В ее черных глазах пылали костры монгольских степей. Трагическая героиня, роковая женщина с кинолент 1930-ых годов, она замечательно пекла пироги и жарила фаршированную утку. В те времена в Большом театре Беларуси было множество замечательных певиц, ярко и яростно боровшихся за место под софитами. Но даже в этом певучем созвездии у Инессы Одинцовой был свой, никем не затмеваемый голос.
— Фалькон, — говорит ее дочь Ксения Одинцова. — Так называется в Италии голос, способный петь и сопрановые и меццо-сопрановые партии. Ни у нас, ни в Европе такой градации нет, а в Италии он занимает отдельную нишу.
Falcone по-итальянски «сокол», любимая охотничья птица монгольских племен.
Удивительное совпадение! Инесса Дмитриевна Одинцова родилась 9 сентября 1940 года на станции Разъезд-20 Кабанского района Бурят-Монгольской АССР (ныне не существует). Здесь, по южному берегу Байкала, во времена кочевых империй пролегала граница легендарной страны Баргуджин-Токум – той, которую Чингисхан впервые объявил Иг-Хориг — священной, запретной землей. Инесса Дмитриевна окончила Улан-Удэнское музыкальное училище по классу солистки Бурятского театра оперы и балета Агнессы Николаевны Бурлак. Девчонкой отправилась покорять Москву, училась в Московской консерватории в классе профессора Виктории Фёдоровны Рождественской. Откуда у девочки из сибирской глуши такое стремление к пению и такая настойчивость?
— Мамина мама Анна Семеновна, урожденная Овчинникова, с юных лет прекрасно пела. – рассказывает Ксения Одинцова. – У нее был крепкий, зычный голос – меццо-сопрано. Выучиться и сделать профессиональную карьеру по тем временам не было никакой возможности, и она всю жизнь работала в художественной самодеятельности. А мой дед Дмитрий Протасович Одинцов был путевым обходчиком, прошел войну. Мама часто с восхищением вспоминала Байкал, но мы вместе туда так и не съездили. Уже после ее смерти я побывала у нее на родине, познакомилась с родственниками.
Ксения Одинцова более двух десятилетий живет в Москве. С красным дипломом окончила Государственный музыкальный институт имени Шнитке, магистратуру и аспирантуру в Академии имени Гнесиных и теперь продолжает профессию матери. Разговариваем мы с ней через Skype, рядом бегает трехлетняя Катя. Может быть, тоже когда-нибудь станет певицей.
— Мама понимала, что в Москве ей будет трудно пробиться, — продолжает свой рассказ Ксения. — Она переехала в Минск, окончила Белорусскую государственную консерваторию имени Луначарского у легендарной Маргариты Готардовны Людвиг, параллельно работала солисткой-вокалисткой в Государственном (ныне Национальном) оркестре народных инструментов Иосифа Жиновича. В 1968 году стала победителем Республиканского конкурса молодых исполнителей, в 1970 – лауреатом Всесоюзного конкурса на лучшую концертную программу к столетию со дня рождения В.И.Ленина. В тот же год ее взяли солисткой в Большой театр Беларуси.
Я помню ее на сцене. Помню, как еще ребенком увидела и услышала ее в «Русалке» Даргомыжского. Она была замечательной Татьяной Лариной – высокая, тонкая, горделивая, с аристократическими чертами бледного лица, с бархатистым, но звонким «тёмно-вишнёвым» голосом. Эболи, Сантуцца, Керубино – в лучшие годы ей удавалось все, от графинь до мальчиков.
Однажды в роли Сантуццы ей случилось заменить саму Елену Васильевну Образцову.
— Вы же помните, если что-то случалось в Большом театре СССР, обзванивали все оперные театры союзных республик и искали замену, — вспоминает Ксения Одинцова. – Был 1985 или 1986 год, заболела Елена Васильевна Образцова, и мама вместо нее спела партию Сантуццы. Год спустя ее еще дважды приглашали в Большой театр СССР.
По тем временам это была невероятная честь.
Высоко ценили Одинцову и в Минске – не столько начальство, сколько простая публика.
— Я знаю, многие приходили в театр специально на ее спектакли, — признается Ксения. — Звонили в кассу, спрашивали: «Будет ли сегодня Одинцова? Если да, мы придем!» И действительно, она на сцене была как магнит, не оторваться.
Один-два раза в год Инесса Дмитриевна давала сольные концерты в костеле Святого Роха. В те годы в помещении костела был камерный зал филармонии. Исполняла самую разную музыку – старинные арии под орган, романсы Чайковского и Рахманинова, произведения белорусских композиторов.
Инесса Дмитриевна изумительно исполняла партию Любки в опере Дмитрия Смольского «Седая легенда», и Дмитрий Брониславович специально для нее написал одно из лучших своих камерных произведений – «Знак беды» на слова Татьяны Кузовлевой.
— Этот романс как драматическая оперная сцена! – вспоминает Ксения Одинцова. – Безумно красивый, но и безумно трудный. Только настоящая, мощная оперная певица в состоянии это исполнить. Мама пела его наизусть, она никогда не унижалась до пения по листочкам.
Но при всем своем профессиональном фанатизме, Инесса Дмитриевна не забывала о том, что она красивая женщина.
— У нее был стиль и вкус во всем, — вспоминает Ксения. – Ее подруга Людмила присылала ей из Германии журналы «Бурда», и по этим журналам ее приятельницы-портнихи шили ей замечательные концертные наряды. И в жизни она тоже одевалась по «Бурде»!
Красивые женщины не болеют. Если бы не профессиональный фанатизм и не стремление держать марку, Инесса Дмитриевна, возможно, справилась бы с болезнью. Она не хотела отменять концерт и слишком поздно оказалась у врачей. 20 октября 1997 года ее сердце остановилось. Осталась память и диск с романсами. Остальное унесла беспощадная река времени.
