Клинтон и блины

Вообще, я хотела писать про любовь. Но это хотя и чувственно, а и сложно, и странно, и уже было. Вглядываясь в перспективу, я решила писать про блины.

Каждое воскресенье я пеку блины. И мама моя пекла. И бабушка. Тонкие, на кефире, оладушки, гречневые и овсяные. Согласитесь, есть в блинах что-то скрытое приворотное. Вот идешь, бывало, мимо. Прямо совсем мимо, безо всяких мыслей. А тут раз — стоит тарелочка, прикрытая тарелочкой, а на ней ясно что — блины. И ты так — оп, и уже никуда не идешь. Свернешь тонкий блин рулетиком — и, как говорила моя подруга Леночка:

— Какая я безвольная! Ну что же я делаю...

В золотистом цвете блина особенный соблазн. А если он теплый? А если масло блестит? А если с семгой? А мачанка с блинами?! Я называю это блюдо едой лесорубов. И если у меня нет в планах какой-нибудь страды, даже не смотрю на кастрюлю, где булькает подлива с сальцем и свининкой.

В мои студенческие времена в столовке академии искусств мачанка была единственным и основным блюдом. Обучающиеся с Востока делились на новеньких и тех, кто уже ел мачанку. Первые, робея, выясняли состав, вторые смотрели с ехидством и жевали.

— А что там? — спрашивал Ахмед.

— Свинина!

— М-м-м...

Новенький.

Каждый приличный студент академии за время учебы должен был сделать три вещи. Подпоить непьющего, научить иностранца ругаться матом и угостить восточного друга народными блюдами.

— Здесь нельзя не есть свинью, — вздыхал тот же Ахмед через полгода и резюмировал: — Вкусно!

Мой собственный вес порадовал бы бабушку, которая всегда считала меня худой. Бабуля каждое утро пекла блиночки, поливала домашней сметаной и посыпала сахарком. И когда мне было девять, я устраивалась на большом старинном табурете за столом возле окна и смотрела, как в огороде растет картошка, отправляя внутрь себя оладушки. И в пятнадцать я так же меланхолично проводила время завтрака. А в двадцать у меня образовался довольно приличный размер одежды.

— На диету, голубушка! А то что же ты за нимфа, — вздохнула преподаватель по сценическому движению, забраковав этюд, в котором я “порхала”.

Я села на диету. Первый раз в жизни.

— Будешь уксус? — предложила мне Леночка.

— Не.

— Смотри сама.

Леночка пила уксус. Аня не ела, вспоминая Плисецкую. Маринка купила себе гимнастический купальник на два размера меньше, чтоб в танцевальном зале ей самой перед собой было стыдно за торчащий живот. В театральном институте худеющий никогда не будет в одиночестве. Но были среди нас и те, кто отхватил приз в генетической лотерее, а потому нагло ходил на блины. Я смотрела на этих тощих бессовестных людей и не могла найти ни одного объяснения — почему они жрут, а я не могу?! Вот именно по Плисецкой — жрут! И однажды не выдержала.

Это было утро 15 января 1994 года. Нам сказали закрыть окна и не высовываться, потому что по проспекту будет ехать американский президент. По зданию академии искусств ходили специальные люди, проверяя, нет ли чего подозрительного. Указания от них поступали противоречивые — отменить занятия в аудиториях, окна которых выходят на главный проспект Минска, и работать в обычном режиме. Нам так и сказали — отменить и работать. Все пошли в буфет.

Мачанка в тот день опять удалась. Мы спрашивали у Ахмеда — как на этот раз?

— Вкусно!

— А что там, Ахмед, какой состав?

Это была традиционная классическая обеденная шутка. Более бородатым считался лишь анекдот про то, как Навдар за ночь научился играть на баяне и утром шел из общежития на занятия в костюме Якима Сороки, исполняя гимн Беларуси. Под баян, само собой.

Я подошла к стойке, взяла поднос и поставила на него двойную порцию мачанки. “Какая я безвольная! Ну что же я делаю...” — носился в моей голове Ленин текст.

— Сорвалась?..

— Блин, молчи!

Доев все до последнего кусочка, я вернулась в пустую аудиторию, открыла настежь окно и села на подоконник. Внизу стояли тысячи людей, на бронированном авто мимо магазина “Синтетика” в сторону площади Победы ехал 42-й президент США Билл Клинтон, обозначая своим визитом кульминацию конфетно-букетного периода в белорусско-американских отношениях. На душе у меня было по-январски грустно. Я помахала Клинтону рукой и крикнула:

— Давай к нам на блины!

Охранник из оцепления пригрозил мне кулаком и жестом показал закрыть окно.

— На блины пусть к нам заходит, передайте!

Нет, в наших широтах не есть блины невозможно! Нужно уже давно себе признаться, что лучше смеси из муки, молока и одного яйца ничего не изобрели. В этой простоте особенная магия, сила, бабушкины утра и семейные воскресенья. Блинов всегда хватает на всех и они практически в ста процентах удачные, так что, приглашая Клинтона, я ничем не рисковала. Остался бы доволен точно. Но как-то не сложилось... Зато я вывела формулу стройности. Прямо в тот день я отработала на занятиях все блины и немножко больше. Можно себе позволить многое, если умеешь отдавать. Каждый блин — в дело!

sulimovna@rambler.ru
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter