(Продолжение цикла публикаций материалов из Национального архива к 70–летию освобождения Белоруссии. Начало в «СБ» от 13, 14 февраля, 14 марта, 1 апреля, 10 мая, 20 июня, 5 июля, 13, 22 августа, 23 сентября.)
Публикуя материалы о нацистском геноциде в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны, мы обращаемся преимущественно к свидетельствам очевидцев и документам, которые составлялись в Москве или на освобожденной от оккупантов территории. Это самые точные исторические «показания». Немецкие документы также являются важным источником о происходившем в 1941 — 1944 годах. Захватчики сами описывают свои преступления.
Руководство нацистской Германии издало ряд документов, которые освобождали солдат вермахта от ответственности за преступления на оккупированной территории. Вот что говорилось в распоряжении начальника штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Кейтеля 13 мая 1941 года — незадолго до вторжения в СССР:
«Партизаны должны беспощадно уничтожаться войсками в бою или при преследовании.
Всякие иные нападения враждебных гражданских лиц на вооруженные силы должны подавляться войсками на месте с применением самых крайних мер для уничтожения нападающего.
В отношении населенных пунктов, в которых вооруженные силы подверглись коварному или предательскому нападению, должны быть немедленно применены массовые насильственные меры, если обстоятельства не позволяют быстро установить конкретных виновников.
Возбуждение преследования за действия, совершенные военнослужащими и обслуживающим персоналом по отношению к враждебным гражданским лицам, не является обязательным даже в тех случаях, когда эти действия одновременно составляют воинское преступление или проступок.
При осуждении предлагается чрезвычайно критически относиться к достоверности показаний враждебных гражданских лиц».
И буквально с первых дней войны захватчики начали действовать цинично и жестко. Приведем несколько примеров. В июле 1941–го полицейский полк «Центр» организовал карательную акцию в Беловежской пуще и прилегающих к ней районах. Были сожжены 34 населенных пункта.
Из дневника боевых действий 322-го полицейского батальона. Лето 1941 года
30 июля
Эвакуированы (термин оккупантов, по сути — выселены. — Авт.) населенные пункты: Ольховка, Заброды и Миклашево в районе 18 км севернее Беловежи с 320 семьями (1.133 чел.) в район вокруг дер. Заблудов, 50 км северо–западнее Беловежи. Акцию проводила 3–я рота. 3 коммуниста за попытку к бегству были расстреляны.
В 34 эвакуированных населенных пунктах реквизировано: 663 лошади, 22 жеребенка, 7 быков, 280 коров, 454 головы молодняка, 1.514 свиней, 978 поросят, 1939 овец и т.д.
31 июля
Сегодня эвакуировано 12 населенных пунктов в районе вокруг дер. Наревка Малая, 15 — 20 км северо–восточнее Беловежи, с 1.619 чел., которые расселены в районе вокруг дер. Заблудов, 50 км от Беловежи. 45 коммунистов (поляков и русских) расстреляны за коммунистическую агитацию, в том числе 1 женщина.
1 августа
На основании списков коммунистических руководящих функционеров в Беловеже и окрестностях, которые были переданы главному лесничему Шперлингу местным жителем, с внесенными в них 73 чел., полицейский батальон, после переговоров главного лесничего Шперлинга с группенфюрером СС фон Бахом, получил задание по возможности арестовать и немедленно расстрелять этих лиц.
2 августа
В результате быстро проведенной батальоном специальной акции по аресту коммунистов в Беловеже и окрестностях из 72 перечисленных в списке коммунистических функционеров удалось арестовать и расстрелять 36 чел., в том числе 5 евреев, 6 женщин, в их числе 1 еврейка. 2 арестованных еврея расстреляны за попытку к бегству. 15 гражданских пленных, которые были изобличены в коммунистической деятельности, сегодня также расстреляны батальоном.
Одновременно 1–я рота сегодня была направлена на подавление вспыхнувшей забастовки на лесозаводе в Беловеже (Городок). При этом за подстрекательство к забастовке 19 зачинщиков, в том числе 4 женщины, были расстреляны. Таким образом, сегодня батальоном расстреляно 72 чел.
Во время проведения операции «Припятские болота» в июле – августе 1941 года количество жертв составило 13.788 человек. В сентябре – октябре на территории Минской, Могилевской, Витебской и Брестской областей проведено 10 операций, в результате которых, как видно из отчетных документов карателей, уничтожены 7.162 человека.
Из информации ЦК КП(б)Б. 5 — 6 августа 1941 года
Зверства, учиняемые немцами над беззащитным населением, грабежи, убийства и насилия усиливаются. 23 июля, заняв деревню Роговский Прудок Пропойского района, немцы открыли пулеметный огонь по мирному населению, после чего приступили к грабежу, забирая продукты, домашнюю птицу и предметы обихода. Наряду с грабежами в этой деревне немцы насиловали женщин и молодых девушек.
Занимая деревню Чернин Паричского района, немцы расстреливали активистов и членов семей партийных и советских работников. Перед отступлением из этой деревни 2.8. немцы вывезли все, что только могли, вплоть до соломы, постельного белья и других домашних вещей, награбленных у населения.
В Рогачевском районе за то, что население перед приходом немцев уничтожило продовольствие, немцы сжигают деревни.
В дер. Телуша немцы расстреляли председателя колхоза, директора начальной школы и депутата местного Совета, трупы которых долгое время не разрешали убирать с улицы.
В дер. Красный Берег немцы без всякого основания публично расстреляли местного жителя Шпенбуха Янкеля и в течение нескольких дней не разрешали убирать его труп.
Дер. Панкратовичи немцы сожгли за то, что в ней нашли убитого немецкого солдата.
Из информации заместителя начальника УНКВД Могилевской области Крымова. 30 сентября 1941 года
15 июля при занятии м. Туров немецкие войска произвели погром магазинов, складов, забрав все ценное.
15 августа с района Давид–Городок на Туров на рассвете начал наступление карательный отряд. При занятии м. Туров отряд зажег центр района, расстрелял 13 евреев, часть забрал с собой и отступил в дер. Вересница в 7 км от Турова, где начал погром еврейского населения (собрал несколько семей евреев, закрыл в сарай и зажег).
Подтянув дополнительно силы 700 — 800 чел., карательный отряд занял Туров, предварительно при наступлении зажег его в пяти местах, кроме этого, зажег деревни Рычев, Хильчицы, Хочень, Погост и др. В дер. Погост Туровского р–на согнал к реке Ствиго около 50 чел. детей и женщин — всех расстрелял из пулемета.
В районе Давид–Городка из числа дезертиров немцами создана вооруженная банда в количестве 200 — 300 человек, последняя проводит налеты на деревни, грабит население, убивает евреев, партизан, членов семей актива, коммунистов.
Среди населения заявляют, что за одного убитого немца будет расстреляно 100 чел. и сожжена деревня.
Немецкое командование требовало применять самые жесткие меры в отношении партизан и местного населения. «Опыт учит, что коллективные расстрелы, сожжение деревень без полной ликвидации или выселения их жителей имеют для нас плохие последствия», — говорилось в приказе начальника оперативного штаба полиции безопасности и СД рейхскомиссариата Остланд от 18 ноября 1942 года. В том году были проведены 65 карательных операций.
В начале лета 1942–го серьезный удар нанесен по территории, охватывающей Кличевский, часть Белыничского и Кировского районов, откуда фашистов изгнали весной. Здесь была создана партизанская зона. Первая карательная операция «Майский жук» провалилась, и тогда в июле фашисты предприняли еще одну операцию под кодовым названием «Орел». Партизанам удалось прорвать заслоны карателей и вырваться из окружения. Озверевшие гитлеровцы полностью сожгли деревни Костричи, Козуличи, Костричская Слободка, Борки Кировского района, Ореховка и Подстружье Кличевского района.
Крупная операция «Болотная лихорадка» была предпринята с 25 августа по 20 сентября, она охватывала территорию Брестской, Витебской и Минской областей. Все деревни в лесных и болотистых местах подлежали уничтожению. В ходе операции погибли более 10.000 мирных граждан, свыше 1.200 человек вывезено на принудительные работы в Германию. Однако фашисты признавали, что достичь поставленной задачи по уничтожению партизан им не удалось.
Из докладной записки секретаря Суражского подпольного райкома КП(б)Б И.Ф.Бардиана. 28 июня 1942 года
В деревне Курино Куринского с/совета повешен гр–н Куконченко Прокофий Иванович, которого перед казнью, несмотря на то что гр–н Куконченко был болен, пытали, а потом повесили. В данной деревне убита, а потом сожжена в огне старуха в возрасте 103 лет. Подобные зверства имели место в ряде других деревень.
Жестокость нацистов оборачивалась не «усмирением» населения, а еще большим сопротивлением. Оккупанты в конце концов это поняли. Но преступники, у которых руки были по локоть в крови, не останавливались.
Из приказа генерала охранных войск и командующего тылом группы германских армий «Центр» Шенкендорфа. 3 августа 1942 года
В последнее время неоднократно имели место случаи, когда в ходе операций по усмирению и очищению территории применялись так называемые меры «возмездия»... Карательные меры, как сжигание населенных пунктов, расстрелы жителей, в особенности женщин и детей, оказывают противоположное воздействие.
Из дневника боевых действий высшего начальника СС и полиции по рейхскомиссариату Остланд. Сентябрь 1942 года
5 сентября
Операция в Налибокской пуще сейчас в стадии завершения. Установлено, что большинство жителей деревень в этом районе поддерживают связь с бандитами (так оккупанты называли партизан. — Авт.), действуют сообща с ними и даже из числа их многие мобилизованы в бандиты. Бандитские подразделения не обнаружены, так как они рассеялись и укрылись в болотах и лесах или же, как безобидные крестьяне, прячутся в деревнях и на хуторах. Чтобы усмирить эту местность, обер–группенфюрер СС Еккельн приказал сжечь упомянутые выше деревни и хутора, подозрительных лиц расстрелять и весь район эвакуировать.
6 сентября
Операции в Налибокской пуще вечером закончены. Для усмирения очагов беспорядков все деревни и хутора в этом районе, жители которых были связаны с бандитами, сожжены и уничтожены. 204 чел., подозреваемых в принадлежности к бандитам, расстреляны. 1.217 чел. эвакуированы (т.е. выселены. — Авт.).
В 1943 году происходили крупномасштабные «усмирительные» акции с использованием моторизованных подразделений, танков, авиации. Наиболее крупные экспедиции фашисты провели против партизан Витебской (январь–февраль, май–июнь), Минской (май–июнь, август), Могилевской (апрель, август), Полесской, Пинской (июль–август), Барановичской (август), Брестской (сентябрь–октябрь) областей.
В начале 1943 года оккупанты осуществили ряд карательных операций против партизан Россонско–Освейской зоны. Одна из них — «Зимнее волшебство» — проводилась с 16 февраля по 30 марта. Фашистам удалось нанести партизанам чувствительный урон. Погибли и получили ранения значительное число бойцов и командиров, потеряно немало продовольственных запасов, разрушены партизанские лагеря. Уничтожены 13.677 мирных жителей, более 2.000 человек угнаны на принудительные работы в Германию и Латвию, более 1.000 детей отправлены в Саласпилский лагерь смерти. Во время этой операции сожжено 439 деревень. Особенно большие потери понес Освейский район.
С осенне–зимнего периода 1943 — 1944 годов, когда началось освобождение Белоруссии, проведение тактики «выжженной земли» приняло наиболее широкие масштабы. Создавались специальные команды поджигателей, в задачу которых входило при отходе проводить полное опустошение оставляемой территории. В результате целые районы превратились в пустыню.
История Хатыни — символ уничтожения белорусских деревень нацистами и их местными пособниками. В архивах сохранилось ранее не публиковавшееся в периодической печати свидетельство выжившего очевидца о том, как это было.
Из протокола допроса Иосифа Каминского о сожжении деревни Хатынь Логойского района. 31 января 1961 года
21 марта 1943 года, в воскресенье, в дер. Хатынь приехало много партизан, название отряда и бригады не знаю. Переночевав, утром еще было темно, большая часть их выехала из нашей деревни. В середине дня, то есть в понедельник, 22 марта, я, находясь дома в дер. Хатынь, услышал стрельбу около деревни Козыри, расположенной в 4 — 5 км. Причем стрельба сначала была большая, потом она прекратилась и вскоре снова на некоторое время возобновилась. Не помню точно, кажется, в 15 часов партизаны возвратились в Хатынь... Спустя час–полтора нашу деревню стали окружать немцы, после чего между ними и партизанами завязался бой. Несколько партизан в дер. Хатынь было убито, в частности, я лично видел, что в моем огороде лежал труп убитой женщины–партизанки... Были разговоры среди местных жителей, кого конкретно не помню, что со стороны партизан имелись другие потери, но я сам больше убитых не видел. Были ли потери со стороны немецких войск, не знаю. Партизаны после часового примерно боя отступили, а солдаты немецких войск стали собирать подводы и грузить на них имущество. Из числа жителей дер. Хатынь они взяли в подводчики только одного Рудак Стефана Алексеевича... Остальных жителей начали сгонять в сарай, расположенный в метрах 35 — 50 от моего дома, то есть мой сарай. Я проживал по правой стороне и в середине деревни Хатынь, если ехать из дер. Слаговище со стороны г.п. Логойска. А мой сарай, куда сгоняли каратели людей, расположен ближе к улице. Ко мне в дом сначала зашло 6 карателей, разговаривавших на украинском и русском языках. Одеты они были — трое в немецкой форме, а остальные, вернее, другие три карателя в каких–то шинелях серого цвета, как будто русских (имеется в виду, очевидно, красноармейская форма. — Авт.) шинелях. Все они были вооружены винтовками. Дома тогда были я, моя жена Аделия и четверо детей в возрасте от 12 до 18 лет. Я стал на колени, они у меня спросили, сколько было партизан. Когда я ответил, что было у меня шесть человек, а кто они такие не знаю, вернее, или партизаны, или другие — я так выразился, спросили затем, есть ли лошадь, и предложили ее запрячь. Как только я вышел из дома, один из карателей, одетый в шинель серого цвета, у него на рукаве были нашиты знаки с каким–то, если не ошибаюсь, коричневым оттенком, высокого он роста, плотного телосложения, полный в лице, разговаривал грубым голосом, ударил меня прикладом винтовки в плечо, назвал бандитом и сказал быстрее запрягать лошадь. Лошадь стояла у моего брата Каминского Ивана Иосифовича, который проживал напротив моего дома через улицу. Зайдя туда во двор, я увидел, что мой брат Иван уже лежал на пороге своего дома убитый. Видимо, он был убит еще во время боя, в результате которого даже окна частично повылетали, в том числе в моем доме. Лошадь я запряг, и ее взяли каратели, а меня и сына моего брата Владислава два карателя погнали в мой сарай. Когда я пришел в сарай, то там уже были человек 10 граждан, в том числе моя семья. Я еще спросил, почему они неодетые, на что моя жена Аделия и дочь Ядвига ответили, что их каратели раздели. Людей продолжали сгонять в этот сарай, и он через непродолжительное время был совершенно заполнен, что даже нельзя поднять рук. В сарай согнали человек сто семь моих односельчан. Когда открывали и загоняли людей, было видно, что многие дома уже горели. Я понял, что нас будут расстреливать, и сказал находившимся вместе со мной в сарае жителям: «Молитесь богу, потому, что здесь умрут все». В сарай были согнаны мирные жители, среди них много малолетних и даже грудного возраста детей, а остальные — в основном женщины, старики. Обреченные на смерть люди, в том числе я и члены моей семьи, сильно плакали, кричали. Открыв двери сарая, каратели стали расстреливать из пулеметов, автоматов и другого оружия граждан, но стрельбы почти не было слышно из–за сильного крика (воя) людей. Я со своим 15–летним сыном Адамом оказался около стены, убитые граждане падали на меня, еще живые люди метались в общей толпе, словно волны, лилась кровь из раненых и убитых. Обвалилась горевшая крыша, страшный, дикий вой людей еще усилился. Под ней горевшие живьем люди так вопили и ворочались, что эта крыша прямо–таки кружилась. Мне удалось из–под трупов и горевших людей выбраться и доползти до дверей. Тут же каратель, стоявший у дверей сарая из автомата выстрелил по мне, в результате я оказался раненым в левое плечо; пули как будто обожгли меня, поцарапав в нескольких местах тело в области спины и порвав одежду. Мой сын Адам, до этого обгоревший, каким–то образом выскочил из сарая, но в метрах 10 от сарая после выстрелов упал. Я, будучи раненым, чтобы не стрелял больше по мне каратель, лежал без движения, прикинувшись мертвым, но часть горевшей крыши упала мне на ноги, и у меня загорелась одежда. Я после этого стал выползать из сарая, поднял немного голову, увидел, что карателей у дверей уже нет. Возле сарая лежало много убитых и обгоревших людей. Там же лежал раненый Етка Альбин Феликсович, у него из бока лилась кровь, и, поскольку я находился рядом с ним, то кровь текла прямо на меня. Я еще пытался ему помочь, затыкал рукой рану, чтобы не текла кровь, но он уже умирал, будучи совершенно обгоревшим, на лице и теле не было уже кожи, тем не менее он еще раза два сказал: «Спасай!», почувствовав мое прикосновение. Услышав слова умиравшего, Етки Альбина, каратель подошел откуда–то, ничего не говоря, поднял меня за ноги и бросил, я, хотя был в полусознании, не ворочался. Тогда этот каратель ударил меня прикладом в лицо и ушел. У меня была обгоревшая задняя часть тела и руки. Лежал я совершенно разутый, так как снял горевшие валенки, когда выполз из сарая. Лежал на снегу в луже крови, то есть смешавшейся со снегом. Вскоре я услышал сигнал к отъезду карателей, а когда они немного отъехали, мой сын Адам, лежавший недалеко от меня, в метрах примерно трех, позвал меня к себе вытащить его из лужи. Я подполз, приподнял его, но увидел, что он перерезан пулями пополам. Мой сын Адам еще успел спросить: «А жива ли мама?» — и тут же скончался. Какие больше трупы лежали около сарая, не помню, вспоминаю еще только Желобковича Андрея, которого видел убитым. Кроме моих членов семьи, там погибли его жена и трое детей, в том числе грудной ребенок. Я сам подняться и двигаться не мог, но вскоре подошел ко мне мой шурин Яскевич Иосиф Антонович, проживавший на хуторе в полутора примерно километрах от дер. Хатынь, и отвел к себе домой, вернее, почти нес на себе. Деревня Хатынь уже полностью догорала. Это было вечером 22 марта 1943 года, когда стемнело.
За три года оккупации гитлеровцы провели в Белоруссии более 140 крупных карательных операций в сельской местности. Малоизвестный факт: в Витебской области 243 деревни сжигались дважды, 83 — трижды, 22 — четыре раза и более, в Минской области дважды сжигались 92 деревни, трижды — 40, четырежды — 9, пять и более раз — 6 деревень.
Эти страшные свидетельства — лишь малая доля преступлений гитлеровцев и их местных пособников в Белоруссии. Полную картину представить можно, обнародовав все сохранившиеся документы. Мы продолжим знакомить читателей с некоторыми из материалов, которые находятся в фондах Национального архива Республики Беларусь и других хранилищах страны.
vk@sb.by
Советская Белоруссия №212 (24593). Среда, 5 ноября 2014.