Историю проникновения чайной культуры на белорусскую землю раскрывает выставка «Время чая» в Малом зале музея-заповедника «Несвиж»: свыше 100 предметов подробно знакомят как с предшественниками чая, так и с традициями его употребления наших прадедушек и прабабушек. Опираясь на экспонаты и помощь куратора выставки Ирины Милинкевич, попробуем вкратце обрисовать чайную историю Беларуси для читателя.
Практика заваривания чайного листа пришла к нам, как ни странно, лишь в XIX веке. XVIII век в Беларуси — век кофе, широко распространившегося по всей Европе. Это был настолько популярный напиток, что в каждом доме обязательно держали бодрящие зерна. Тогда Антоний Тизенгауз в Гродно открыл первую кофейню, а один из современников писал, что дом без кофе — дом простецкий. Кофеварки, кофемолки, бульотки и сервизы из крохотных чашечек в обязательном порядке имелись в любом приличном доме, известная поваренная книга «Литовская хозяйка» включала разные рецепты приготовления кофе. К слову, кофемолки того времени бывали довольно большими и мощными, потому что покупать дорогостоящие колониальные товары могли себе позволить люди обеспеченные, а те, что победнее, мололи буквально все, начиная с желудей, пшеницы и прожаренного гороха, сдабривали горстку натуральных зерен этой добавкой и получившийся напиток также называли «кава». Что касается чаев, то под ними понимались травы, особенно используемые для лечения, отсюда и белорусское название чая — «гарбата», происходящее от латинского слова herba, «растение». Римская ромашка, перечная мята, мальва, чабер, тысячелистник, кора крушины и дуба — в ход шло все, что можно залить кипящей водой и использовать для утоления жажды и поправки здоровья.
Подлинная же чайная культура к нам пришла в конце XVIII — начале XIX века — вместе с русскими чиновниками, которые приезжали на службу, привозили с собой тульские самовары и устоявшуюся традицию чаепития: мужчины предпочитали стаканы в красивых серебряных подстаканниках, дамы — фарфор с императорских заводов. Чайный лист продавался не в привычных для нас бумажных пачках, а в красивых жестяных коробках — так, как сегодня упаковываются только дорогие подарочные сорта.
Чай в XIX веке пили несколько иначе, чем сейчас: в него добавляли по-английски молоко, а также малиновый и вишневый сироп, красное вино. Этнограф Николай Никифоровский приводит специфическое белорусское выражение «сливки от бешеной коровы» — так называли подливаемый в чай коньяк или ром (за неимением заграничных напитков использовали домашние настойки). Постепенно появляются сервизы из множества предметов, включающих обычно два чайника — для черного и зеленого чая, сливочники, щипчики для сахара, ситечки, чашки и блюдца: все, что нужно для многолюдного чаепития, на которое собираются гости или целая семья. Молодоженам на свадьбу дарили обычно сервиз на двоих — так называемый «тет-а-тет», а для холостяков в обиходе появляется специальный чайный набор под названием «эгоист» — на одну персону, вкушающую напиток в гордом одиночестве.
Самовар, особенно в холостяцком хозяйстве, часто заменялся бульоткой — металлическим сосудом для кипятка, подогревавшимся при помощи спиртовки. Тем более бульотки использовали и при приготовлении кофе, то есть в наших домах они уже были — и вышли впоследствии из обихода вместе со спиртовками в годы, когда подорожало «топливо» для этих приспособлений. Но пока спирт был дешев, привычная бульотка вполне позволяла обойтись без дорогущего самовара, да и в обращении была куда проще. А вот с мгновенно вошедшими в моду изделиями тульских мастеров у наших предков сперва хватало казусов. Историк-этнограф Игнатий Ходзько в 1826 году даже пишет рассказ о некоей панне Саломее, приобретшей самовар, который взорвался при попытке домашних управиться с новомодным устройством и обдал гостей кипятком, заодно насыпав пепла и углей на роскошный чуб ее поклонника, пана асессора. «О, дева! Почему ты знаешь про силу пара столько, сколько сто лет тому назад не знали величайшие философы? И почему не знаешь, что вот-вот будет взрыв!» — сокрушается Ходзько. Однако уже спустя два десятилетия другой этнограф Павел Шпилевский в своем «Путешествии по Полесью и Белорусскому краю» не единожды упоминает придорожные корчмы, в которых вполне обыденно, без приключений и ожогов можно напиться чаю. И все же только в советские годы чай становится по-настоящему массовым напитком, появляясь в каждом доме: тот самый, многократно воспетый в литературе и фильмах — в граненом стакане и с ломтиком лимона.
ovsepyan@sb.by
