Мы разговариваем уже больше часа, и я не перестаю себя ловить на мысли, что разговоры о преодолении в отношении паралимпийцев в последнее время оказались изрядно замылены. Все знают, что им приходится непросто, но мало кто задумывается, насколько сложной иногда бывает полоса препятствий, которая ведет на пьедестал Паралимпийских игр. Света Сахоненко то заразительно смеется, то смахивает с глаз слезы, то загорается каким–то невероятным внутренним огнем: ведь главное, что я им всем сумела доказать, что чего–то стою!
— Ты уже успела ощутить себя трехкратной победительницей Игр?
— Ничуть, но мне настолько приятно, что за меня так радуются! Если честно, я сомневалась, что к паралимпийцам могут так относиться. Их обычно вроде любят, но при этом редко знают. Обычно это не задевает: нет тебя и нет. Задевать начинает позже, когда оказываешься на пьедестале и понимаешь, как оно на самом деле может быть.
— Ты долго шла к пьедесталу?
— Лет 10. Поначалу лыжами занималась. Первый тренер, с которым я работаю до сих пор, — Инесса Козлова — была учителем физкультуры в моей школе в Новополоцке. Как раз набирала детей в группу, а мне очень хотелось чем–нибудь заниматься. Самое обидное, что на меня–то как раз никто из приходивших в школу тренеров внимания не обращал. В своем классе я была самой маленькой, всегда последней стояла. А тогда решилась доказать, что я тоже могу быть спортсменкой. Когда уже все девчонки записались, подошла и сказала: «Я тоже хочу!» Напросилась, хотя толком не представляла, чем буду заниматься. На лыжах я до этого вообще не стояла. Первое время думала, что записалась в секцию футбола. Мы ведь поначалу на тренировках в основном мяч гоняли. Даже когда дали в руки лыжные палки, не догадывалась, что буду заниматься лыжами. Я просто радовалась, а больше всего любила падать. Готова была целый час карабкаться в гору, но при условии, что потом с нее можно будет скатиться и хорошенько плюхнуться. Плюс усердие. Я для себя решила, что, если буду пропускать тренировки, ничего не получится. А мне очень хотелось добиться чего–нибудь значимого.
— У тебя спортивная семья?
— Ничуть. Зато многодетная. Нас, детей, пятеро. Я — третья. Не главная, но самая старательная. Если кому помочь нужно — это всегда ко мне. Училась хорошо. Бывало, после тренировки с книжкой засыпала.
— Спортивные успехи были?
— Я — чемпионка Беларуси среди юниоров, входила в переменный состав сборной. Наверное, могла и большего достичь, но пришлось закончить. Когда пришло время поступать в УОР, начались медкомиссии. Я не прошла. У меня к тому времени уже была близорукость, но врачи постоянно успокаивали: ничего страшного — перерастет. С 2008 года зрение начало падать резко, появилась подготовительная группа по физкультуре, но опять же, на это закрывали глаза. Я ведь на всех соревнованиях за школу выступала!
— Если бы тогда начали лечить, все было бы иначе?
— До сих пор никто не знает, как это лечится. Где–то внутри мозга передавливается нерв. У меня частые головные боли... На медкомиссии сказали прямо: хочешь ослепнуть — продолжай тренироваться. Самое интересное, что те годы, когда я не тренировалась, зрение все равно падало, но понятно, что никто из врачей не возьмет на себя ответственность и меня не допустит.
— Решение медкомиссии стало ударом?
— К тому времени у меня на душе накопилось уже много противоречий. Я отбиралась на соревнования, но меня не брали. Наверное, из–за зрения: не верили. Когда это повторяется постоянно, начинаешь задумываться: зачем мне эти лыжи? Подсознательно уже была готова работать тренером, но вмешался Анатолий Перепечкин. Он работал с могилевскими паралимпийцами и буквально встряхнул меня: «Ты еще сможешь завоевать медаль и заработать денег!» Я не верила. Да и не чувствовала себя на тот момент инвалидом. Думала: «Как это? Я — паралимпиец?» Из–за этого, считай, первый раз международную комиссию и не прошла. Один глаз немного не дотягивал до показателей, которые позволяли бы допуститься к соревнованиям паралимпийцев. Один врач — швед — на комиссии меня допускал, второй — нет, но первый был главнее. Разрешили, но с условием: в Беларуси мне оформят соответствующие документы. Мы их сделали, отдали в Паралимпийский комитет, но дальше они где–то затерялись. Я приехала на этап Кубка мира, и оказалось, что я подвела всех, кто поверил мне на слово. С тех пор даже слушать не хотели — потеряла доверие. Потом умер Анатолий Перепечкин, и меня моментально отовсюду выбросили.
— И что ты делала?
— Устроилась на работу инструктором–методистом в Могилеве. Работала с документами. О том, чтобы возвращаться в Новополоцк, не было и речи. Мне было стыдно. Мама ведь ради меня всегда последнее отдавала, а я не справилась, не оправдала надежд. В итоге сказала ей, что просто сейчас такой период, когда лучше сделать паузу в тренировках, а сама твердо решила — спортом я наелась!
— Сколько получает методист в могилевской спортивной школе?
— Первая зарплата в пересчете была порядка 92 долларов. Но это были хоть какие–то деньги, их можно было планировать, с них можно было начинать новую жизнь. Меня, правда, даже из общежития выгнали. Чуть ли не на следующий день после похорон Перепечкина позвал директор УОРа и сказал: освобождайте комнату. То, что мне просто некуда идти, никого не волновало. Спасла работавшая методистом Ирина Гагиева. Жена бывшего заместителя министра спорта. Очень приятная женщина, которая поселила меня в свой кабинет, где хранила документы. Мне поставили кровать, я в благодарность ухаживала за цветами. Пообещала: как только встану на ноги — сразу выселюсь.
— На 92 доллара в месяц сложно встать на ноги...
— Я искала подработки. Была тренером, официанткой в кафе. Поступила на заочное отделение в минскую высшую школу туризма. Плюс успевала еще бегать: сложно взять и резко бросить тренировки. Но все равно в кабинете пришлось жить года полтора. Потом директор спортивной школы через знакомых выбил мне место в торговом общежитии.
— Там можно было жить?
— Грустненько. Один душ на 8 комнат, в которых живут семьи, некоторые с несколькими детьми. Очередь в ванну с мочалкой в руках в коридоре — это реальность. Нужно было раз в неделю дежурить — оттирать плитку на стене и полу. А плитка эта старая, отваливается... Плюс платила я больше, чем кто–либо из живших там: неместная же. Но для меня было важно, что я наконец–то ни от кого не завишу и никому не должна.
— Ты тренировала детей?
— Да, набрала семь ребят — в основном мальчишек. Сейчас, правда, группа эта разбежалась. Когда я в Минск уехала — работать с ними стало некому. Родители уговаривали, но я к тому моменту связалась с могилевской организацией инвалидов по зрению, где мне посоветовали: «Олег Шепель ищет в Минск администратора в гостиницу». Меня немного смущало возвращение в структуру паралимпийского спорта — обида еще была сильна, но в итоге злость пересилила. Я решила доказать, что меня рано похоронили. Тем более что в спорт меня и не приглашали. Сказали, что на мне международная комиссия поставила «черную метку». Дескать, я пыталась жульничать со своим диагнозом. Стала работать в гостинице.
— Там было лучше, чем в Могилеве?
— По деньгам — 300 рублей в месяц. В Минске жить на эти деньги и снимать квартиру нереально, но мне выделили общежитие. Для этого, правда, пришлось отработать месяц на заводе по производству розеток и выключателей. Слесарь механосборочных работ! Собирала рычажки с пружинкой, которые в выключателе щелкают. Выключатель сейчас могу минут за 15 на мелкие части разобрать и собрать. Сама розетки меняю. Но оно стоило: общежитие квартирного типа, как обычный дом. Есть стиральная машина и холодильник, нет часовой очереди в душ. После могилевского «совдепа» все это выглядело настолько космически, что я за один день отовсюду уволилась, собрала сумку, села в маршрутку и уехала.
— А как в твоей жизни вновь появились лыжи?
— Когда работала в гостинице, познакомилась с человеком, посоветовавшим хорошего врача. Он впервые поставил мне правильный диагноз. После этого в августе 2016 года мне присвоили бессрочную вторую группу инвалидности. В этот момент было ощущение свалившейся с плеч горы. Мне не нужно было больше доказывать и оправдываться. На меня ведь многие смотрели косо, думали, что я пыталась обманом получить право выступать на паралимпийских соревнованиях. Оно понятно: примеров множество. В России, да и у нас, хватает таких людей. Это у «опорников» (инвалидов с повреждениями опорно–двигательного аппарата. — Прим. авт.) все предельно понятно. Зрение же, если немного не хватает, всегда можно «подтянуть». Некоторые даже умудряются за рулем ездить. Я же всегда была категорически против таких методов. Понимала, что есть варианты, но не могла даже представить, как буду доказывать другим то, о чем точно знаю, что это не так.
— Ты пришла на встречу без «гида», ориентируешься в телефоне: какое у тебя сейчас зрение?
— Минус 12 или минус 14. Даже в очках или контактных линзах не корректируется, я ношу их, чтобы иметь представление, что передо мной: шкаф или дверь. Но я принципиально не хочу брать с собой «проводника» или ходить с палочкой. Да, я могу во что–нибудь врезаться, опрокинуть или сломать, но буду делать вид, что так и было задумано. Жить со зрением минус 12 не сложно. Сложно считать, что если ты инвалид, то тебе все вокруг должны. Многие ведь сидят и ноют, какие они несчастные. Не могут чашку чаю себе приготовить, на государство постоянно сетуют. А я привыкла, что жалеть меня некому: если хочешь что–то сделать — бери и делай!
— На каком этапе тебя признали своей среди паралимпийцев?
— После получения инвалидности приехала в «Раубичи» к моему тренеру, а у нее как раз гостила Ира Нафранович. Наша лыжница, которая работала лидером у Ядвиги Скоробогатой. Она за меня, считай, документы и отправила. Потом была еще одна комиссия — в 2017 году на этапе Кубка мира в украинских Сянках. Я ее прошла, хотя мне только билет купили и разрешили на работе взять несколько дней за свой счет: «Едь, если хочешь, но шансов у тебя нет».
— Представляю, как тебя встречали...
— На том этапе Кубка мира я заняла четвертое и пятое места. Почти без подготовки — неделю потренировалась. Во время первой гонки прямо на трассе упала в обморок: Ира Нафранович, которая вела меня по дистанции, буквально приводила в чувства. Я встала и побежала дальше. После второй гонки я заболела. Организм не ожидал таких нагрузок и начал сбоить. Но в тот момент я поняла, что могу и должна цепляться за этот шанс. Дома все тоже засуетились: как это проворонили спортсменку? Звонили мне прямо в Сянки: «Ты хочешь оставаться на сбор в Украине, поедешь в Австрию или вернешься в «Раубичи»? Осталась в Сянках, начала работать, вспоминать... Было очень тяжело, а чемпионат мира в Германии превратился в настоящее мучение. После каждой гонки думала, что больше не смогу встать. Но в первый же день у меня была бронзовая медаль! Единственная на всю команду. При том, что мне даже форму не выдали — я ведь не в сборной. Чтобы намазать лыжи, пришлось просить французов. У них команда — почти все мужчины. Пришли с Ирой, поулыбались — в итоге французы нам весь чемпионат мира лыжи мазали. В нашей же команде многие держали дистанцию. Как это так: мы тренировались, проходили вкатку в сезон, сборы, а тут какой–то администратор из гостиницы три медали завоевывает. В эстафете со мной бежать не хотели: с чего бы мы ей будем давать медаль?
— Что почувствовала, когда завоевала в Пхенчхане первую золотую медаль?
— Вся жизнь перед глазами пронеслась. Причем когда бежала, ни о чем, кроме золота, не думала. Решила: если буду понимать, что не смогу выиграть, — сойду. До этого уже была бронза в биатлоне, но это другое. Та медаль стала для меня сюрпризом. Просто как–то удалось промахнуться меньше, чем обычно. А в лыжах я хотела доказать, что могу побеждать назло всем восьми годам испытаний. Вторая и третья золотые медали оказались проще. Я поймала кураж и просто летела. Голодная была до борьбы и побед: мы ведь толком нигде не соревновались.
— 170 тысяч долларов призовых способны кардинально изменить твою жизнь?
— Почему 170? Я столько заработала? Если честно, еще даже не задумывалась о деньгах. Хотя подозревала, что смогу осуществить главную мечту — свое жилье. Понятно ведь, что, даже работая на трех работах, я бы никогда не заработала на квартиру. Да и кредит мне не дадут. А помощи ждать неоткуда.
— Сколько еще будешь бегать?
— Самую главную награду я уже завоевала, но до следующей Паралимпиады, думаю, добегу. Хочу завоевать главный приз по итогам Кубка мира. Потом посвящу себя семье и детям. Мечтаю спокойно работать, возвращаться к себе домой и не чувствовать себя кому–то обязанной.
komashko@sb.by
