Старший лейтенант милиции, участковый инспектор Ивацевичского РОВД Денис Саганович сидит передо мной, чуть сутулясь. Почти пять месяцев он провел на больничном. В его теле до сих пор остается картечь, только-только восстановилось поврежденное легкое. Сразу предупреждает, что беседу постарается поддержать, но много говорить, возможно, не сможет. Бледное лицо, замедленные движения, слабая полуулыбка. А глаза — живые, мальчишеские. Он пришел в милицию в 19 лет, после брестского колледжа бизнеса и права и первичной подготовки в учебном центре МВД. И сразу — на передовую. “На землю”, — кратко характеризует работу участковым инспектором теперь уже 23-летний парень.
— Был выбор — остаться в городе Ивацевичи или уйти в отдаленную зону — под Телеханы. Там мои родители, думал, с ними будет проще. Опять же, на участке много знакомых, друзья, одноклассники. В Телеханах — опорный пункт милиции, здесь же живут... — запнулся на секунду. — Жили пять участковых.
Денис с детства мечтал носить форму. Какую — сперва даже не знал. Позже определился — будет милиционером. В общем, решение было осознанным и взвешенным. Знал, что участковый инспектор — должность ответственная. Он полностью контролирует ситуацию на вверенной территории. Получалось? Парень скромно отмалчивается. Но за период службы трижды становился одним из лучших инспекторов милиции, заранее шепнули коллеги. Дело, кстати, тут не в личных знакомствах и наличии друзей детства. Надежды на этот “резерв” разбились о суровую реальность едва ли не в первые дни. В детстве все к соседям в сад бегали, где, как известно, яблоки вкуснее. Но детство давно закончилось, молодой милиционер пришел к своим “подельникам” в другом амплуа — призванный этот самый сад охранять. Отношения стали портиться. Многие считали, что раз приятель — значит, вопреки закону на какие-то моменты может глаза прикрыть. Объяснял, предупреждал по-хорошему. Начались обиды.
— Знаете, теория и практика расходятся. Во время обучения о профессии мнение составлял в том числе и по телевизионным “картинкам”. На деле оказалось иначе. Самое страшное — видеть, как быстро опускаются на социальное дно некоторые граждане. Пытаешься помочь. Где-то поговорить. Поставить на учет. Помочь устроиться на работу. А он не хочет этой помощи.
Неужели Денис разочаровался в выборе профессии? Ведь так бывает даже с лучшими в своем деле. Ни в коем случае, спокойно возражает участковый. “Милиционер” для него — звучит гордо. Самый буйный критик, который на дух не переносит хорошо узнаваемую форму, в переломный момент первым делом обратится в милицию. Так было, так есть.
Николай Богданович чуть взрослее. Ему уже 25. Именно старший инспектор по разрешительной работе Ивацевичского РОВД в тот злополучный августовский день стал еще одним участником и свидетелем роковой перестрелки. Сегодня худощавый молодой человек собран, фразы строит вдумчиво и скупо. О подробностях трагедии старается говорить спокойно, но голос дрожит. Или мне кажется? Говорят, время лечит. Но реально ли это в принципе?
Для Дениса Сагановича (слева) и Николая Богдановича трагедия могла стать точкой в карьере. Но молодые милиционеры принципиально решили продолжить службу.Деревня Бобровичи отдалена от основных трасс. Служебный транспорт старшему лейтенанту не положен. Охотники же по всему району, и каждого нужно посетить, проверить условия хранения оружия. Вот и в тот раз обратился к коллегам по РОВД с просьбой подвезти при случае. Те как раз собирались ехать по служебным делам, взяли на борт. Решили вместе заглянуть к бобровичскому охотнику, объясняет случайно сложившийся тандем Денис.
— У нас с Игорем Лукашевичем не только смежные участки. Он — мой наставник. Был... — снова запнулся парень. — Решили начать объезд вместе, затем разделиться. Как раз собирались и в Бобровичи, отчего бы и не подвезти сослуживца?
Согласовывая мою командировку, руководство Ивацевичского РОВД попросило не слишком досаждать пострадавшим расспросами о трагедии. Но они сами решили рассказать подробности. Вообще, Бобровичи — малочисленный поселок, жилых домов там осталось пару десятков. Большинство из них, ко всему прочему, приспособлены под дачи. Охотник, к которому решили заглянуть, — из местных. Жил с матерью, нигде не работал. У милиции вопросов к нему раньше не было.
Заметив еще издали милиционеров, хозяин стал ругаться. Это потом уже следствие выяснило, что охотник к сотрудникам милиции в целом относился негативно. А тогда даже несколько опешили, восстанавливает цепь событий Денис. Представились. Изложили цель визита. Тем временем к подворью подъехал и Игорь Лукашевич. “Еще один”, — примерно так отреагировал охотник. Денис предупредил, что открывает калитку и заходит во двор. Все по инструкциям, вежливо, предельно корректно... По имени и отчеству. В ответ — выстрелы. Не предупредительные, не в воздух. Сразу на поражение.
— Это была картечь, — замечает Николай. — Расстояние — метров 15. Разлет минимальный. Денис стоял в калитке, Игорь справа, по плечи за забором, я — слева. Ну а дальше уже все известно...
Увидев направленное на них оружие, ребята попытались уйти с линии огня. Удалось только Николаю. Первым выстрелом охотник ранил Дениса Сагановича, вторым — убил 41-летнего майора, участкового инспектора Игоря Лукашевича. “Я сделал шаг и оказался на коленях, ног не чувствовал, — вспоминает парень и еще больше бледнеет. — Не поверил, что такое может быть. Думал, соль. Потрогал живот, увидел кровь и понял — беда. Не мог дышать, только с криком. Потом узнал, что повреждены легкие. Еще подумал, какая нелепая случайность, какой бред. Ноги отказали, наверное, позвоночник перебит, буду инвалидом...”
Где ошиблись? Кажется, тысячи раз выжившие милиционеры задавали себе подобные вопросы. Сегодня они едины: все сделали правильно. И с точки зрения закона, и по-человечески.Что ощущает человек перед лицом неминуемой смерти? Не дай Бог это кому-то узнать. Денис ни на секунду не забыл, что носит форму и погоны. Сам он только и вспоминает, как вокруг него хлопотала соседка стрелка тетя Женя. В прошлом опытная медсестра оказывала первую помощь. Впоследствии признали, что именно благодаря ей раненый не погиб до приезда “скорой”. Еще помнил, как стрелок перезарядил оружие, опоясался патронташем: “Ты еще шевелишься? Погоди, сейчас подойду...” А вот свидетели затем рассказывали, что Денис на автомате продолжал выполнять свой долг по защите мирного населения. Отгонял добрую женщину, боялся, что и она попадет под выстрелы. Высыпали на шум дети — чуть дышащий милиционер просил увести их во двор и закрыть ворота...
Я невольно смотрю на Николая, осознавая, что творится у него в душе. Предположить, что ему повезло больше других, — и мысли такой нет. Тем более что он уже признался: десятки раз спрашивал в никуда, почему именно он остался цел и невредим? Просто везение? Просто в ружье было всего два заряда?
— Шок. Я не помнил, что делал. Укрылся. Смотрю — Игорь лежит. Успокаивал себя: может быть, просто не хочет привлекать к себе внимание. Поворачиваю голову — Денис ползет, стонет. И сразу мысль: хотя бы один жив...
Что бы молодой сотрудник мог сделать в минуты трагедии? Безоружный, получивший четкие инструкции от руководства: ждать подкрепления, чтобы не увеличивать количество жертв... Но даже в шоковом состоянии действовал предельно четко и правильно. Вызвал “скорую”, сообщил в дежурную часть, оповестил руководство. Выбежавших на звуки выстрелов бабушек отправил по подворьям.
После трагедии, признается заместитель начальника по идеологической работе и кадровому обеспечению Ивацевичского РОВД Лариса Колбик, было ясно одно: нельзя оставлять ребят и их семьи без поддержки. Ведь, помимо Игоря Лукашевича, система могла потерять и Дениса Сагановича (на тот момент еще было непонятно, выкарабкается ли парень), и Николая Богдановича. Потерять не физически, в профессиональном плане. Молодые перспективные ребята, с горящими глазами, верящие в хорошее, любящие дело, которому служат, могли попросту сломаться. Но этого не случилось.
— Я — милиционер, — твердо заявляет Денис и немного кривится от приступа боли в спине. — Это даже не профессия, это судьба такая. А от нее, как известно, не уйдешь. Это в обычной жизни можно стремиться к первобытному принципу “жизнь за жизнь”. За мной же — закон. Подлечусь, схожу в отпуск — и на работу. Разве что участок поменяю — психологически тяжело там будет.
Маму молодого участкового Нину Яковлевну я застал на работе — в детском доме-интернате. Женщина держится молодцом, однако по глазам видно — продолжает переживать не только за сына, но и за его коллег. Материнский инстинкт все же берет верх:
— Мальчик в 19 лет принял решение служить! Как я могу его отговаривать? Его не заставишь. Да, будем волноваться. Как и раньше. Помню, собирается Денис на вызов посреди ночи, а муж, гляжу, тоже одевается. “Знаю я, — говорит, — ту семью. Я хоть в машине посижу, подстрахую”. Сын взвился. Дескать, не позорь меня! Знаете, какой он? Вот есть у нас дальняя родственница, ведущая, скажем так, неприемлемый для сына образ жизни. Как-то она заявила ему, что по-родственному он ее должен защищать. А Денис возразил, что на работе у него родни нет...
Николай сразу же вышел на службу. Под его контролем — свыше 800 районных охотников, каждого нужно посетить.
— Мне повезло с жизненными ориентирами, — рассказывает он. — Отец тоже служил в милиции, я всю жизнь видел, как он уходит из дома, как возвращается. Помню, пропадал на дежурствах. Были разные ситуации, но из всех их он выходил с честью и с какой-то житейской мудростью. Нельзя всех людей судить по одному случаю. И табельное оружие с собой при обходе охотников я и впредь брать не буду. На таком принципе наша система и стоит — контролировать, сотрудничать, а не противостоять.
Отец Николая — Иван Николаевич — милиционер в отставке. Прошел горнило Афганистана. Подтянутый мужчина не допускает и мысли “отстранить” сына от дальнейшей службы: “Прикажи мы Коле бросить службу — и он беспрекословно послушается родителей. Но кто, если не мы? Кто в случае необходимости возьмет на себя ответственность, станет защищать — причем грамотно, профессионально — мирное население?”
Смотрю на молодых сотрудников милиции. Одному — 25 лет. Второму — 23. Но как-то внезапно повзрослели. Не по годам. Интересно, заметили ли они сами?
Повзрослел и Никита — сын погибшего Игоря Лукашевича. В момент моего приезда 15-летний парень гостил в Телеханах у бабушки. Татьяна Николаевна старается не сидеть без дела. Чуть заминка, и накатывают мысли о погибшем сыне, первенце. О том, чья фотография в рамке стоит на комоде. Присаживаемся в кресла, рядом — Никита. Женщина склоняет голову, начинает говорить. Тихо и очень просто. О своей жизни. О том, что службу в милиции несет уже полвека. Сперва вместе с мужем, который тоже был участковым. Затем — с сыном Игорем.
— Я всю жизнь стираю эти голубые рубашки. Игнатьич мой... Сколько наград у него было, сколько благодарностей за службу. Настоящий мужчина. Так он хотел, чтобы сын по его стопам пошел. И я сама когда-то настаивала: “Иди, Игорек, в милицию”. А недавно пришла в церковь на исповедь, призналась батюшке: самый страшный мой грех — не уберегла сына, не отговорила от службы в милиции. Никогда не замолю... — противоречит сама себе женщина.
А сколько у Игоря на поверку друзей оказалось! А как его, оказывается, люди уважали! Шли и шли на кладбище, несли цветы. И тут же пример на самом деле народного, из глубины души, творчества в своеобразном манифесте от скорбящих жителей Телеханского края в память о любящем сыне, муже и отце, земляке, майоре милиции и просто хорошем человеке: “...От Телеханщины до Ивацевич /Службу честную нес Лукашевич. /А свою жизнь не смог сохранить. /В светлой памяти век ему жить!” Слезы, слезы. И воспоминания. Каким добрым и трудолюбивым был Игорь. Как умел оставить службу за порогом и приходил невероятно домашним, первым помощником, любящим сыном. Слезы убитой горем матери — что может быть тяжелее? Разве что пауза в беседе, которая погружает Татьяну Николаевну в пучину отчаяния.
— А давайте мы с вами чая попьем, — подсказывает Лариса Колбик, которая в какой-то момент из подполковника милиции превращается в сострадающую и понимающую дочь.
— Чая? Это можно.
И начинает Татьяна Николаевна двигаться. Заваривает ароматный напиток. Жена и мать офицеров командует нами, и мы беспрекословно переносим стол, пододвигаем кресла, моем руки. А у Никиты взгляд — металлический. Он не просто с гордостью слушает рассказы о своем отце и его нелегкой службе в милиции. Он готовится продолжить династию. Осознанно пошел учиться в лицей МВД и в 15 лет надел форму.
— Не передумал?
— Нет. Сделаю все, чтобы стать милиционером. Это память об отце и дедушке.
Татьяна Николаевна лишь вздыхает: “Значит, буду внуку синие рубашки стирать. Продолжится и моя служба. Кстати, как там Дениска? Поправляется?”
Мне запомнился многозначительный взгляд Ларисы Моисеевны: вот так. Могли бы после трагедии эти семьи отстраниться друг от друга, а — наоборот — сплотились в единое целое:
— Посмотрите на этих ребят внимательно. Молодые, красивые, спортивные. Из замечательных, сильных семей. Они осознанно сделали свой выбор — защищать людей. Пришел молоденький участковый — 19 лет! Пришел второй — 21 год! И в любое время суток — хорошо ли, плохо ли — едут и оказывают помощь. Наша задача — не дать им разочароваться в профессии, помочь, подставить плечо.
Денис до сих пор вспоминает, как в больнице не смолкал телефон. Как коллеги слали передачи. По пути из больницы в больницу перекрывали движение транспорта, сопровождали с эскортом. Признается, что такое отношение дорогого стоит. И подвести коллег он просто не может.
Николай не забудет, как Лариса Моисеевна в тот злополучный день лично отвезла его к взволнованным родителям: “Вот ваш сын, берите, он весь ваш”. Но уже через четыре дня вызвала на службу, так как понимала — нельзя парню оставаться наедине со своими мыслями. А сегодня подполковник не отходит от Никиты, засыпает бесчисленными вопросами об учебе в лицее, планах на будущее. Для курсанта беседа с человеком в погонах, на которых сияют две большие звезды, дорогого стоит.
— Приходя в профессию, каждый из нас понимает, что она связана с риском. Игорь, Денис, Николай отдали во имя людей самое ценное, что у них есть, — жизнь и здоровье.
muravsky@sb.by
