Как-то даже неловко за тех беглых, которые для своей тусы (и для недожурналистов) представляются «экспертами».
Ведь текст типа «Мне непонятно, что там делается. Что-то делается, что-то я подозреваю… не знаю, как по-белорусски... подозреваю, что там что-то есть про сотрудничество в военно-технической сфере» — такую муть (про что угодно, не обязательно про Союзное государство) может нести любой, у кого в роте… не знаю, как по-граждански... есть язык.
Или вот: «Вероятность того, что рыпрессии уменьшатся до президентских выборов, была нулевой. После них она уже выше» — по сравнению с нулевой выше любая. Любая другая вероятность. Гораздо выше. Хоть сотая процента, хоть тысячная. Причем выше — неизмеримо… не знаю, как это на идиш... в миллиарды разов.
Слушать такое, смотреть такое, верить такому — себя не уважать. За этим — естественным для любого читателя или слушателя — неприятным изумлением как-то теряется, что утверждение «вероятность была нулевой» требует доказательства. А так оно просто повисает у «эксперта» на воротнике.
Неопрятно выглядит — но эмигранты ко многому уже привыкли.
И ведь когда-то они ходили по одним факультетам с нами. Кто-то с ними здоровался, кто-то даже прислушивался, кто-то и сейчас переписывается. Поддерживает контакт. Не дает упасть, та-скать, интэлектуяльнаму уровню.
А теперь именно они, вот это «экспертное сообчество», думают-решают: договариваться с нами или нет. С нами или с каким-нибудь западом (им за счастье будет хоть с кем). Вести переговоры или еще погодить.
И с этой низкопробной клоунадой ведь тоже находятся охотники «поработать».
Еще одно «потрясающее» умозаключение: «Общий тренд — на снижение количества уголовных дел за массовые акции. Исчерпывается пул участников протестов 2020 года, которые еще не рыпрессированы, не уехали и не попали в поле зрения. Все-таки это не бесконечно» — вот вам еще одна мантра в дополнение к давнишним «а вот и не сдулся, пратэст не сдулся», затем «никто не досидит», потом «никого не найдут», следом «всех не пересажают»…
Теперь появляется: потерпите ишшо немного, сейчас всех найдут, кого надо пересажают, и тогда оно закончится само. Дошло, наконец. И до «экспертов», и до недожурналистов, и до всех, похоже, беглых. Только редкие подплинтусные экземпляры еще попадаются: «Видно, я неплохо маскировалась», — говорит одна такая, «гулявшая» с 2020-го, но «присевшая» только в 2024-м.
Ждала, видно, чего-то? Невероятная на всю голову, чё.
Они, «эксперты», пишут про «волны рыпрессий». Рассуждают о «пиках задержаний». Отмечают «вершины беспредела». Используют максимально экспрессивные выражения, чтобы тема политзэков не сходила с языка. Ведь она уходит — уходит вместе с грантами, живые деньги (на живых людях) утекают, вот же что обидно!
Но даже такие «эксперты» не могут, пусть сквозь зубы, не отметить очевидное: «Количество политзаключенных уменьшалось бы само собой, даже если бы Лукашенко их не выпускал. Потому что люди выходят».
Как говорил убийца Фокс: «Хитры вы, конечно, собаки легавые, с подходцами вашими». Обратите внимание, как в последнем предложении, с одной стороны, с задранным носом констатирована очевидность. И сделана попытка принизить акты помилования от Президента, с другой.
Мол, все равно бы вышли, никуда бы не делись… ага… вот только сказать это же в лицо помилованным не осмелится ни один «эксперт». Потому как — лица жалко. Своего лица.
Ни один, кроме чалого, разумеется. Но тот ведь и не эксперт — он мерин. И там — не лицо.
Следовательно, там и ртов-то нормальных нету. А раз так, то и извергаемое оттуда информацией называть нельзя. «Нужно быть очень внимательными и осторожными с информацией и разбираться, где правда, а где нет, — предостерег Александр Лукашенко на встрече со студентами вузов в формате «Открытый микрофон с Президентом» (22 ноября 2024 года, МГЛУ). — Если хотите знать правду, читайте и смотрите государственные средства массовой информации. Там правда. Им доверяет более половины населения Беларуси. И вам советую очень внимательно к ним относиться».
Всех, на самом деле, касается. И даже самих государственных СМИ.
Потому что правильный выбор — он один.
