Мы не забыли: 80 лет назад нацисты сожгли деревню Дальва вместе с жителями — 44 человека, из них 29 — дети

Есть на нашей земле места, где не замечаешь заливистых трелей птиц, не радует глаз пестрый хоровод лугового разнотравья, а когда глядишь в голубое небо, в горле застревает ком. Черная, обволакивающая боль сковывает движения и мысли. Хочется закрыть глаза, но сквозь пронзающую тишину доносятся женские рыдания, жалобное моление и всхлипы стариков. Захлебываются в истошном крике дети под зловещий треск охваченных беспощадным пламенем стен. Плавится земля… Стрекочут автоматы… Душа дрожит от горького осознания: здесь когда-то остановилась жизнь. Так было. В Хатыни и Борках, Оле и Шуневке... Сегодня — День всенародной памяти жертв Великой Отечественной войны и геноцида белорусского народа. Спустя десятилетия не угасает острота трагедии пережитого нашими людьми от рук нацистов. И никогда не угаснет. Слишком много безвинной крови своих добрых, мирных жителей впитала наша земля. Жуткая быль отбивается болью в каждом сердце. То, чего невозможно представить в самом страшном сне, происходило наяву. Чудом выжившие очевидцы и бесчисленные немые мемориалы тому свидетели.


80 лет назад от рук фашистских палачей в огне сгорела деревня Дальва Логойского района. Вместе с 44 своими жителями. Почему, зачем? Нет ответа. В том суть чудовищной политики, которую проповедовали нацисты.  

Генеральной прокуратурой продолжается расследование дела о геноциде белорусского народа в годы Великой Отечественной войны. Вскрываются новые факты, и на карте разделивших судьбу Хатыни сожженных частично или полностью деревень уже не менее 12 тысяч 289 населенных пунктов. Они схематически обозначаются красными огоньками. Жутко… Вся Беларусь пылала огромным костром, в адском жерле которого превращались в прах человеческие судьбы, становились обугленными головешками мужчины и женщины, беспомощные старики, груднички и подростки… Умерли сами, не дали новых поколений. Белорусы не должны были жить. Но мы выжили... И победили.

Дальва. Так это было

«Мама!»

Тишина… Никого... На столе — ложки, прикрытая рушником горбушка хлеба.

«Папа!» И снова молчание...

«Костя! Женя! Володя!»

Никто не отозвался. Лишь ветер пробегал по хате, кружил пух из порванной подушки. Я попятился назад».

Это воспоминания из книги Николая Гириловича. Подростком он чудом не разделил с односельчанами их страшную участь — в это время пас скот и поэтому остался жив. В безумном смертоносном огне Дальвы погибли 44 человека, в том числе 80‑летний Куприян Гирилович, дед Николая, он был самый старший. Его мама, брат, которым поначалу удалось вырваться из огня, однако они были расстреляны и затем сожжены… 29 детей, 13 женщин и двое мужчин. Самому младшему — Косте Кухаренку — было около двух. Из 29 детей — 17 девочек и 12 мальчиков. 19 не было еще и десяти лет. Вот такие чудовищные цифры…

Самой распространенной в Дальве была фамилия Гирилович. Ее носили 17 казненных мирных жителей. Вместе с дальвинцами были сожжены мальчик и девочка из других деревень. Это Юзик Гринь из Дедиловичей, который помогал родственнице Анне Акулич по хозяйству, и Оля Фалькович из Вязовщины, она накануне, в воскресенье, пришла в гости к Настасье Кухаренок.

Каратели пришли в деревню за десять дней до того, как эти места освободили красноармейцы. На рассвете. Было летнее солнечное утро, и никто не знал, что оно станет последним.

Накануне партизаны перерезали полевой кабель в деревне, нарушили телефонную связь. Оккупанты были в ярости. Крытые немецкие грузовики остановились на окраине Дальвы. Из машин высыпали гитлеровцы с автоматами наперевес. Плотным кольцом окружили деревню. Жителей сгоняли на окраину — к дому Василя Кухаренка. Никто тогда еще не понимал, что происходит. Ребятишки, которых только что подняли из постелей, плакали. Каратели, подстегивая всех криками и прикладами, начали загонять людей в хату. Двери заперли и бросили гранату в дом. Вспыхнуло, загудело пламя...


Выживший свидетель, 13‑летний Коля Гирилович, вспоминал, что еще и назавтра, и на десятый день над остывающим пепелищем стоял густой, тяжелый запах. Ветром его доносило до близких и дальних деревень. Запах смерти и горя не давал дышать. Десять дней и ночей лежали под открытым небом обгоревшие трупы и кости. Шел дождь, пекло солнце. Некому было хоронить...

«Да простят мертвые живых: не могли они в тех ужасных условиях выполнить свой христианский долг, когда оккупанты под натиском Красной армии покидали белорусскую землю и шли через сожженную Дальву на запад», — вспоминал уже взрослым Николай Петрович.

Только после освобождения в деревню смогли прийти партизаны, погребли останки.  

Наверх в деревянный ящик положили обугленных, черных-черных, мать и брата Николая Гириловича... В тот момент подростка, вспоминал он потом, подхватили под руки женщины, не дали упасть, плача и причитая, повели от страшного места.

Позже он рассказывал, о чем думал тогда: «С кем же я останусь, кто мне поможет в жизни, что будет дальше? Не хотелось верить, что больше никогда не увижу родных».

Три деревянных креста, разных по высоте — старшему, среднему и младшему поколениям сожженных дальвинцев, — увенчали братскую могилу.

В 1973 году по инициативе Николая Гириловича, организовавшего молодежное строительство мемориального комплекса, на месте трагедии, у шоссе Минск — Витебск, появился на невысоком постаменте гранитный камень. За ним в композиции комплекса четырехметровая скульптура — фигура матери. Это символ скорбящей, но не покоренной Родины. К ней прижимается мальчишка — маленький, доверчивый. В испуганных глазах которого читается вопрос: «Что же будет с нами, мама?» Таким же вопросом задавался выживший в 1944‑м юный Коля Гирилович...

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Александр Павлюкович, краевед, исследователь, член Союза писателей Беларуси:

— Историей этой деревни я начал заниматься более 10 лет назад. Николая Гириловича в живых уже не застал, но много общался с его супругой Риммой Игоревной. Искал ответ на вопрос, какое немецкое подразделение отдало приказ на уничтожение Дальвы. В свое время и Гирилович тоже занимался этим вопросом. Палачи Дальвы до сих пор неизвестны. Я объездил все близлежащие деревни, жители которых вспоминали, как сжигали Дальву. Предпосылкой к этому стали события 1944 года, когда заканчивалась карательная операция «Корморан» против партизан и немцы тянули от озера Палик телефонную линию. Мне рассказывал партизан отряда «Борьба» Василий Давжонак, что, со слов разведчиков, они перерезали кабель, навредили немцам. Фашистские нелюди в бессильной злобе обрекли на мученическую смерть мирных людей — женщин, стариков и детей.

Фото «Минской правды».