— Василиса, тренерский опыт для вас — новое дело?
— Нет, много лет назад я уже поработала тренером в группах начальной подготовки. То была своего рода «шоковая терапия»: дети проигрывали на соревнованиях, плакали — и я вместе с ними. А когда спрашивали у меня, как не бояться, даже не могла посоветовать им что‑то — у меня никогда не было как такового страха. Позже, правда, с тренерской деятельностью пришлось завязать: времени на все не хватало. Сейчас из‑за эпидемиологической ситуации и отсутствия соревнований у меня появилась возможность вернуться к этому: Республиканское училище олимпийского резерва предложило устроиться к ним на полставки, так что теперь работаю вместе со своей подругой Владленой Выдренко.
— В вашей группе занимаются девочки 12—15 лет. С ними проще работать, чем с группами начальной подготовки?
— Мне интересно общаться с детьми такого возраста, наблюдать за психологическими реакциями, их физическим развитием.
Поскольку работаю на полставки, у меня всего три тренировки в неделю. Девчонок из этой группы знала и раньше: иногда оставалась после своих тренировок, помогала Владлене. Они уже выступали на нескольких соревнованиях. На последних — Олимпийских днях молодежи — две девочки стали первыми, одна — второй, еще одна — третьей. Пока в этих успехах мало моих заслуг — в большей степени Владлены, которая работает с ними уже три года. Но в группе есть девочки, которые мне нравятся, и им я, возможно, уделяю чуть больше внимания, чем остальным, хотя это не первые номера — просто мне импонирует их заинтересованность, потенциал.
— Совмещать работу тренера со своими тренировками сложно?
— Сентябрь был первым месяцем, когда я официально работала в РУОР. Комфортно: тренируем вместе с подругой, с которой у нас одинаковое отношение к делу. Мне бы хотелось быть более вовлеченной в этот процесс, но пока я не могу позволить себе этого ни психологически, ни физически, потому что готовлюсь к Олимпийским играм и все же надеюсь, что они состоятся.
— Как восприняли новость о том, что Олимпиаду перенесли на год?
— Конечно, я ждала Олимпийские игры. Все получилось как‑то смазанно: настраивалась на этот турнир, но в свете ситуации с коронавирусом понимала, что он может сдвинуться. Буду откровенна — еще в феврале я однозначно была не готова к Олимпиаде: проблемы со здоровьем, к тому же наметили с тренером новый план работы, новую методику — все было вверх дном. Планировали постепенно подходить к Играм. А к их переносу, в любом случае, надо относиться философски — как есть, так есть. На протяжении всего этого времени тренировалась. Благодарю главного тренера нашей команды Олега Яковлевича Райхлина за то, что разрешил заниматься по индивидуальному плану. Например, когда проводили сбор в «Раубичах», из‑за сложной эпидемиологической обстановки и закрытых границ спаррингов с зарубежными спортсменами не было, а подключить парней на сборе с девочками тяжело: один тренер соглашается работать вместе, другой — нет. Получается, на сборе с командой мне в спаррингах стоять не с кем, поэтому проще было оставаться в Минске: здесь я тренируюсь с ребятами из РУОР и нашей мужской сборной, чьи тренеры всегда идут мне навстречу.
— Психологически было сложно пережить месяцы без соревнований?
— На мне это не сильно отразилось, хотя со стороны могло показаться иначе. Сначала мы были на самоизоляции. Потом я тренировалась и параллельно пробовала тренировать своих подружек. Сидела на даче, причем, наверное, впервые за всю свою жизнь провела там так много времени. Занималась самыми обычными делами: ходила в баню, бегала кроссики, гоняла на велосипеде. С нами был мой крестник, поэтому, можно сказать, готовилась к быту — за 2,5 месяца прошла школу семьи, домохозяйки: убирала, готовила, помогала крестнику готовиться к школе.
— Успели соскучиться по турнирам?
— Очень. В начале ноября в Минске планируется турнир на призы Александра Васильевича Медведя. Пока непонятно, будет он международным или нет. Соперники из других стран хотят приехать, а смогут ли — будет зависеть от того, какими окажутся правила въезда. Сейчас чувствую себя хорошо, но оценить физическую форму мне сложно. На тренировках вроде сражаюсь, а как получится на соревнованиях, не знаю. Но я закаленный человек, для которого стресс — привычное дело. Просто выйду, буду бороться и радоваться этому.
— Следите за тем, как тренируются соперницы?
— Смотрю в социальных сетях, с некоторыми держим связь. Видела, что канадка, например, на велосипедах гоняла, одна сильная турчанка была на сборах, а немки проводили совместные сборы с другими командами после того, как ослабили карантинные меры. Украинки тренируются — в целом все работают. Но я не воспринимаю инстаграм, телеграм‑каналы или другие соцсети как место, из которого можно черпать стопроцентно достоверную информацию. Я могу хоть каждый день публиковать фотографии из зала, но это же не значит, что я все время тренируюсь. Есть ведь «фитоняшки», которые пришли в зал, сфотографировались, проработали быстренько ягодичные мышцы и ушли. Только соревнования расставят все по местам.
— Лицензии на Олимпийские игры в Токио у вас пока нет. Когда будет возможность завоевать ее?
— В нашей команде она есть пока только у Ирины Курочкиной. Главный тренер озвучивал, что лицензионный турнир пройдет в марте‑апреле. Вроде как еще достаточно времени, но его в принципе не бывает много. Продолжаю готовиться.
— На Олимпийских играх в Лондоне и Рио‑де‑Жанейро вы останавливались в шаге от наград. Какой настрой на Токио?
— Конечно, мне хочется медаль. Слышу много разных мнений со стороны, и мне не хочется разочаровать близких, а это иногда давит.
Приведу пример: у меня был день рождения. Когда поздравляли, многие говорили: «Василиса, мы за тебя болеем, желаем победить». Тренер в то же время сказал: «Если даже не получится, жизнь на этом не закончится». Каждый что‑то советует, желает… Для меня Олимпийские игры в Токио — это возможность красиво уйти. Все‑таки уже возраст, и мне хочется посвятить отрезок жизни семье, наверстать то, что я упустила за время карьеры. Не думаю, что после Олимпиады я продолжу выступать, поэтому в Токио могу поставить красивую точку, похожую, например, на единичку, или целый восклицательный знак.
— Работа тренера — это в какой‑то степени наметки на будущее?
— Сложный вопрос. Сейчас у меня есть время, возможности и желание заниматься этим, но я вижу, как тренеры переживают за своих воспитанников, понимаю, что эту работу непросто совмещать с семьей. Не знаю, как мой мужчина отнесется к этому. Сейчас он ничего не говорит, может только обронить: «Вижу, что тебе слишком нравится». Понимаю, что он тревожится за меня, но точно знаю, что запрещать заниматься этим он мне не будет. А когда появятся свои дети, это будет совсем другая история…
past@sb.by
