Путешествие в «рушниковую» деревню
Официальным путем в космосе мне точно не побывать. Возраст не тот, физподготовка хромает, а денег на космические путешествия, увы... Но временами хочется, понимаете ли, взглянуть на все с высоты небес. В минуты, когда подобное желание становится особенно острым, путешествую по Интернету. И вдруг: на очередной мой «клик» о «дороге на небо» выпадает... Неглюбка. Это же «рушниковая» деревня в 70 километрах от Гомеля. С чего бы вдруг?
Красная площадь
Неглюбские рушники для белорусского уха что слуцкие пояса. С одной лишь разницей: последние сохранились фрагментарно, первые — в полной целостности и красоте наивной старины. Все благодаря трудам ветковского коллекционера — сподвижника Федора Шклярова, а последние три десятка лет — его продолжателям, работникам Ветковского районного музея народного творчества. Подобной концентрации белорусской ткацкой культуры в мире больше нет. Потому и красуется, к примеру, неглюбский рушник в одном из залов ООН... Но «дорога на небо» тут при чем? Самой становится интересно.
Держу путь в Ветку с надеждой на районный музей. Знаю, что стоит он на Красной площади — так староверы окрестили центр города в память о покинутой родине.
— Подскажите, к музею — это в какую сторону? — ловлю на площади девушку, ожидая от нее лишь направления рукой.
— Не знаю, — она растерянно пожимает плечами и убегает в сторону райисполкома, слева от которого обнаруживаю очертания знаменитых музейных резных ворот — творение рук Шклярова. Видно, не местная.
Внутри административного здания музея на меня «опрокидываются» золоченые отблески церковных куполов, запросто расположившихся в фойе:
— Это — бывшие колокола Ильинской старообрядческой церкви в Гомеле. Там теперь новые, а эти переданы в наш фонд, только что «вернулись» с выставки, — встречает на широкой лестнице ведущий научный сотрудник Лариса Романова.
— А про дорогу на небо — что значит? — подступаюсь к главному.
— В Неглюбке говорят: «Рушник — это дорога на небо». А толкования два: легкий путь по рушнику на тот свет после смерти или общение с высшими силами через язык его орнамента. Последнее мне видится более предпочтительным. К слову, рушники можно и в нашей экспозиции посмотреть. Не только неглюбские. В музее их более тысячи разных традиций ткачества. А можно и в самой деревне. Там пожилые мастерицы по сей день ткут. В Доме культуры есть кружок, в школе ведутся занятия по ткачеству.
Надо же, как бабушки лихо зацепили Интернет и... меня. Отступать некуда. И не хочется.
Тканый «фэн–шуй»
На «музейном» УАЗе скользим по укатанной снежной дороге в агрогородок Неглюбка. В окно ловлю рисунки, оставленные позади шинами, — складываются орнаменты. А в них, если пришпорить фантазию, — всякие рушниковые коды: «васьмiрогi», «цярэшкi», «вядзмедзькi»... Собственно, я и раньше читала, что не так просты были наши бабушки, сидя за кроснами–станками. Тканые «красивости» — это еще и коды: добра, любви, достатка, удачи, урожая, здорового потомства.
— Рушники местных традиций наполнены орнаментальными знаками, самым древним из которых несколько тысяч лет, — моя спутница Лариса Романова достает из сумки «фондовое» старинное полотно, которое везет «расшифровывать» в Неглюбку. — В основе их — древняя священная геометрия. Кросна — своего рода солнечная колесница, в которой мастерица путешествует по миру предков и узнает от них тайну будущего. Так рушник становился магическим текстом прогнозирования и утверждения ценностей. Как бревна были основным строительным материалом жилья, так рушники являлись своего рода строительным материалом внутреннего пространства дома и духовного пространства семьи. Весь огромный космос наших предков — в рушниках...
Она показывает на нитяные кресты, волны, квадраты, ромбы со стрелочками наружу и внутрь, давая им конкретные названия. Я же лихорадочно вычерчиваю женские и мужские знаки, символы процветания, достатка. Но потом бросаю тщетное занятие — не поспеть, а перепутать проще простого. В голове же болтаются ниточки смысла: этим орнаментом в одной деревне вызывали дождь, а вот таким — облегчали роды. И тут меня осеняет: да это же белорусский фэн–шуй в образе царевны–лягушки, не разрекламированный вовсе...
— А так, чтобы в брошюрах все это для дилетантов изложить? — начинаю осторожно, опасаясь травмировать творческого человека своим практичным подходом. — С одной стороны — знаковый символ из рушника, напротив — простенькое толкование, что означает и для чего использовался предками. Покупали бы люди не хуже, чем курсы по китайскому искусству обустройства жизненного пространства, которыми забиты все книжные лотки.
— Брошюры? Не знаю... Есть серьезные научные труды по орнаментам, — Лариса Романова вслушивается в то, что я хочу сказать. — Уникальная исследовательская работа под руководством директора Ветковского музея Галины Григорьевны Нечаевой в «Орнаментах Поднепровья», например...
Есть еще нити в кроснах
Утро, и в Неглюбском доме культуры пока тишина. У станка лишь руководитель местного кружка — Людмила Ковалева. Ткет на... соломе:
— Мы много бываем на выставках и ярмарках, — объясняет рождение новой традиции. — К рушникам люди уже привыкли, а вот орнаменты на соломке в диковинку. Экспериментируем.
В девичестве Людмила Васильевна покинула Брагинский район, чтобы выйти замуж за неглюбского парня. Здесь впервые увидела, как творятся тканые шедевры, и — «попала».
— А у меня и прабабка, и бабка, и мать за кроснами, — смеется ее супруг Владимир Ковалев, директор Неглюбского ДК. — Теперь вот жена и дочь тем же «болеют».
По зиме в кружок и детвора охотно прибегает, и хозяйки, в чьих домах станки не сохранились. Понять можно. Такое «оборудование» занимает много полезной жилплощади. Лучше уж творить на нейтральной территории.
— Помню, когда «Сябры» ехали в Японию на гастроли, к нам наведывались: просили соткать рушники в подарок, — Людмила Васильевна уходит в светлые воспоминания. — Раньше здесь был филиал Гомельской фабрики художественных изделий. Много чего делали. Но потом его закрыли — неперспективный. Пожилые мастерицы еще ткут. Молодежь стараемся учить. В школе опять же — и уроки, и кружок.
Сельская школа, сразу видно, после ремонта. Поблескивает пластиковыми окнами. В фойе стук теннисных ракеток. Взглядом выше — вот она, деревенская гордость — неглюбский рушник. Директор Нина Лямцева раскладывает веером дипломы и грамоты за «ткацкие заслуги» тридцатилетнего периода:
— Наша работа была отмечена бронзовой медалью на ВДНХ СССР в 1985 году! — показывает одну из весомых наград. — Ткали, ткем, будем ткать. Учим ремеслу с 5–го по 9–й класс. Раньше, правда, у девочек мотивация сильнее была. Работал филиал гомельской фабрики, была гарантия трудоустройства. И нам предприятие помогало расходными материалами.
— А сейчас?
— Крутимся.
Учитель трудового воспитания Анастасия Ковтунова приносит извинения за то, что один станок не готов к работе. Чинят. Да и заправить его надо — для этого требуется 120 тысяч рублей. Сетует, что приехали мы в самый разгар «после ремонта», когда школьный музей еще не восстановлен и всей красоты не показать. Но о рушниках учитель рассказывать может долго:
— Знаю, например, что вытканные на рушнике голубки, смотрящие друг на друга, — на крепкие брачные узы, а в разные стороны — лучше на свадьбу не дарить. О значениях орнаментальных символов я вот говорю вам, а детям сейчас практически ничего не успеваю рассказывать. По новой программе у нас на уроках труда только один час ткачества в неделю. Раньше два было. Куда больше успевали. Есть, конечно, факультатив и кружок, но старшеклассникам важнее это время посвятить основным предметам. Хотя интерес к рушникам у них не падает. Я уж и на Министерство образования через сайт выходила — обещали помочь.
Девятиклассница Маша Суглоб, ученица в курточке–«косухе», на кроснах с видимой легкостью демонстрирует свое мастерство, которым обогатили ее за годы учебы. Ловко перебрасывает нити, выписывая челноком. Но сейчас ей не до рушников. Знания для тестов надо закреплять.
Дорога на небо
А меня все мучает мой потребительский взгляд на ценности. В красоте этой — и национальная самобытность, и кладезь вековой мудрости. Но кто, кроме специалистов и местных жителей, о том знает?
— Девочки, вы бы не забрасывали ткачество — стали бы знаменитыми мастерицами, открыли бы свою лавочку и продавали бы сувениры. Туризм ныне в моде, — рисую школьницам мне видимые перспективы.
Барышни в ответ улыбаются. Я оглядываюсь по сторонам. Ищу поддержки.
— Где в деревне можно рушники купить? — спрашиваю у местных.
— Сувенирной лавки у нас нет, нет и в Ветке, — качают головами. — Раньше в ларек районного музея возили на продажу. Сейчас предпочитают продавать на дому... Пользуются рушники спросом у приезжих и немало, кстати, стоят. От 60 тысяч рублей — короткие и более 200 тысяч — классические, трех–, четырехметровые.
Такие теперь разве что в музее увидишь. Настоящих мастериц все меньше. «Вот эта бабушка умерла и эта», — листает неглюбскую летопись, собранную школьниками, Нина Лямцева. На сугробистой улице, где только конной телегой пробраться, забуксовываем надолго. Под лай деревенского Тузика пешим ходом ищем нужный адрес. 70–летняя Софья Астапенко встречает нас у ворот — с корзиной свеклы. Высокая седая женщина с просветленным лицом и теплыми глазами. Такой она мне запомнилась.
— Проходите. Кросна еще не ставила. Болят то «роги», то ноги, — подшучивает над собой. — Хозяйство держу. Все времени нет. Но засяду со дня на день. Душа просит.
Печка. На стенах картины. Но взгляд все равно упирается в красный угол с иконой, убранный рушниками. И среди них — истинно неглюбский, бело–красный, из тысячи отличишь.
— Мне когда лет 12 было, с мамой его ткали. Выцвел чуток, берегу.
Охотно нам, чужим людям, выкладывает свое богатство. Приготовила детям–внукам. «Сама пользуюсь. Вот сын приболел. Отдала рушник в церковь — отвести от него неприятности. Было венчание. Тоже соткала красивый, длинный. Кто первый ступит ногой — тому и верховодить в доме. А после тем рушником, когда ребеночек родится в семье, надо обернуть младенца».
— Я уж мало чего помню из маминых слов, какие знаки да о чем, — прячет под платок седые пряди хозяйка. — Но без иконы и рушников дом для меня — беззащитный и пустой. А рушник, детка, — живой. Это ж — дорога на небо и возвращение с него.
Мысли вслух
Мне непременно хотелось увезти отсюда хоть что–нибудь. На хороший рушник денег не хватило. Чего скромнее — не нашла. Была надежда купить памятную мелочь в ларьке районного музея. Увидела хорошие дорогие книги, наборы открыток с иконами...
— Может быть, сувенир, а еще лучше — тканый орнаментальный знак на «легкую командировку» или «большую зарплату», — просьба моя прозвучала несерьезно, конечно, но очень уж хотелось увезти что–то рукотворное, неглюбское.
Хотели помочь, но не смогли. Не получилось и в Гомельском филиале Ветковского музея народного творчества, куда я отправилась за тем же. Все те же дорогие книги, буклеты, наборы открыток... Но не было того, что унесла бы с собой и не задвинула потом на полку. Хотя видела чудные работы умелиц из кружка ткачества, который действует при музее...
Конечно, не дело это мастеров и музейщиков — нести материальные отголоски национальной культуры в массы. Одним — творить, другим — исследовать и накапливать. Но лично я уверена в том, что богатством делиться надо. И сейчас это правильнее делать по законам рекламного жанра: просто, понятно и с фантазией. То ли менеджерам при таких учреждениях, то ли специалистам по туризму. Не ради денег (хотя и они не помешают), а для распространения «семян» культурного самоуважения. В одном человеке, может, и не «прорастет» архаичный язык рушникового узора, другого же зацепит и увлечет. К сожалению, пока нам более знаком китайский иероглиф удачи, который в Гомеле продается практически на каждом шагу, чем знак счастья, оставленный в наследство нашими предками.
Вернувшись из командировки, по поводу сувенирной лавки я позвонила в Ветковский райисполком. Не планировалась такая. Сказали, что надо еще просчитать ее экономическую целесообразность...
Комментарий
Сергей Рязанов, главный специалист по охране историко–культурных ценностей управления культуры Гомельского облисполкома:
— Развитие сувенирной торговли для районных музеев, к сожалению, сегодня непростой вопрос. Действительно, есть что предложить: и собственные издания, и сувениры, и продукцию презентационного плана. Но для оказания такого рода платных услуг необходимо получить лицензию. Вопрос не только в деньгах, но и в организационных моментах: музею нужно иметь статус юридического лица и устав, в котором прописан пункт о подобных услугах. А районные музеи в большинстве своем несамостоятельны, являются структурными подразделениями местных отделов культуры. Последние, в принципе, тоже могут получить нужное разрешение, но процесс этот выходит на практике еще более сложным. Поэтому в области считанные музеи имеют такие лицензии и могут предложить туристам дополнительные платные услуги.
Фото автора.
