Руководители союзных республик дарили Киселеву ружья, а Фидель Кастро презентовал черепаху
На стенах этой комнаты с десяток крупных портретов. На них — один и тот же человек. Серьезное лицо на фотографиях, картинах, вышитых панно. В разные годы эти портреты были подарены Тихону Киселеву разными людьми. Сегодня дети и внуки бывшего руководителя БССР дорожат памятью о нем, берегут в минской квартире каждую деталь из прошлого.
Завтра, 12 августа, Тихону Яковлевичу исполнилось бы 90 лет. В Беларуси хорошо помнят Машерова, а Киселев для современников почему-то остается в тени. Предыдущие его круглые даты промелькнули как-то незаметно. Хотя за 20 лет на посту Председателя Совета Министров БССР и в должности первого секретаря ЦК КПБ Тихон Киселев сделал для страны ничуть не меньше, чем его предшественник Петр Машеров. В Беларуси, пожалуй, нет таких крупных предприятий, заводов, к строительству которых не был бы причастен Киселев.
— Порой мне казалось, что Тихон не знал даты своего рождения. Даже накануне юбилеев и виду не подавал, что грядет праздник, ничего особого на этот день не планировал, — говорит вдова Киселева Нина Федоровна. — Дни рождения отмечал без тучи министров и чиновников. Дома за столом собирались родственники и близкие друзья семьи. Дарили галстуки, носки, одеколон…
Но бывали у Киселева и другие подарки. Фидель Кастро однажды привез ему огромную черепаху — точь-в-точь как настоящую. Генерал армии и Герой Советского Союза Иван Третьяк передал военный бинокль. Руководители союзных республик дарили ружья (в коллекции Киселева было десять двустволок). Знали: Киселев заядлый охотник. Птиц из принципа не стрелял, ездил охотиться в Беловежскую пущу на кабанов. А вот рыбацкое счастье Киселева чаще «клевало» на Нарочи. Однажды, вспоминает Нина Федоровна, выловил щуку на пять килограммов.
Ну а любимыми грибными местами Тихона Яковлевича были окрестности Плещениц. Как-то в редкий час отдыха Киселев предложил Кириллу Мазурову махнуть за грибами семьями. Отъехали километров 50 от города, углубились в лес и вдруг вышли на открытую поляну. Осмотрелись: рядом разрушенные колодцы, фундаменты, обгоревшие трубы печей. «Что здесь было?» — поинтересовались грибники у старика, который пас рядом коров. Тот поведал страшную историю о Хатыни и ее жителях.
Впечатление, конечно, осталось тягостное. Всю дорогу домой Киселев и Мазуров беседовали о том, как бы увековечить память о людях, которые здесь жили и трагически погибли. Вскоре были привлечены архитекторы, скульпторы. А когда проект был готов, то руководство еще раз посовещалось и решило, что в одном мемориальном комплексе надо увековечить не только Хатынь, но и все другие сожженные белорусские деревни, которые не возродились после войны. Их-то было немало — 186 деревень. И, благодаря открывшемуся в 1969 году комплексу в Хатыни, ни одна из них не забыта.
— Охота, рыбалка, грибы — все это было так редко. Тихон с детства был трудоголиком, — говорит Нина Федоровна. — Отца лишился в два года, матери — в 18 лет. В школьные годы делил с братьями одну пару сапог. Такая тяжелая жизнь некоторых ослабляет, а у Тихона получилось наоборот. Тяготы и невзгоды сделали его работящим, упорным, пытливым, общительным.
Пожалуй, эти качества и вывели Киселева на высокие государственные должности. Но это было не сразу. Десять лет отдал Тихон Яковлевич школьной работе. Кстати, в 1937 году в Богутичской средней школе Ельского района познакомился со своей будущей женой, которая приехала в деревню по распределению. В 1944 году назначен инструктором Гомельского обкома. Три года возглавлял Брестский обком партии. На пленуме ЦК КПБ в 1955 году Тихон Яковлевич избран секретарем Центрального комитета. С 1959-го по 1978-й — Председатель Совета Министров БССР. Два года работал в Москве заместителем председателя Совета Министров СССР, пока не был отозван в Минск продолжать дело Машерова. С 1980-го по 1983-й — первый секретарь ЦК КПБ.
— Я знала Тихона в разные годы. На любой должности он оставался хорошим семьянином, — говорит Нина Федоровна. — Когда дети только начали ходить в школу, он придумал издавать домашнюю стенгазету. Называлась она «Наша семья». Все писали туда заметки, порой даже критические, а потом вместе читали, смеялись… Ревновать Тихона могла только к работе. Было, конечно, за что: командировки, разъезды, совещания — госслужба была для него на первом месте. Ну а каким Киселев был на работе, я сказать не могу. В 1977 году, когда мы отмечали дома шестидесятилетие Тихона Яковлевича, он поднялся и сказал: «Я очень обязан Нине Федоровне за то, что она никогда не вмешивалась в мою работу!»
Я разыскал людей, с которыми работал Тихон Яковлевич, и попросил рассказать, чем запомнился им этот человек.
— Киселев — вот это был характер! — воскликнул Николай Никитович Слюньков. — Крепкий орешек: выбил для Минска метрополитен. Претендовать на подземку могли только города-миллионеры. И в начале 1970-х годов в СССР таких городов было пять (Свердловск, Тбилиси и т.д.). А в Минске жили только 850 тысяч человек — недобор. Но Киселев вцепился в идею минского метро. С Машеровым они постоянно ездили в Москву, брали на переговоры меня (в то время я был первым секретарем Минского горкома партии). Упорство Киселева поражало. Он знал, как расположить к себе важных министров, как подойти к самому Брежневу. И ведь добился своего! Киселев закладывал первый камень на стройплощадке метро.
Так же было и со строительством металлургического завода в Жлобине. В Москве рассчитали, что в СССР надо построить 17 таких объектов. Киселев и здесь не медлил, не просто просил начать с Беларуси, а настаивал на самом современном австрийском оборудовании. Тогда я уже был на должности зампреда Госплана СССР и во многом помог земляку — нам было просто общаться и решать дела.
Академик Николай Александрович Борисевич возглавлял Белорусскую академию наук 18 лет — с 1969-го по 1987 год. Кое-что вспомнил и он:
— Однажды я зашел в кабинет председателя Совмина Киселева, чтобы попросить у него 1 миллион долларов США. Деньги из бюджета нужны были для закупки современного наукоемкого оборудования. Надо отметить, в 70-х годах в СССР недостаточно внимания уделялось научному приборостроению. Киселев выслушал меня и предложил провести в Минске международную выставку. «Пусть иностранцы привезут к нам самые лучшие разработки, мы посмотрим и выберем», — решил он. Понаехало тогда гостей. И на миллион долларов мы купили такую технику, какой в те времена даже в Москве не было, — это огромная подпитка для отечественной науки. И Киселев предложил в Институте физики создать общественный центр — уникальными спектрометрами, оптическими и магниторезонансными приборами пользовались разные вузы, институты. Люди науки до сих пор благодарны Киселеву: при его поддержке в академии основаны пять институтов: биоорганической химии, электроники, ядерной энергетики…
В должности зампреда Совмина Нина Леоновна Снежкова проработала с Киселевым почти 15 лет. Вот что она вспоминает о нем:
— Тихон Яковлевич не терпел формализма. Как-то в конце 1970-х годов на заседании правительства один руководитель докладывал о развитии рыбного хозяйства. Сыпал цифрами, процентами. Киселев перебивает его и говорит: «Скажи-ка мне лучше, сколько у нас в стране потребляется рыбы на одного человека». Чиновник растерялся, посоветовался со своими подчиненными и назвал цифру. Она была мизерной. «Так вот, говори в другой раз проще и постарайся сделать так, чтобы прибавку почувствовали не мы в процентах, а люди на своем столе», — сказал ему Киселев. Этот политик всегда думал, как к тому или иному решению отнесутся простые люди. Запомнился мне и такой факт. Было время, правительство республики собиралось увеличить цену на хлеб. Всего на одну копейку. Когда вопрос был поставлен ребром, Тихон Яковлевич, будучи Председателем Совета Министров БССР, сказал на бюро: «Как на нас посмотрят люди, если мы повысим цену на самое дорогое из продуктов — на хлеб? Надо срочно разъехаться в колхозы. Спросим тех, кто сеет и собирает хлеб, а уж потом будем совещаться». Так и было сделано, и в тот год хлеб не подорожал. Ни на копейку…
На снимке: такими были Тихон Яковлевич и Нина Федоровна в 1940-х годах.
