Елена Попова — о маленьких радостях литератора, утраченном чувстве локтя в писательской среде и тупиковом пути в драматургии

Не надо создавать мифы

Драматурга и писателя Елену Попову представлять не нужно. Многолетний плодотворный труд в драматургии, узнаваемый аристократический стиль, полет свободной мысли, ирония и самоирония произведений вывели ее еще в 1980-е годы в число белорусских интеллектуалов, к которым хочется прислушиваться и время от времени “сверять часы”. Многие пьесы Елены Поповой переведены на немецкий, английский, японский, польский, белорусский, украинский языки. В 2002 году она была включена в английскую энциклопедию “2000 выдающихся европейцев XXI века”. С 2010 года ее пьесы входят в учебную программу для общеобразовательных учреждений Беларуси. С ней никогда не бывает скучно беседовать.
Фото из личного архива


 — Елена Георгиевна, какие постановки по вашим пьесам в последнее время доставили вам радость?

— Пьесу “Маленький мир” поставили в Одессе. “Блиндаж” выпустили в Волгограде, в Минском камерном театре Натальи Башевой. Эта пьеса вообще мой рекордсмен, давно перевалило за 20 постановок, включая множество школьных и любительских спектаклей в Подмосковье, Красноярске, Сыктывкаре...

— Считается, что написать одну книгу или пьесу, в принципе, может любой человек...

— Есть такое мнение. Наверное, может, если делает это искренне. Каждый может рассказать о себе и тронуть наше сердце. Но не забывайте, что художественная литература — это все-таки феномен языка и стиля. Этим она и отличается от другого рода текстов. Я уже не говорю о художественном, метафоричном, образном мышлении... И это уже, конечно, потянет не каждый.

— Вы как-то вспоминали, что вам однажды отказал Олег Ефремов...

(Смеется.) Было несколько иначе. Тогда я просила за одну режиссершу... О ней писал даже известный критик и историк театра Анатолий Смелянский. А со стороны Ефремова это было откровенное пьяное хамство. Не надо создавать мифы. Были живые люди, не ангелы, в определенных обстоятельствах. Если я вам скажу, кто обговаривал и подставлял Михаила Булгакова, вы не поверите. А ведь и они теперь предстают в ореоле мученичества.

— Вам часто отказывали? И вообще, для творческого человека отказ полезен или вреден? Он может стимулировать на дальнейшее творчество?

(Пауза.) Ох, столько слов красивых тут можно наговорить... Да нет, отказ — это всегда неприятно. Это не может быть приятно. Однажды нахамил в Москве один завлит, а потом через день, перерыв все контакты, нашел меня, извинялся... По-разному бывает. Отказы травмируют, особенно в начале пути, когда кожа еще не наросла. Это очень болезненно воспринимается. Мне в моей жизни и отказывали, и критиковали. Потом через много лет подходят и извиняются. Разве легче от этого?

— Композитор Игорь Корнелюк считает, что талант — математическая величина. То есть либо он есть, либо нет: либо — ноль, либо — единица. И его нельзя приобрести с годами.

— Да, талант — это от Бога. Он или есть, или его нет. Но жить с ним непросто.

— Молодое поколение белорусских драматургов как-то намеренно дистанцируется от старших коллег. Как будто не было ни вас, ни Алексея Дударева.... Почему не зовут на встречи? Вам ведь есть чем поделиться.

— Ну это сложнее, чем вы думаете. Во-первых, это, конечно, противостояние поколений, отрицание отрицания, потом ревность какая-то... Из всех литературных направлений драматурги — самый ревнивый народ. Ну и с культурой проблемы... Я десять лет рекомендовала наших молодых драматургов на немецкий фестиваль “Новая пьеса Европы”. И сейчас к ним хорошо отношусь. Всем места хватит.

На моем веку было много начинающих драматургов, которые что-то писали, писали, а потом пропадали... Их и ставили иногда. А потом — нет и все. Потому что сколько можно биться в закрытые двери? Весь театральный процесс у нас очень слабенький. Если бы у нас работало еще несколько крупных театров... Чтобы существовала конкуренция, накапливалось мастерство. Да, я вижу отрыв молодого поколения, его подражательность и несамостоятельность, профессиональную слабость. Хотя все кричат о феномене белорусской драматургии. Это если смотреть отсюда, а если смотреть оттуда... Да, есть пару ребят, которые что-то сделали. Но это все время с какой-то оглядкой на чужие авторитеты, на чужое мнение. Есть талантливый Паша Пряжко. Можно любить его манеру или не любить, это не главное, главное, он — художник и искренно выразил настроение части нашего общества.

Хочется заметить одну довольно важную вещь: современный театр и драматургия не тождественные понятия. На одном полюсе этого театра — Шекспир, а на противоположном прекрасно существует телефонная книга.

Тем не менее у нас очень плохая школа. И очень большие интеллектуальные потери. Наверное, в советское время лучшие действительно уезжали в Москву. Вообще, театральный процесс был единым. Было ощущение единой театральной империи. Несмотря на вечные ограничения, цензуру, были критерии, уровень, московские театральные училища с глубокими традициями. Был талантливейший Эфрос, был Любимов, потом Васильев, да и Някрошюс тогда же начинал.

А какой был “Беларусьфильм”! Попробуйте сейчас собрать силы, чтобы сделать хорошее кино... Это просто не реально. По-моему, на Михаиле Пташуке все у нас и закончилось. У нас никогда не ценили творческие кадры, они уезжали и уезжали. Если не уезжали, все равно не были востребованы. Ведь главное — не было самоуважения. Того самоуважения, которое всегда было у тех же прибалтов.

— Часто вижу вас на театральных фестивалях. Откуда в вас это любопытство и жизнелюбие?

— Это же интересно. Это часть профессии. Я не тот писатель, который пишет о себе. Я не зациклена, не замкнута в своей коробочке.

— У вас есть пьеса “Баловни судьбы”. Нет желания написать о сегодняшних баловнях? Или эта тема уже отработана?

— Тема не может быть отработана... Но сейчас меня больше увлекает проза. Последняя пьеса, кстати, немного на эту тему. Но в ней нет легкости и развлечения, того, чего сегодня требует зритель. Есть “гуманистические традиции отечественной литературы”. Мы все говорим красивые слова, а когда доходит до конкретной помощи и дела, к примеру, надо просто приютить у себя в доме человека, тут весь наш гуманизм и заканчивается. С этим сегодня все сталкиваются, причем во всем мире. Всё летит к черту, и конец гуманизму.

— Что же нам остается?

— Стараться меньше врать, перестать говорить заученными фразами. В Беларуси очень тесное творческое сообщество. Все друг от друга зависят, и деньги от этого зависят. Поэтому не принято говорить друг другу правду в глаза, потому что обязательно вспомнят и отомстят. Просто перекроют творческий кислород и куда-то не позовут в следующий раз. От этого и усиливаются застой и рутина, образуется то самое поле куликов, которые хвалят свое болото.

Другое дело, что все мы в одной лодке в океане нашего времени, поэтому людей мне по-прежнему жалко.

— Мне кажется, это продуктивное чувство для писателя.

— Да... Все мы в большей или меньшей степени жертвы обстоятельств.
Остается только завидовать соседям. Какие сильные театральные литовцы! Неплохо обстоит дело в Риге, Украине. Какие мощные поляки со своим гонором. Они подняли свое кино и театр на недосягаемую для нас высоту. И современная литература польская, мягко говоря, очень приличная. А наша культура в своем большинстве так и осталась аграрной. Ведь, чтобы появились абсурдисты уровня Славомира Мрожека или Витольда Гомбровича, нужна культура. Куль-ту-ра!
pepel@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter