Вообще, я хотела писать про любовь. Но это хотя и чувственно, а и сложно, и странно, и уже было. Вглядываясь в перспективу, я решила писать про блины.
Каждое воскресенье я пеку блины. И мама моя пекла. И бабушка. Тонкие, на кефире, оладушки, гречневые и овсяные. Согласитесь, есть в блинах что-то скрытое приворотное. Вот идешь, бывало, мимо. Прямо совсем мимо, безо всяких мыслей. А тут раз — стоит тарелочка, прикрытая тарелочкой, а на ней ясно что — блины. И ты так — оп, и уже никуда не идешь. Свернешь тонкий блин рулетиком — и, как говорила моя подруга Леночка:
— Какая я безвольная! Ну что же я делаю...
В золотистом цвете блина особенный соблазн. А если он теплый? А если масло блестит? А если с семгой? А мачанка с блинами?! Я называю это блюдо едой лесорубов. И если у меня нет в планах какой-нибудь страды, даже не смотрю на кастрюлю, где булькает подлива с сальцем и свининкой.
В мои студенческие времена в столовке академии искусств мачанка была единственным и основным блюдом. Обучающиеся с Востока делились на новеньких и тех, кто уже ел мачанку. Первые, робея, выясняли состав, вторые смотрели с ехидством и жевали.
— А что там? — спрашивал Ахмед.
— Свинина!
— М-м-м...
Новенький.
Каждый приличный студент академии за время учебы должен был сделать три вещи. Подпоить непьющего, научить иностранца ругаться матом и угостить восточного друга народными блюдами.
— Здесь нельзя не есть свинью, — вздыхал тот же Ахмед через полгода и резюмировал: — Вкусно!
Мой собственный вес порадовал бы бабушку, которая всегда считала меня худой. Бабуля каждое утро пекла блиночки, поливала домашней сметаной и посыпала сахарком. И когда мне было девять, я устраивалась на большом старинном табурете за столом возле окна и смотрела, как в огороде растет картошка, отправляя внутрь себя оладушки. И в пятнадцать я так же меланхолично проводила время завтрака. А в двадцать у меня образовался довольно приличный размер одежды.
— На диету, голубушка! А то что же ты за нимфа, — вздохнула преподаватель по сценическому движению, забраковав этюд, в котором я “порхала”.
Я села на диету. Первый раз в жизни.
— Будешь уксус? — предложила мне Леночка.
— Не.
— Смотри сама.
Леночка пила уксус. Аня не ела, вспоминая Плисецкую. Маринка купила себе гимнастический купальник на два размера меньше, чтоб в танцевальном зале ей самой перед собой было стыдно за торчащий живот. В театральном институте худеющий никогда не будет в одиночестве. Но были среди нас и те, кто отхватил приз в генетической лотерее, а потому нагло ходил на блины. Я смотрела на этих тощих бессовестных людей и не могла найти ни одного объяснения — почему они жрут, а я не могу?! Вот именно по Плисецкой — жрут! И однажды не выдержала.
Это было утро 15 января 1994 года. Нам сказали закрыть окна и не высовываться, потому что по проспекту будет ехать американский президент. По зданию академии искусств ходили специальные люди, проверяя, нет ли чего подозрительного. Указания от них поступали противоречивые — отменить занятия в аудиториях, окна которых выходят на главный проспект Минска, и работать в обычном режиме. Нам так и сказали — отменить и работать. Все пошли в буфет.
Мачанка в тот день опять удалась. Мы спрашивали у Ахмеда — как на этот раз?
— Вкусно!
— А что там, Ахмед, какой состав?
Это была традиционная классическая обеденная шутка. Более бородатым считался лишь анекдот про то, как Навдар за ночь научился играть на баяне и утром шел из общежития на занятия в костюме Якима Сороки, исполняя гимн Беларуси. Под баян, само собой.
Я подошла к стойке, взяла поднос и поставила на него двойную порцию мачанки. “Какая я безвольная! Ну что же я делаю...” — носился в моей голове Ленин текст.
— Сорвалась?..
— Блин, молчи!
Доев все до последнего кусочка, я вернулась в пустую аудиторию, открыла настежь окно и села на подоконник. Внизу стояли тысячи людей, на бронированном авто мимо магазина “Синтетика” в сторону площади Победы ехал 42-й президент США Билл Клинтон, обозначая своим визитом кульминацию конфетно-букетного периода в белорусско-американских отношениях. На душе у меня было по-январски грустно. Я помахала Клинтону рукой и крикнула:
— Давай к нам на блины!
Охранник из оцепления пригрозил мне кулаком и жестом показал закрыть окно.
— На блины пусть к нам заходит, передайте!
Нет, в наших широтах не есть блины невозможно! Нужно уже давно себе признаться, что лучше смеси из муки, молока и одного яйца ничего не изобрели. В этой простоте особенная магия, сила, бабушкины утра и семейные воскресенья. Блинов всегда хватает на всех и они практически в ста процентах удачные, так что, приглашая Клинтона, я ничем не рисковала. Остался бы доволен точно. Но как-то не сложилось... Зато я вывела формулу стройности. Прямо в тот день я отработала на занятиях все блины и немножко больше. Можно себе позволить многое, если умеешь отдавать. Каждый блин — в дело!
sulimovna@rambler.ru
Клинтон и блины
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.