Легко ли воспитаннику интерната создать семью

Самые значимые люди в судьбе ребенка — его родители. Их поведение, мышление и образ жизни он неосознанно копирует в будущем, когда сам задумывается о создании семьи. Поэтому и первое предательство со стороны близких людей воспринимает особенно остро. Большинство мальчишек и девчонок, выросших в детских домах и интернатах, — это сироты при живых мамах и папах. Лишенные тепла и ласки, тоскующие по нежности, испытывающие острую потребность во внимании, они мечтают как можно скорее создать собственные семьи и искренне верят в то, что для этого достаточно просто взаимно полюбить кого-то.

Фото Рейтер

Разговорить этих резких, недоверчивых парней и девушек нелегко: они не понимают интереса постороннего человека к своей персоне и поначалу даже грубят. 21-летний Рома до сих пор не знает, как совершать покупки через интернет, и лишь недавно освоил смартфон. Зато уже успел жениться и развестись, а еще — стать отцом. Но навещать маленького сына отказывается. Назло бывшей жене.

Ирина в свои 25 воспитывает троих детей от разных мужчин, ни один из которых так и не стал ее законным мужем. Однако она не отчаивается: знакомится по интернету, умудряется находить время для свиданий. Боюсь, четвертый младенец тоже не за горами: Ирина просто бредит идеей встретить, наконец, Того Самого — настоящего, любимого, заботливого. Как в телесериалах, которые она смотрит запоем. Увы, примитивные мелодрамы — единственная для нее возможность полюбоваться на нормальные семьи: когда-то мать бросила Иру в роддоме, и за последующие годы забавная девчушка, страдающая косоглазием, не приглянулась никому из потенциальных усыновителей.

— Думаешь, нам, интернатовским, есть чем хвастаться? — угрюмо спрашивает ее подруга, 22-летняя Нонна.
Я уже наслышана про еще одну нелегкую судьбу: мать Нонны умерла, когда девочке было четыре года, отец вскоре спился и был даже рад, когда единственную дочку определили в детский дом: ребенок раздражал, не давал выспаться после попойки, требовал игрушек, еды и постоянно лез на руки, отвлекая от “важных” дел. Первое время Николай писал Нонночке письма, пару раз приезжал навестить, даже подарил плюшевого зайца. Эту игрушку Нонна хранит до сих пор как ценнейшую реликвию: больше от родного отца она не получила ни одного подарка. Спустя пять лет директор учреждения, где воспитывалась девочка, вызвала ее на разговор и сообщила, что папы больше нет: каким-то образом он оказался в далеком российском городе, выпил паленого спирта и умер.

Чуть оттаяв после латте с десертом, которые мы поглощаем за разговором в кафе, Нонна снисходительно соглашается окунуться в воспоминания:

— Мама и папа когда-то были очень добрыми и ласковыми.

Я потом в детском доме и в интернате, когда все ложились спать, часто закрывала глаза и представляла, как они меня обнимают. Конечно, ревела в подушку. Знаешь, легче было тем, кто вообще не помнил, что такое настоящая семья. А у меня еще оставались какие-то обрывки в памяти. Даже когда отец уходил в запой и несколько дней не вспоминал, что меня нужно покормить, я все равно знала, что кому-то нужна.

А когда попала в детский дом...

У нас были хорошие воспитатели и учителя, строгая, но справедливая директор. Но это были чужие люди. Однажды меня пытались удочерить. Мне было девять, когда красивая женщина и ее муж пришли в детский дом, поговорили со мной. Прошел слух: я им понравилась. Мне завидовали подружки, даже наставники на уроках могли сказать что-то вроде: “Ну, Нонна, давай, напрягись, скоро ведь в хорошую школу перейдешь, там будет стыдно не знать таких элементарных вещей!” Я очень хотела в эту семью, но... То ли возникли какие-то проблемы с оформлением документов (родной отец тогда еще был жив, но где находился, — оставалось загадкой), то ли усыновители передумали... Мне долго не говорили, что они больше не придут, а я ждала, сидя на подоконнике в обнимку со своим зайцем. Когда поняла, что это все, жить расхотелось. Да и остальные дети подливали масла в огонь, дразнили, насмехались. Радовались, что я упала со своего пьедестала. Я их не виню: мы все страшно завидовали этой “отборной касте” — тем, кого усыновляли и удочеряли. Увы, чаще всего это были малыши до пяти лет. А я уже считалась “перестарком”...

Интернатовские девочки рано начинают половую жизнь. Не потому, что какая-то там любовь-морковь. Нет, просто нам всем ужасно хочется внимания и ласки от другого человека. Я впервые занялась сексом в 15 лет с самым крутым 17-летним парнем из нашей параллели. К счастью, обошлось — не забеременела. Хотя мы не предохранялись: не знали, как это делается. К нам в интернат с лекциями приходила гинеколог, рассказывала о ВИЧ, о заболеваниях, передающихся половым путем, постоянно повторяла фразу про необходимость предохранения. Про презервативы наслышаны были все, но это не значит, что парни умели ими пользоваться. Что касается таблеток для девочек, с этим тоже была проблема: мы ведь не располагали своими деньгами. Надо было идти к воспитателю, объяснять ситуацию. А что тут объяснишь? Мол, все подружки уже стали женщинами, мне тоже хочется...

После интерната я вернулась в дом, из которого меня когда-то забрали ребенком. Соседи меня вспомнили. Одна бабушка, которая хорошо знала мою маму, даже взялась опекать: объяснила, как оплачивать “коммуналку”, помогла устроиться на работу, постоянно угощала домашними блинчиками, супчиками, подарила кулинарную книгу, чтобы я хоть что-то научилась готовить. Мне вообще везло на хороших людей. Кроме мужчин. Бабушка бабушкой, но ведь, по сути, чужой человек. А выживать в этом мире одной было трудно и страшно. И я как в омут с головой окунулась на работе в роман с тридцатилетним мужчиной. Он — начальник цеха, женат, отец двоих детей. Но мне было все равно: я впервые за долгие годы купалась в обожании, комплиментах. Отмерено моему счастью было всего полгода. Пока я не поняла, что беременна и не сообщила своему мужчине. “Любовь” закончилась сразу и навсегда: он совал мне в руки деньги на аборт, потом перестал отвечать на смс. Через пару недель я узнала, что он уволился.

Я решила рожать. Почему? Мне нужен был рядом родной человек, чтобы не свихнуться от одиночества. Врач в женской консультации рассказала мне про социальные центры для женщин, оказавшихся в похожей ситуации, чтобы я туда обратилась за помощью, если будет совсем невмоготу. А бабушка-соседка заверила, что будет во всем помогать. Святая женщина! Девчонки на работе скинулись, купили распашонки, пеленки, профсоюз выделил деньги на коляску. Я родила девочку, как и хотела. Ей сейчас три года. Папаша платит алименты, но это копейки, ведь у него еще двое несовершеннолетних ребят. Меня никто не учил быть мамой, я очень боялась, что ничего не получится, это была моя навязчивая идея: вдруг у меня отберут ребенка и сдадут в детский дом, потому что я безалаберная, молодая. Но справилась. Дочке уже три годика, только-только в садик пошла. Главное — мы есть друг у друга.

А то, что оказались не нужны папе... Что ж, бывает. Наверное, я передала моей девочке это в наследство.

В чем заключается основная трудность для юношей и девушек, выросших в интернате и желающих создать свои семьи? Психолог Наталья Смущик объясняет:

— В детском доме дети зачастую не воспринимают своих ровесников как потенциальных партнеров для построения семейных отношений. Проживая годами в закрытых учреждениях, видя друг друга каждый день, подросшие девочки и мальчики крайне редко влюбляются друг в друга и еще реже создают потом семьи с выпускниками того же социального учреждения. Кроме того, всем известно, что потребность в любви, безопасности, значимости может удовлетворяться только в полноценной семье. Детям-сиротам часто не хватает простых тактильных контактов как формы выражения любви. Закончив обучение в интернате, встретив во взрослой жизни парня/девушку, не сильно раздумывая, они вступают в сексуальные отношения, считая, что это и есть та самая любовь. Важно, чтобы такие дети общались с ровесниками из других социальных учреждений, из обычных школ. А лучше — проживали в семьях. Чтобы видеть перед глазами пример мужского и женского поведения, как приемные родители или усыновители выполняют разные социальные роли: мужа, жены, отца, соседа. Это поможет в будущем, когда придет пора вступать во взрослую жизнь и знать, как себя вести в социуме.

— Многие бывшие воспитанники детских домов и интернатов признаются: они не умеют любить, не знают, что это такое. Можно ли научить этому чувству уже взрослого, сформировавшегося человека?

— Стоит начать, пожалуй, с определения понятия любви. Очень часто его путают с влюбленностью. Хотя состояние влюбленности и восхитительно, оно кратковременно и в основном эгоцентрично. Любовь — это выбор, волевое решение совершать какие-то хорошие действия в адрес другого человека, даже когда нас не захватывают чувства влюбленности. Проявлять любовь мы учимся, как правило, в своих семьях, наблюдая за отношением родителей или других родственников друг к другу. Выражаем любовь разными способами. Семейный психолог Г. Чемпен выделил пять языков любви. И учить этим пяти языкам нужно всех — и детей, и взрослых. Преимущество подростков из полных и благополучных семей в том, что они это видят ежедневно и усваивают как нечто естественное, само собой разумеющееся. Ребята из детских домов такой возможности лишены. Единственный шанс наблюдать за “нормальными отношениями” — попасть в полную приемную семью либо на каникулы в патронатную. В жизни каждого ребенка-сироты в идеале должен быть значимый взрослый, проявляющий к нему любовь.

Фото Александра Стадуба

— Быть может, имеет смысл ввести в интернатах в качестве школьного предмета этику и психологию семейной жизни? В обычных школах предполагается, что такое воспитание и такие знания дети получают в своих семьях, а как быть с теми, у кого нет родителей?

— Проблема не в статусе ребенка. Это характерно для современного общества в целом: кризис семейных ценностей, огромное количество разводов, дети, рожденные вне брака, популярное у молодежи сожительство. Курс этики и психологии семейной жизни, наверное, необходим всем школьникам, а не только тем, которые обучаются в детских домах и интернатах. Конечно, одним уроком в неделю или курсом факультативных лекцией мы не сможем стопроцентно повлиять на умение правильно взаимодействовать с людьми, но учить этому подрастающее поколение необходимо.