– Верите в примету, по которой 40 лет не отмечают?
– И к примете серьезно не отношусь, и большой праздник 13‑го не устраивал, но не из‑за суеверия. Хотел только узким кругом собраться. Кстати, совсем масштабных мероприятий с прессой и артистами вообще ни разу не делал: они мне не нравятся. Да и обычные большие вечеринки не моя стихия, я там эмоционально перевозбуждаюсь, распыляюсь. А мне хотелось въехать в новое десятилетие на спокойной волне. Вот 38‑й день рождения так встретил и остался очень доволен: ресторан, рядом с ним озеро, хорошая музыка, любимые сорта китайского чая. А главное, с людьми, которые абсолютно не напрягали и с которыми можно было просто быть самим собой. Не возникало нужды подстраиваться под определенное настроение или создавать настроение, не приходилось ничего контролировать – вечер тек сам по себе. Вот это было здорово. Но случались и провальные дни рождения. Из последних – арендовал лофт, позвал ди-джеев. Гремела музыка, все разбрелись по двое и сквозь шум что‑то кричали друг другу – пытались общаться. В трезвой жизни тусовки оказались совершенно не моей историей. Вот если бы я употреблял, устроил бы классный «рейв-монтаж», как в девяностые.
– Не странно вам, что уже 40 стукнет?
– А что такого? У меня друзьям по 45 – ни они, ни я возраста не чувствуем. Я перестал удивляться этим цифрам и придавать им значение. Важно то, что я чувствую, что происходит в моей жизни. А цифры никакого значения не имеют. Вообще!
– А имели?
– Конечно! Когда исполнялось 30 лет, это был конец света! Я жил с ощущением, что все, больше мне не на кого и не на что опереться. Наоборот, я становлюсь тем, на кого должны опираться. Отныне я – паровоз нашей семьи и должен тянуть вагончики. А вдруг не смогу? А если заболею? Очень долго выбирался из этого эмоционально-соматического кризиса. А сейчас своих лет никак не ощущаю и в зеркале их отражения не вижу – иногда вообще кажется, что там ребенок стоит.
– Есть же выражение «внутренний ребенок». Может, это он отражается?
– Нет, он намного меньше! По эмоциональному возрасту я младенец. Доращиваю себя – через любовь, с помощью разных психологических инструментов. Активно этим занимаюсь, это часть моей жизни – обычная психотерапия, групповая терапия, ежедневный самоанализ, ме-дитации, упражнения… Постоянные звонки, дележка чувствами с близкими людьми, которые двигаются тем же путем разморозки чувств. Не кричу в телефон: «Ой-ой-ой, мне плохо!» А именно методично рассказываю, что происходит с моими чувствами, как это на телесном уровне отражается. Фишка в том, что я могу быть очень умным, но когда начинает гореть мой дом, то сам этого не замечаю. Зато подозрительный дым и первые языки пламени можно увидеть со стороны. И я могу заметить, если что‑то неладное происходит с остальными.
– Часто из‑под вашей крыши валит дым, которого не замечаете?
– Постоянно. Я разве что смутно ощущаю: происходит что‑то не то, живу по инерции, не осознавая, что делаю. Если такое состояние будет длиться долго, это вряд ли приведет меня к чему‑то хорошему. И я подробно начинаю рассказывать своему товарищу, что происходит, разбираю состояние и чувства на части с целью докопаться до сути. Может, за этими чувствами стоит другое, которое я не умею проявлять, подавленное? Вдруг я, например, радоваться не хочу?
– Как это?
– Я радость не люблю и не очень умею испытывать: ржать и получать эйфорию – другое дело. Есть множество чувств, которые не умею проявлять. Гнев, допустим. Вот проявлять подавленный гнев мне спорт помогает. Я занимался плаванием, гиревым спортом, а два года назад очень увлекся боксом. Это волшебный вид спорта, после занятий которым расслабляется все тело и уходит агрессия, а на ее место приходит спокойствие. Правда, я расслабляюсь так сильно, что после тренировки становлюсь рассеянным, но на следующий день уже все стабилизируется. Меня просто поражает это состояние расслабленности и спокойствия! В последнее время понял, что не хочу бесконечно проводить «фасадные работы», мне уже неинтересно прокачивать каждую мышцу по отдельности. Хочется заниматься чем‑то, что будет гармонично развивать мою личность – и тело, и голову, – и вдобавок приносить радость. На самоизоляции в зал, разумеется, ходить не мог, но сам дома тренировался, отрабатывал движения ног, разбирал бои. Так что, хотя не было спаррингов и работы с партнером, в каких‑то моментах даже подрос.
– Говорят, что с друзьями нельзя работать. А с родственниками? Когда начали работать с сестрой Эрикой, сделали ее своим директором, а потом вместе открыли наркологическую клинику, не было опасения – вдруг с родными тоже нельзя?
– Вот с родственниками можно работать. Главное – изначально должна быть четкая иерархия, и в нашем случае она есть. Я решил открыть «ПС Клинику», она была создана в 2015 году под мое имя и на мои деньги. Уже после того как я, образно выражаясь, заложил фундамент, Эрика тоже сделала значительный вклад в создание клиники и продала для этого свою квартиру. Потом ее муж зашел в проект, и благодаря его прекрасному математическому уму и логике внутри здания очень многое начало работать. Я не веду себя как абсолютный начальник, но все четко понимают: это клиника в первую очередь Стаса Пьехи, а во вторую – его семьи. И все же у нас теплые родственные отношения, мы близкие люди.
– Вы употребляли тяжелые наркотики и чудом выкарабкались. Неужели после этого не хотелось держаться от всего, что с ними связано, как можно дальше?
– Да вы что, наоборот! Понимаю, что только так могу рассказывать правду о себе. Тут я могу делать что‑то очень честное и полезное. Могу продвигать систему, которая для меня сработала, которую я нашел, проведя много-много лет в бешеной зависимости. Даже не говорю про само употребление – и мышление было больным. Я не так много лет торчал, куда больше лет с ума сходил. Наконец нашел работающую схему и смог ее реализовать. Это же так круто! Более того, еще и рентабельно оказалось. Те месяцы, когда у меня не было концертов из‑за коронавируса, я только благодаря клинике мог выплачивать кредиты, помогать родным.
– Жить у Эдиты не значило жить с ней: она почти не бывала дома из-за гастролей– Но вы могли не признаваться, что у вас самого зависимость…
– Я хотел сказать правду. Все думали, что я правильный бабушкин внук. Меня это бесило, ведь это совсем не так! С бабушкой мы виделись редко, и я рос абсолютно дворовым пацаном, а частично и беспризорником. Илона (мама Стаса Пьехи – Илона Броневицкая. – Прим. «ЗН») с мужем Юрой переехали из Петербурга в Москву: так было лучше для карьеры. Они ездили на гастроли, а маленькая Эрика в основном жила с Юриными родителями, своими бабушкой и дедушкой. Я остался у Эдиты. Мама приезжала к нам так редко… Мне ее страшно не хватало, и, когда она собиралась уезжать, пытался этому воспрепятствовать – хватался за ручку сумки, не отдавал ее. Но силы были неравны, мама всегда уезжала. А жить у Эдиты не значило жить с ней: она почти не бывала дома, ведь гастролей у нее было куда больше, чем у Илоны, и за мной приглядывали ее помощницы по хозяйству. Одна, Нина Вячеславовна, была директором детского дома, которому Эдита помогала многие годы. Она часто брала меня на работу, я там быстро со всеми подружился. И детдом стал вторым домом, мне даже выделили комнату для ночевок. Мы с ребятами оттуда вместе лазили по чердакам и подвалам – это было круто и интересно. Я чувствовал себя взрослым и дерзким. В шесть лет впервые закурил, в семь – попробовал алкоголь, а в 13 лет уже начал употреблять наркотики… Однажды решил прогуляться по Невскому прос-пекту. Шел и внезапно почувствовал, что мне сию минуту смертельно нужна доза. Так я понял, что стал наркоманом, и очень этому обрадовался.
– Почему?!!
– Наконец стал частью этой стаи. Нашел ту субкультуру, которая меня полностью удовлетворяла. Перестал испытывать сомнения, неуверенность и желание что‑то кому‑то доказывать. Пришла гармония. Скрывать происходящее от Эдиты с Илоной при обычной частоте наших встреч и степени доверительности не составляло труда. Бабушкины помощницы понимали, что я вовсе не такой пай-мальчик, каким прикидываюсь, но не подозревали, насколько все серьезно. И с бабушкой соображениями делиться не спешили. Пока не случилась история, после которой даже я сам понял, что все зашло слишком далеко. В 16 лет употребил наркотики, пришел домой, лег на свою кровать, закурил и уснул. Мог бы сгореть заживо, но обошлось. Проснулся, уже когда горел весь мой уголок – матрас, деревянные перила. Эдитины помощницы примчались с ведрами и все потушили, а я, стащив с себя тлевшую майку с длинным рукавом, снова уснул в прихожей. До этого несколько лет носил дома одежду, закрывающую руки, – а тут они увидели следы уколов, и все стало окончательно ясно… Об этом они, разумеется, уже не могли не сказать Эдите. Я тогда был в ужасе и не понимал вообще, что происходит, – в голове царил хаос. Мама с бабушкой тоже были в ужасе, но действовали быстро и слаженно, как в ходе боевой операции. Они положили меня в наркологию, где применяли настолько сильные препараты и в таком количестве, что я плохо помню, что там было.
А потом началось самое страшное – обычная жизнь. Меня перевезли из Питера в Москву, поселили в квартире на первом этаже с решетками на окнах, и я прожил там два года с непрерывными мыслями о суициде. Срывы и тяжелое лечение повторялись. Я прошел через черт знает что. Перенес две комы, инфаркт, кололся водой из лужи. То, что я выжил, – это выигрыш в лотерею. Во многом чудо. Нас таких единицы. И я захотел рассказать, через что прошел.
С сыном Петей
– Вашему сыну шесть лет. Уже думаете о том, как уберечь Петю от опасности, о которой слишком хорошо знаете?
– Но я не могу никого уберечь. Я бессилен. Могу только являть что‑то своим примером.
– Думала, что скажете о попытках избежать ошибок, которые совершили ваши родители…
– Конечно, это типичная история. Мы все пытаемся и при этом их повторяем, только каким‑нибудь другим способом. И я это тоже делаю – я не живу с сыном. Он с Наташей, своей мамой, живет под Петербургом, и мы редко видимся.
– А как‑то пытаетесь компенсировать свое отсутствие в жизни Пети?
– Во-первых, жду, когда они с его мамой переедут в дом в Подмосковье, который я им купил. Но тут не могу повлиять на ситуацию: когда они захотят, тогда и переедут. Тогда смогу хотя бы на спорт и психологические развивалки с ним ходить, то есть взаимодействовать через совместные занятия. Постоянно звонить и общаться с сыном по FaceTime, если честно, не очень хорошо: он эмоционально перевозбуждается, бешено бегает и прыгает. Для мальчика его возраста и темперамента это сложная история.
Во-вторых, постоянно даю приличные деньги. Сейчас меньше, чем раньше, потому что период финансово не слишком удачный, как у многих. Ну, вот так… Что могу, то даю. В конце концов, у меня и этого не было.
– Трудно вырастить в себе и передать дальше что‑то, что в тебя не заложили.
– Конечно! Илона не могла в меня вложить нужное количество любви и заботы, потому что сама не получила их от Эдиты. Эдита их не могла дать, потому что тоже их не получила… Думаю, они старались. Наверное, когда меня видели, они и обнимали, и разговаривали со мной – только это было слишком редко. Не то чтобы они были холодные, бессердечные роботы – просто для них работа и карьера были смыслом жизни.
И я в детстве подсознательно приспособился, стал жить с определенной парадигмой: мне никто не нужен. Нужен какой‑то ночлег, причем совсем не обязательно дом, деньги – чтобы я мог заказать такси, купить еды. Ну, и приятели для проведения досуга. И все! Я не мог получить теплые семейные отношения. И, когда немного подрос, в принципе уже и не чувствовал в них потребности. Но зато мне очень важно было одобрение общества, чтобы меня все уважали. И я его активно искал: дрался с ребятами старше себя, чтобы вся школа еще год потом помнила и уважала, совершал безрассудные поступки. Все вместо того, чтобы по‑настоящему тепло и глубоко общаться.
– Думаете иногда, что вот была бы машина времени, чтобы вернуться в то время, взять себя за руку…
– Нет, боже упаси. Все, что было, все было круто. Но то, что я после всего этого живой, – самое крутое. Сейчас, какая бы беда ни случилась, думаю: да, все отвратительно, но я живой! И по сравнению с этим ничего значения не имеет.
СТАНИСЛАВ ПЬЕХА
Родился: 13 августа 1980 года в Санкт-Петербурге
Образование: окончил эстрадно-джазовое отделение училища имени Гнесиных
Семья: сын Петр, 6 лет (от брака с моделью и диджеем Наталией Горчаковой)
Карьера: в 2004 году стал одним из победителей «Фабрики звезд – 4». Выпустил альбомы «Одна звезда», «Иначе», «10». Обладатель десяти статуэток «Золотой граммофон», в том числе за хиты «Одна звезда», «Ты грустишь», «На ладони линия», «Я – лист». Издал два сборника стихов – «Голый» и «Не помню, над чем мы смеялись». В 2015-м открыл «ПС Клинику» и реабилитационный центр, где лечат от зависимостей
Елена ФОМИНА, ООО «ТН-Волгоград» (специально для «ЗН»), фото Евгения ПАРФЕНОВА.
