим и экстремистски левым, и рабочего, которое исходило от разных групп рабочих, включая даже не состоящих в профсоюзах. Многочисленные новые работники (прибывшие в ходе общего сельского исхода) были плохо интегрированными и плохо защищенными крестьянами. Именно из них вышли самые решительные забастовщики.
Студенческое движение и его действия вызывают удивление. Несмотря на большое количество новых студентов (500 тысяч в 1968‑м), подавляющее большинство из них не были демонстрантами или недовольными. Напротив, это были сыновья крестьян, приехавшие в город, чтобы подняться по социальной лестнице.
Третий день волнений в Сорбонне. Бульвар Сен-Жермен в Париже.
На самом деле студенческое движение состояло почти исключительно из богатых студентов, парижских или провинциальных, которые не боялись за свое будущее.Поэтому революция началась в Нантере, на факультете, объединяющем самых обеспеченных студентов западных кварталов Парижа и пригородов: Auteuil, Neuilly, Passy, Saint-Cloud. Богатыми являются также Латинский квартал и Сорбонна (5‑й округ).
Можно сказать, что дети из высших классов выходили на демонстрации против своих государственных родителей. Для них стать революционером — это вопрос моды и культурно-исторического тренда, а вовсе не социологический вопрос классовой борьбы.
«Насмешка — деконструкция — разрушение»
С другой стороны, рабочие, не состоящие в профсоюзах, — это неквалифицированные рабочие. Они представляют собой очень мобильный субпролетариат, борющийся за свои пока еще несуществующие социальные права. Поэтому у этих двух движений нет ничего общего. Однако они происходили в одно и то же время, и студенческое движение пыталось повести за собой рабочих с помощью левых лозунгов. В мае 1968 года обе стороны верили в революцию. Де Голль опасался неминуемого захвата власти CGT и КПФ, и этим объясняется его поездка в Баден-Баден для переговоров с СССР. КПФ также верила в это, но не хотела свергать общественно-политический порядок, в который она начала прочно входить и иметь вес во всех политических вопросах. КПФ реканализировалa рабочее движение и добилась полного успеха в своих требованиях.По сути, велась антикультурная борьба, поскольку она была направлена на разрушение культуры в том виде, в котором та существовала в 1968‑м, но не предлагала никакого культурного обновления: наблюдалась только «насмешка — деконструкция — разрушение» социальных, моральных и культурных ценностей. Ни один из студенческих лозунгов не являлся позитивным. Это была битва против корней и основ любого порядка. Создание такого культурного вакуума логично открыло двери для космополитической американизации общества.
Демонстрация в поддержку де Голля на парижской площади Согласия. 30 мая 1968 г.
С этой точки зрения май 1968‑го стал катаклизмом, буквально дезориентировавшим все общество, в первую очередь саму молодежь.Появилось французское понятие Pensée 68 («Мысль 68»), которое можно вольно перевести как «шестидесятчина» — нигилизм, наглядно проявившийся в моральном и художественном кризисе семидесятых годов, где кино показывает пустоту. «Шестидесятчина» начинается как «юношеское варварство» и постоянное отрочество.
О степени блуждания, принесенного этой революцией, можно судить по профилям лидеров: тот же Кон-Бендит жил в космополитическом мире, который не был ни французским, ни немецким, ни израильским. И жил между высокой буржуазностью, салонами Сартра, наркотиками, педофилией, крайне левым терроризмом Х.-Й. Кляйна и чистым бандитизмом П. Гольдмана.Эти лидеры подростковых масс затем стали перемедиатизированными полуинтеллигентами, модными журналистами, политиками и бизнесменами, пополнившими ряды Социалистической партии Миттерана, их бывшего партнера. И именно эта партия управляла Францией с 1981 по 1995 год и с 2012 по 2017 год.
Таким образом, 1981 год стал политическим триумфом сторонников «шестидесятчины», навязавших свои ценности и добившихся появления ЕС и евро.
Май 1968 г. Баррикады на улицах Парижа из кирпичей…
…и из автомобилей. Улица Гей-Люссак в Латинском квартале. 11 мая 1968 г.
Печальная преемственность
Эммануэль Макрон был членом социалистического правительства, он также является представителем второго поколения носителей «шестидесятчины». «Вы — мои мальчики», — говорит он Кон-Бендиту и Гупилю. Идеологические и социальные линии, которым эти люди следуют со временем, вполне логичны: от троцкизма/маоизма/анархизма до «ультралиберального социализма».Эти люди сохранили безграничный интернационализм, европеизм, враждебность к России, симпатию к сионизму, презрение к истории и национальному государству.Но влияние студенческого движения вышло далеко за пределы cоциалистов. Вся интеллигенция (в основном левая) и в конечном итоге почти вся французская элита приняла мысль, продолжающую прямо или косвенно доминировать в СМИ и сознании правящих элит.
Начиная с мая 1968 года все, что напоминало авторитет или наследие прошлого, высмеивалось. Особенно понятие национальной привязанности. Кон-Бендит заявил, что «национальный флаг создан для того, чтобы его срывали». К тому же среди лозунгов в мае 1968‑го был и такой: «Нам плевать на границы, мы все немецкие евреи». А ведь борьба с границами — это, по сути, отказ от суверенитета.
Наконец, с момента своего официального прихода к власти в 1981‑м «шестидесятчина» навязала всем СМИ упрощенную амальгаму — «патриотизм = национализм = фашизм = абсолютное зло». Представлялось, что ей будет противостоять противоположность — «космополитизм = либертарианская левая = антифашистское сопротивление = демократия = абсолютное добро». С тех пор все публичные дебаты систематически вращались вокруг этой ложной поляризации внутренней и внешней политической жизни Франции.
Полиция и протестующие на улице Сен-Жак в Латинском квартале Парижа. 6 мая 1968 г.
Ничто не достается без борьбы
Несмотря на открытие архивов, май-68 остается событием, полным загадок. Личности участников, медлительность реакции правительства, его колебания, внезапное начало и конец событий — все это должно привести к дальнейшим исследованиям.Однако несомненно, что, помимо силы движения рабочих и студентов, события 1968 года во Франции имеют все признаки «цветной революции».Это и заметное участие транснациональных групп, и роль Израиля в их формировании, и роль Великобритании до и после событий, тесные ее связи с Помпиду, участие Франкфуртской школы… Падение де Голля было желанным для данных и других держав. Это тем более очевидно, что студенческое движение в мае 1968‑го было слабым и довольно плохо организованным. И то, что оно преуспело сверх всякой надежды, вызывает недоумение.
Та «цветная революция» не только разрушила великие голлистские глобальные амбиции. Она также стала началом разрушительной «розовой» культурной революции, конца которой не видно по сей день, несмотря на политическую смерть французской Социалистической партии в 2017 году.Движущие силы государства, а также политическое мышление были практически полностью исключены из общественных дебатов. Причем в три этапа: в 1968‑м, 1981‑м и в 1992‑м (при основании ЕС) — в результате столь желаемой деконструкции наиболее фундаментальных политических легитимностей.
Поэтому сегодня во всем мире, особенно в Восточной Европе, существует настоятельная необходимость борьбы и контратаки на культурном уровне, кажущемся (если посмотреть назад) слабым местом. Именно с его помощью противники Франции надолго разрушили ее мощь.
Сегодня мы должны усмирить идеологический мир «Голодных игр», а также гомосексуализм, трансгуманизм, иррационализм, мы должны укротить ультранасильственные и апокалиптические видеоигры, в которые вовлечены подростки. И даже атаковать техно, рэп и готическую музыку, высвобождающую разрушительные импульсы населения.Недостаточно запретить эти продукты законодательно, критиковать и деконструировать их в СМИ и школах, потому что они уже повсюду, постоянно распространяются в обществе. Необходимо предложить другое культурное производство, способное заполнить все культурное поле, занимаемое ими сегодня. И вытеснить их качеством, количеством и плотностью.
Необходимо также определить героев будущего, фигуры, вызывающие энтузиазм и воплощающие будущее. Именно мобилизовав и исказив Че Гевару, носители идей «шестидесятчины» свалили де Голля, который был настоящим героем будущего, но не имел его внешности.Именно культура определяет поведение и, следовательно, действия. Если бы государство и общество не находились в положении культурного отступления, вряд ли «цветным революциям» удалось бы проникнуть в молодежную среду. Именно за то, что великий де Голль не успел вовремя принять меры, он упал, а его значительная работа лежит в руинах. Ничто не достается без борьбы.
Оливье РОКПЛО, доктор политических наук, историк, геополитик, специалист по России и Вьетнаму, советник спецпредставителя Франции в РФ (университет Сорбонна).
