— Анжелика, вы профессионал в области ТВ, и все‑таки: сложно ли было переключиться на работу в кадре?
— Руководство телеканала ОНТ предложило мне попробовать — это было немного неожиданно, потому что я по большей части работаю в Москве, в Беларусь приезжаю к семье на побывки. Я спросила: «А зачем вам я? В конце концов, я здраво оцениваю и свой возраст, и свою занятость». И мне объяснили, что сегодня на телевидении более востребованы состоявшиеся люди в плане и возраста, и жизненного опыта — для того, чтобы иметь право транслировать какие‑то вещи. Потому что лет в 25 ты слабо себе представляешь, почему складывается та или иная политическая повестка. Собственно, мы в 2020‑м наблюдали, как молодежь кинулась в «протесты», не анализируя и не понимая, поддавшись эмоциям.
— Вам не кажется, к слову, что проблемой уже как минимум целого поколения стала эмоциональная распущенность?
— Мне кажется, что это уже всеобщая проблема. Понимаете, ведь, по сути, человек, в общем‑то, и не должен заниматься аналитикой в обыденной жизни.
Люди не склонны анализировать, они хватают первое, что им дали. Вот поэтому и нужна подача правдивой проверенной информации, чтобы не допускать этих истерик, чтобы общество жило спокойно.А задача с другого берега и в 2014‑м в Украине, и в 2020‑м в Беларуси поставлена была конкретная, и весьма примитивные политтехнологии задействованы на самом деле.
— Вопрос к вам как к специалисту по экранным искусствам. Довольно долго на ТВ процветал жуткий эйджизм, культ молодости, равно как и на подиумах. Но сейчас мы явно видим потребность в возрастных моделях и возрастных ведущих…
— В этом, конечно, была ложь: молодому человеку до новостей особого дела нет, он на этот счет еще не парится. Сидит один юноша и другому юноше рассказывает: «Надо идти служить в армию!» Смотришь на него: а ты сам‑то служил? Есть какие‑то вещи, которые человек не может доверительно говорить. Опять, это научно обосновано, просто у нас не использовалось долгое время: на зарубежных телеканалах, том же CNN, работа ведущих всегда начиналась от 40 лет. Ты моложе? Иди и погуляй, не дорос до уровня новостей. Может быть, в форматах каких‑то развлекательных шоу и по‑другому, но не когда мы говорим про серьезные проекты. Это не я придумала, про это уже написаны диссертации и учебники, все давно проверено и исследовано.
— У вас очень быстрая речь, она отражает скорость вашего мышления?
— Конечно! У меня сумасшедшая скорость мышления. В обычной речи меня иногда просят остановиться — не все успевают за потоком мысли. Если это не для экрана или радиоэфира, то я все сокращаю: если вы меня поняли, этого достаточно. У меня хорошая реакция, и я считаю это природным даром. Моя скорость позволяет мне больше сделать, написать, проговорить… Кстати, когда снимали «Наше время», меня в какой‑то момент попросили: «А ты можешь говорить еще быстрее?» Настало время, когда мы, торопыги, стали востребованы. Если раньше нам говорили, что это недостаток, то теперь наоборот. Отбор и радийных, и телеведущих пришел к тому, что нужна динамика. Мы живем в техногенный век, надо много успевать, и форматы меняются. Даже видео в соцсетях: люди не станут больше двух минут ждать, пока ты перейдешь к сути.
— Зритель сегодня голосует кнопкой. Что лично вы делаете, чтобы вашу программу не переключали?
— Было бы наглостью сказать, что я сижу и это продумываю.
Самое главное для любого телеведущего — оставаться самим собой.Я ведь тоже прекрасно понимаю, что такое типажность и что за этим стоит. Как только мы начинаем уходить в сторону и стараться быть не собой, а кем‑то, мы перестаем быть интересны. И наша задача — понимать: если я нужна зрителям, если нравится моя подача, как я говорю, как стою, если все это не вызывает дискомфортного восприятия, то не важно, красивая я или страшная, — вы не переключаете кнопку. Вы не анализируете это, вам просто со мной комфортно. Комфорт в данном случае — профессиональный термин, он может быть жестким, не обязательно это комфорт в мягком пледе.
— Если ваша точка зрения не устроит кого‑то из ваших подписчиков в соцсетях, друзей, коллег, вас это заденет?
— Нет, я с этим уже сталкивалась в 2020 году. Я же не слиток золота, чтобы всем нравиться, и четко понимаю, что мы все разные. Просто хотелось бы, чтобы нам всем, таким разным, хватало места на планете и чтобы мы за него не дрались.
— Мы до сих пор вспоминаем — сколько лет прошло! — украинский Майдан и до сих пор анализируем 2020 год. Много уже сказано о том, что зомбирование нашего общества (и украинского ранее) шло теми же методами, которыми пользуются тоталитарные секты…
— Манипуляция — это тоже наука, и серьезные люди этим занимались. Ведь очень тяжело терпеть и ждать, тяжело быть смиренным, гораздо проще сказать: да я необыкновенный! Я же была на украинском Майдане. У здоровых людей спрашивала, очень образованных: что ты делаешь? В ответ крик: «Вот, у него золотой унитаз!» Милый, ну у тебя следующие выборы через год. «Нет, не хочу ждать!» И это было страшно. Я же сама телевизионщик и вижу по популярному новостному каналу призыв: приезжайте на Майдан, не сидите дома. Известные ведущие в эфире призывали!
— Ну, ведь именно этого хотели добиться и в Беларуси…
— Да, потому и подкупали телеведущих (а мы уже знаем, кого покупали и за сколько), они были нужны именно для этого: чтобы все сделать по украинским лекалам, сесть в студии и призывать выходить на улицы.
— Вы неоднократно рассказывали, какой травле подверглась в 2020‑м ваша семья…
— После участия в программе «Марков. Ничего личного» был шквал обращений в мою сторону: кто‑то из знакомых стал бывшим другом, некоторые очень негативно восприняли. Но и до того было много буллинга, я к этому спокойно отношусь. Обидно, конечно, что теряешь каких‑то людей, с которыми часть жизни прожита. Но вообще, в этом есть что‑то из детства: забирай свои игрушки...
Я всю жизнь считаю, что самая большая смелость человека — признаться в своем грехе. Хотя бы себе.Спроса же нет с людей обычных, которые просто повелись на фейки и на эмоции. Спрос именно с тех, кто пытался их за собой повести. И вот просматриваешь сегодня странички в соцсетях и видишь, как там все почищено. А ты хорошо помнишь, что там происходило… Жаль, скриншотов не сохраняла — это я не к тому, что жажду крови, а к тому, что хотелось бы, чтобы хотя бы с тобой некоторые люди объяснились, а не делали вид, что ничего не было. Еще очень важно, что есть сегодня комиссия по возвращению, в которую могут обратиться те, кто уехал, и, как в церкви, покаяться. Очень много злобы у тех, кто не может вернуться, а там плохо и желчь все копится, а от злости и здоровье ухудшается…
— Что бы вы могли сказать тем, кто еще за рубежом, но размышляет, стоит ли вернуться?
— Слово «прости» — очень простое. Ты его скажешь — и выдохнешь, тебе сразу станет легко.— А вы способны простить? Тех, например, кто вас травил?
— Нет такого, что я всю жизнь буду мстить. Никому не желаю зла, дай бог здоровья и всего остального. Даже когда мне в 2020‑м знакомые писали гадости, я говорила: тебе будет плохо — приходи ко мне, помогу. Мир твоему дому.
— По вашему мнению, в каком направлении должно развиваться наше телевидение? Нам следует стать более резкими или, наоборот, смягчать риторику?
— Должен быть спектр подходов, на мой взгляд. Можно делать все очень тонко, интеллигентно — и добиваться цели. А, с другой стороны, есть люди, которым нужен кнут, а не пряник. И на них пока не рявкнешь, они не воспринимают. Но это все вторично. Главное, конечно, это идеология. И важно ее транслировать так, чтобы человеку в этой повестке не было дискомфортно, чтобы он радовался от того, что еще хорошего сделано государством.
У телевидения четыре основные функции, и, кроме информационной, есть еще и воспитательная. Если каждая из них работает, результат не заставит себя ждать.ovsepyan@sb.by
