Наш первый олимпийский чемпион Леонид Гейштор рассказывает военную историю своей семьи

«Чемпиона из меня сделала война»

Отца первого олимпийского чемпиона Беларуси Леонида Гейштора забрала Великая Отечественная. Настоящей героиней Леонид Григорьевич считает и свою маму — в оккупированном, а потом освобожденном, но голодном Гомеле сумевшую сберечь пятерых детей.

Картошка  в  чайнике


Многодетная семья Гейштор в довоенном Гомеле в особой роскоши не жила. Григорий Михайлович был лаборантом в Институте леса. Наталья Романовна какое-то время работала швеей, а потом сосредоточилась на воспитании детей. Четверо уже были на руках, еще один ребенок вот-вот должен был родиться.

Война поспособствовала и воспитанию спортивной стойкости


— От соседей услышал: «Война! Война!» — вспоминает Леонид Гейштор. — А что «война»? Что я, пятилетний, мог понять? Но потом они пришли…

12 августа 2-я немецкая армия начала штурм города, авиация беспрерывно сбрасывала бомбы. Превосходство в силе привело к тому, что через пять дней фашистские войска ворвались в Гомель. На левом берегу Сожа бои шли еще трое суток.

Из скромного домика в микрорайоне Монастырек семью Гейштор и их соседей выгнали поздней осенью. Всех построили в колонну и повели через центр города — по сегодняшней улице Советской. Отца, мать на последних сроках беременности и четверых малолетних детей вместе с другими погнали в Германию. Леонид Григорьевич до сих пор вспоминает охватившее его чувство отчаянья и бессилия.

— Мы шли по полям. Было уже холодно, но урожай никто не убрал. Гонят нас, ночь застала в поле, был иней, — и сейчас ежится Леонид Григорьевич. — Родители накрыли нас, малых, сеном, а сами начали картошку копать. Наутро просыпаемся, а на нас снег лежит. Картошку, кстати, тогда засыпали в чайник, сварили, на всех разделили. В этом же чайнике грели воду, заварили что-то типа чая. Напиться не дал немец. Подъехал на коне, глаза горят, ногой чайник пнул и, довольный, отъехал.

Хозяйка  дома  подстелила соломки


Вселенная ли, разглядевшая в испуганном мальчишке будущую спортивную легенду, или небывалая удача спасла Гейшторов, Леонид Григорьевич не знает. Но нескольким семьям удалось отстать. Затаились, шли по полям. Схорониться удалось в деревне Старая Мильча, которая сейчас уже входит в состав Гомеля. Дом выбрали наобум, но местные почти всегда помогали друг другу. Хозяйка жилища бросила на пол солому — ложитесь. На той соломе и прожили какое-то время. На той соломе родилась и младшая сестра Леонида Григорьевича. Описать условия быта на оккупированной территории можно одним примером: однажды оголодавшие крысы чуть не загрызли новорожденную.

Паводок 1944 года был таким сильным, что из дома выбирались через окна.

В Гомель не совались. Особенно в Монастырек, где было еврейское гетто. Два года оккупации слились для маленького Лени в одну большую серую полосу. Лишь изредка в памяти всплывают отдельные картины. Вот он стоит на окраине деревни, откуда отлично просматривается город. Отлично, потому что разрушен был почти до основания. Вот немцы бомбят железнодорожный мост через Сож — красивый, как радуга. Первым счастливым воспоминанием стало появление в Мильче советского разведчика.

Гомель освободили 26 ноября 1943 года.

— День был пасмурный, неприветливый. Мы пришли в Монастырек, спустились к речке, вода темная и злая. А потом увидели, что немцы дом наш сожгли. Соседи говорят, несколько раз пытались поджечь, даже бросали гранаты, он долго не сдавался.

Гейшторы временно заняли пустующий дом, в котором некогда жили монахини. Нужно было думать, как перезимовать в разрушенном голодном городе. Но тут война еще больше усложнила им жизнь: отец ушел на фронт. В начале войны он не прошел комиссию по болезни, в середине — нужны были люди.

Невзгоды  закаляют


Зима выдалась чрезвычайно суровой. Морозы стояли такие, что метровый лед на реке трещал от натуги. В отсутствие мужа все заботы по пропитанию и воспитанию легли на плечи матери семейства. Наталья Романовна снова занялась шитьем. На базаре продавали все, что могли, чтобы заработать лишнюю копейку, но большую часть времени приходилось голодать.

В сохранившихся документах отец Леонида ГЕЙШТОРА значится пропавшим без вести, но в его гибели родные не сомневались.

— Выкручивались как могли. Мне ставили самовар на санки. Пока до базара довезешь по колено в снегу — закипает, продавали горячий чай. Люди были добрее, сочувствующие. Заняла мама денег — купила картошки, немного мяса. Продавала на базаре котлеты.

Женщина, работавшая на хлебокомбинате, приносила мешки из-под муки — мыть, за это нам хлеб давали. Хлеб пекла круглый, кусочек стоил 10 рублей на те деньги, вся булка — 100. Совсем немного из этого оставляла детям.

Весной 1944-го разлив Сожа был огромный. Наводнение, как в Венеции, вода до середины забора, волны били в стены так, что, казалось, снесут хлипкую конструкцию. В дом Гейшторы попадали через окно. Закалившиеся невзгодами, сумели отложить денег и купить лодку. Без нее было просто не выбраться из дома. Маленький Леня взялся зарабатывать: перевозил людей и грузы. Научился ловить рыбу.

— Натягивал провод через речку, на него — леску с крючками и ждал. Иногда ловил монстров — вон в полковра, — рыбак со стажем Леонид Гейштор хвастливо разводит руки, чтобы показать улов. — Стерлик, мирон... Мирон красивый, усы, голова, как у лисицы! Сейчас здесь такое уже и не водится, наверное.

От отца приходили письма. Наталья Романовна подробностей детям не рассказывала: на фронте все хорошо. Последняя весточка была в марте. Сейчас в обобщенном банке данных «Мемориал» можно найти запрос 1944 года: жена Наталья Гейштор разыскивает переставшего писать супруга. Через три месяца на документе появилась печать «Пропал без вести». Подробностей о его судьбе родные так и не узнали.

Выпавшее из рук мамы письмо Леонид Гейштор запомнил на всю жизнь. Как и страх, и безысходность в глазах всегда самой сильной Натальи Романовны. Содержание письма он не видел, но вслух еле шевелящимися губами мама сказала:

— Отец погиб.

Будем  жить!!


А потом были самые горькие слезы и висящий в воздухе вопрос: как жить дальше, одной с пятью детьми? У маленького, но внезапно повзрослевшего Лени разрывалось сердце, но тут мама взяла себя в руки: будем жить!

— Она была суровой, но из-за угла ни за кем не следила. Просто воспитывала так, что шалостей не хотелось. Все делала сама. В долг не брала — говорила, что не хочет в рабство. Шила, продавала, спала пару часов в сутки.

Первый в жизни снимок Леонида, 15 лет. Мама Наталья Романовна.

С едой снова было плохо. Самый большой разгул — на Пасху. Мама напекла куличей и сварила компот из сухофруктов. Порой Наталья Романовна оглядывала оставшуюся картошку и понимала: на всех не хватит, даже если делать драники. Тогда просто сварила, растолкла и залила кипятком. Этот «кисель» делили на всех.

— Ночью буржуйка грела. Стенки у нее тонкие. Мы нарезали картошку тонкими кружочками, прикладывали к горячей стенке, так жарили и ели. Ничего вкуснее в жизни не пробовал.

Глядя на отдающую себя полностью семье мать, более ответственными и самостоятельными становились и дети. Выживали и крепчали. Освоивший во время войны лодку, Леонид Гейштор вскоре открыл для себя и каноэ, стал выигрывать местные соревнования и постепенно шел к золоту Рима.

— Может, и странно так говорить, но война и тяжелый труд мамы сделали из меня олимпийского чемпиона. Воспитание и дисциплина.

valchencko@mail.ru

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter