Западная гендерная революция является следствием проблемы полноценной самореализации молодого поколения

Оставив за скобками морально‑этический и религиозный аспекты (благо сказано и написано по этому поводу уже немало), процесс трансформации общественного сознания в восприятии полов является в том числе и следствием деформации социально‑экономической модели. Пока она еще обладает определенной мощью, но уже вошла в системный кризис. И постепенно перестает генерировать пассионариев, закрывая почти наглухо пути для самореализации. И энергия, в первую очередь молодежи, выплескивается в непривычные гендерные конструкции.

Сытая бесперспективность

Развитый капитализм всегда был зубастым и далеким от гуманизма, но, несомненно, некогда он обладал одной привлекательной чертой — открывал двери для богатства и славы независимо от национальности, происхождения и социального положения. Многие погибали (экономически) в жестокой свалке конкуренции. Но были и счастливчики. Сейчас для самореализации западный мир однозначно является не самым лучшим местом. Это когда‑то США назывались страной возможностей. В прошлом веке они таковыми в некотором роде и являлись по сравнению с той же Европой, в которой классовая кастовость существовала со времен Средневековья и до конца не исчезла до сих пор.

Сейчас прорваться на вершину в США, Британии или Германии не просто сложно, а практически невозможно. «Безродные» лица если и появляются на финансово‑политическом олимпе, то все реже и реже. Есть политики «новой волны», но с аристократической биографией. Аристократической условно: они выходцы из высших слоев общества — административных, финансовых или политических. Тот же Риши Сунак, несмотря на колониальное происхождение своих родителей, — парень из правильной песочницы: с элитным образованием, работал в крупных банках, миллионер, тесть миллиардера. Про Штаты и говорить не приходится. Там Белый дом штурмуют представители исключительно суперзолотого миллиарда.

Говоря другими словами, для самореализации возможностей все меньше и меньше у рожденных не в элитных кварталах Вашингтона, Нью‑Йорка, Лондона или Парижа. Бывают случайности, которые лишь подтверждают общий трек. 

Впрочем, и в самые что ни на есть Cредние века, в которых ценилась родовитость, встречались единичные прецеденты возвышения из грязи в князи. Но это были совершенно уникальные события.

Строго говоря, в западных странах уровень жизни снизился в постпандемийную эпоху, что достаточно болезненно воспринимается социумом. Основная тяжесть легла на менее состоятельную прослойку, в основном представленную мигрантами. У «аборигенов» внешне еще все выглядит более‑менее нормально. Но факт заключается в том, что по активам миллениалы (возраст 27 — 42 года), а тем более поколение Z (18 — 26 лет) значительно беднее своих родителей. Они все реже могут приобрести в собственность недвижимость и даже автомобиль. Правда, молодежи ее материальную несостоятельность преподносят как победу новых технологий и шеринговой экономики. И если во времена рейганомики средний класс все (или многие) блага приобретал в кредит, то сейчас берет в аренду.

Жизненная серость

В странах развитого капитализма профсоюзные организации тоже являются определенным видом коммерческой деятельности. Поэтому к борьбе (весьма условной) с работодателями подходят очень прагматично, выторговывая преференции для пролетарской элиты, великолепно понимая, что за их относительно высокие заработки кто‑то должен расплачиваться трудом за более скромное вознаграждение с извечной угрозой безработицы. Скажем, корпорация Caterpiller (ключевой конкурент нашего БЕЛАЗа на мировом рынке) старается открывать свои производственные площадки в штатах со слабенькими профсоюзами. И в этой организации половина списочного состава компании не состоит. И лишь экономическая конъюнктура меняется не в пользу карьерной техники (рынок цикличен), и Caterpiller запросто сокращает тысячи, а то и десятки тысяч работников. Впрочем, таковы правила игры и в других секторах. В том числе и в высокотехнологичных.

Диджитализация рынка труда, которая на Западе идет стремительными темпами, с точки зрения работодателей, — прекрасный инструмент поднять эффективность. А с позиции социальных гарантий и развития человеческого капитала технология выглядит объективно весьма сомнительной. Не очень‑то она открывает двери для полноценной самореализации. Если даже миллионеры уже начинают бить в колокола из‑за засилья в экономике миллиардеров, то у простых граждан выбиться наверх шансы ниже, чем сорвать куш в казино.

Главное — выделяться

Бесперспективность в выстраивании каких‑то серьезных планов на будущее влияет не лучшим образом на западную молодежь и людей среднего возраста. И для самореализации многие выбирают какие‑то оригинальные ниши. В частности, гендерную самоидентификацию.

Согласно исследованиям аналитического агентства Gallup, 22,3 процента представителей американского поколения Z относят себя к ЛГБТ‑сообществу, у миллениалов — только 9,8 процента. Нетрадиционной ориентацией «увлекаются» лишь 4,5 процента человек, родившихся в период с 1965 года по 1980‑й, 2,3 процента появившихся на свет с 1946‑го по 1964‑й. Согласно данным Gallup, количество американцев с альтернативным гендерным самовосприятием удвоилось в 2012 году. Тогда доля таких людей была 3,5 процента, а в прошлом году — уже 7,6. Естественно, прирост произошел за счет более молодого поколения.

Несомненно, на нетрадиционный гендер может повлиять сбившийся генетический код. Или какие‑то другие отклонения от нормальности, определенные исключительно физиологическими факторами. Да, такое бывает и случается во все времена и во всех обществах. Другой вопрос, что с природным, так сказать, альтернативным гендером доля популяции остается неизменной. Причем независимо от географии и времени. И эта доля где‑то в пределах 1 процента. Собственно говоря, это подтверждают и исследования Gallup. Среди пожилых людей относят себя к нетрадиционному гендеру 1,1 процента. А эти люди родились раньше 1945 года.