Альбом в кожаном футляре

Штрихи к портрету Артема Вериги–Даревского
Штрихи к портрету Артема Вериги–Даревского

На Кальварийском кладбище в Минске эти могилы замечаешь сразу — благородство и древность... Мрамор, тяжелые цепи. И фамилия, созвучная целой канувшей в вечность эпохе — с дуэлями и восстаниями, сюртуками и варшавскими шляпками с вуалью... Вериги–Даревские. В 1937 году в Варшаве вышла роскошная монография «Род князей Вериг», изданная «иждивением комитета Вериг». В издании доказывалось, что этот род — один из самых древних и его родоначальник — сын великого князя литовского Войшелк, получивший прозвище Верига за оковы, которые носил в татарском плену. Впрочем, историки версию эту ставят под сомнение... Но никто не оспаривает факта, что родовое гнездо Вериг–Даревских — Беларусь.

Вот только самый известный для нас представитель этого рода, осознававший себя именно белорусом и много сделавший для белорусского культурного возрождения, похоронен далеко от родной земли. Где–то в Сибири его могила. Над которой мог бы стоять такой же аристократический мраморный памятник, окруженный тяжелыми цепями, с надписью: «Арцём Вярыга–Дарэўскi».

Это особенное поколение — ополяченные белорусские шляхтичи, с горячей любовью к своей земле в сердцах и литературным талантом... Они хотели отдать этот талант своему народу, но на белорусском языке возможностей реализовать себя как литераторов не было. Нашли компромисс: писать по–польски, но о Беларуси, используя белорусскоязычные вставки — диалоги, фольклор. Потом стали появляться произведения, написанные на том языке, на котором говорил их народ.

Это был мужественный выбор. И сознательный. Быть белорусами. Сына поэта Винцеся Коротынского Бруно упрекали: «Какой же ты белорус, если родился в Варшаве?» А тот, воспитанный патриотом, отвечал: «Часамi здараецца, што чалавек нараджаецца ў стайнi. Але ж ад гэтага ён не становiцца канём».

Артем Верига–Даревский называл себя литвином. То есть — белорусом. «Лiтвiнам, запiсаўшымся ў мой Альбом, на пажагнанне», «Лiтва — родная зямелька», «Чый гэта голас? Гэта словы нашы, браценькi–лiтоўцы» — это строки из его текстов.

О которых среднему нашему читателю что известно?

Не будет преувеличением сказать, что почти ничего.

В хрестоматии приводится несколько белорусскоязычных стихотворений, стилизованных под фольклор. Причем одно из них — отрывок из драматического произведения, другое восстановлено по памяти родственниками, третье — альбомное...

Но если над поверхностью пустынной эпохи осталась только вершина пирамиды, разве можно утверждать, что это — все, что было?

Он родился 190 лет назад, в пору поздней осени в усадьбе Кубличи Витебской губернии. И получил при крещении два имени: Августин и Артем.

Именно второе имя Артем и осталось в истории белорусской литературы. Итак, еще одно достойное памяти имя, еще один миф... Попробуем разобрать знаки, оставленные над поверхностью забытья...

К Артему...

Кто из нас не вел альбомов, в которые вписывали свои пожелания одноклассники, однокурсники и т.п.? Вряд ли кому–то приходило в голову претендовать на историческую ценность этих записей. Ныне утрачено искусство светских альбомов, так же как эпистолярное, а когда–то из писем составлялись целые романы! Да и альбомы, в которых делали записи гости, — отдельный, ценный для изучения жанр... В истории нашей литературы самый известный альбом, многие записи в котором сделаны на белорусском, принадлежал Артему Вериге–Даревскому. По свидетельству известного историка Геннадия Киселева, нашедшего считавшийся утраченным оригинал: «Альбом среднего размера в потемневшем кожаном переплете, который я только что вынул из кожаного футляра. Еще не погасло золото на обрезе... Но ярче золота подписи: Вл. Сырокомля, Винцент Мартинкевич... Тексты обращены к «Наддвинскому дударю». К «Артему»...»

Первые записи в альбоме были сделаны в 1858 году, когда писатель ездил из Витебска в Вильно. Еще не все они расшифрованы. Потому как кто–то подписался: «Дзiвак з–пад Вiльнi», кто–то — криптонимом... Впрочем, современным ученым помог сам Верига–Даревский, написав стихотворение «Лiтвiнам, запiсаўшымся ў мой Альбом, на пажагнанне», где по очереди обращается к своим адресатам.

«Брат Рамуальд! Выбрась ты вон

З торбы (прадзедаў?) постацi:

А Гет, Шылер, Кальдарон

Пакажуцца ў нашым плаццi», — обращается Верига–Даревский к одному из своих друзей, выказывая этим главную идею их патриотического круга: ввести белорусскую культуру на равных в контекст всемирной, выявить в народе таланты, равные гениям прочих народов. Другой из адресатов, некто Эдвард Г., обращается к самому Вериге–Даревскому: «Ну, браточык! Прагукаў ты па–нашэму i гутэрку тваю спадабалi, дай божа табе здароўя, што ты i сябе паказаў i людзей паглядзеў».

Как пишет Геннадий Киселев: «В альбоме нет ни одной строчки, написанной самим Веригой, и все–таки — удивительное дело! — от ознакомления с альбомом создается все же образ именно Вериги — писателя–демократа, деятеля освободительного движения, человека, к которому тянулись все поборники прогресса, знатоки и ценители белорусского слова».

Губернский секретарь на каторге

В царской России все подчинялось строгой иерархии. Всякий соответствовал какой–то графе в Табели о рангах, от 1–го, высшего класса, до 14–го... Верига–Даревский был согласно этой Табели губернским секретарем, что соответствовало 12–му классу, или чину поручика. Дунин–Марцинкевич считался коллежским регистратором — это низший, 14–й класс. А вот Франтишек Богушевич стал надворным советником — а это 7–й класс, или подполковник. Александр Пушкин по известной прихоти царя, для сравнения, был титулярным советником и камер–юнкером, что соответствовало 9–му классу. То есть по чину выше Артема Вериги–Даревского, но ниже Франтишка Богушевича... Такой вот канцелярский парадокс...

Независимо от чинов белорусские писатели, не имевшие возможности печататься на языке своего народа, стали вскоре участниками восстания.

В 1863 году Артему Вериге–Даревскому было уже под пятьдесят... Но жандармы и до начала восстания считали Веригу подозрительным. Еще в середине XIX века он со своим братом организовал в Витебске частную библиотеку для бедных. А 13 апреля 1862–го витебский губернский жандармский штаб–офицер сообщал в Петербург: «...мне указывают как на очень вредного в Витебской губернии в политических отношениях на помещика Витебского уезда Артема Веригу, который живет за 17 верст от города в своем имении Стайки... Верига отличается особым умом, образованностью, начитанностью и осторожностью в своих действиях...» Далее сообщалось, что у Вериги собираются подозрительные личности, что он, возможно, автор бунтовщических брошюр, а у учеников здешней гимназии есть какое–то произведение Артема Вериги на белорусском наречии.

Разумеется, Верига стал одним из участников восстания.

Его приговорили к 8 годам каторги, потом каторгу заменили ссылкой в Восточную Сибирь. Жил в Иркутске, работал на золотых приисках. Пользовался большим авторитетом среди ссыльных. И там вел альбом, писал мемуары и художественные произведения. Дочь Габриеля напрасно пыталась добиться, чтобы отца перевели куда поближе. Верига–Даревский умер и похоронен в Сибири...

Когда?

По некоторым сведениям, в 1884 году, но сие не доказано.

Где могила?

По некоторым сведениям, в Иркутске. Но не найдена...

Что же осталось?

Наследство в отрывках

Как предупреждал в своей записи в знаменитом вериговском альбоме Елеги Прантиш Вуль:

Што табе, дудар, прыспела

Смелы песнi завадзiць?

Цi то лёгкае, брат, дзела

Нашу браццю прасвяцiць?

Крыкнуць на цябе паноўя,

Што ты шкоднiк i мiсцюк, —

Страцiш голас i здароўе

I дуду упусцiш з рук.

Но ведь Адам Киркор называл Веригу–Даревского самым плодовитым после Дунина–Марцинкевича писателем. Единственная его книга — стихотворная повесть «Сказ о земляке» была издана в 1858 году в Могилеве под псевдонимом «Белорусская Дуда». Но после восстания 1863 года эту книгу о взрослении бедного юноши из трудовой семьи объявили преступной, и Геннадий Киселев с трудом нашел ее в хранилищах вильнюсской библиотеки. Известно, что Верига написал пьесы, которые до нас не дошли, — драму «Гордасць», комедию «Хцiвасць», комическую оперу «Грэх 4–ты — гнеў». Не имея возможности публиковаться на белорусском языке, Верига под видом фольклора напечатал отрывок из оперы, а также «Гiмн да абраза цудоўнай маткi боскай бялынiцкай» в варшавском журнале «Рух музычны». «А можа, вам, браты надвiслянцы, цiкавай будзе паэзiя нашых наддзвiнскiх братоў, сялян Белай Русi? Змяшчаем тут узоры са шчырым пажаданнем, каб вы з iмi пазнаёмiлiся», — обращался к читателям автор публикации под псевдонимом «Беларуская Дуда». Он же — автор поэмы «Ахульга» (так называлось селение, откуда родом имам Шамиль, предводитель борьбы горцев). Были и многочисленные стихотворения, баллады, публицистические произведения... Известно, что Верига–Даревский перевел на белорусский язык поэму Адама Мицкевича «Конрад Валленрод». Кое–что ему как автору приписывали. Например, такое известное произведение, как «Тарас на Парнасе».

Местонахождение большинства рукописей Артема Вериги–Даревского неизвестно... Было мнение, что их конфисковала полиция и уничтожила, как в свое время исчезла тетрадка стихов «белорусского Бернса» Павлюка Багрима... Однако Геннадий Киселев считает, что какую-то часть архива Вериге–Даревскому удалось спрятать. Так что возможны новые находки.

...На портрете, который наиболее часто помещается в энциклопедиях и хрестоматиях, мы видим усталое, доброе лицо... Несмотря на шляхетские усы и бородку — широковатое по–крестьянски. «Беларускi дудар» всматривается в нас, нынешних, не боящихся называть себя белорусами, имеющих свои энциклопедии, книги и журналы и свою страну, о чем он и его товарищи только мечтали...

Как и о том, что мы будем помнить о них.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter