Завершаем публикацию отрывков из готовящейся к печати книги воспоминаний «Песняры». Так было...». Автор — участник знаменитого ВИА Владислав Мисевич — вспоминает о том, как у ансамбля искали «звездную болезнь» и почему ни один из «Песняров» так и не стал миллионером.
Выходим на сцену после антракта, а у камер снова включаются огоньки. Мулявин шепнул: объяви о прекращении съемки. Я и озвучил: «По техническим причинам продолжение телевизионной съемки невозможно». Ждем, ничего не происходит. Тогда по указанию Володи я спрыгнул в оркестровую яму к тому самому микрофону для записи звука и опустил его стойку вниз. Все! А оказалось, чуть не прикончил ансамбль этим своим прыжком. Тем временем телевизионщики еще немного поснимали и свернулись, концерт благополучно завершился. А уже на следующий день Мулявина вызывает на ковер первый секретарь обкома... Сразу за этим разговором в высоком кабинете пошли письма, заметки в прессе. Ансамбль обвинялся в срыве выступления и «звездной болезни». Короче, началась самая настоящая травля, которую все мы прочувствовали на собственной шкуре. И фоном шло, что мы за телесъемки отгребали огромные бабки. Вранье же!.. Ансамбль по настоянию руководства филармонии, на которое надавил министр культуры БССР Юрий Михневич, отправили в отпуск за свой счет месяца на три, концерты после Краснодара как отрезало, отменяли все трансляции с нашим участием по телевидению и радио. Вроде вчера были за границей, занимали места на конкурсах, а сегодня от безысходности едва по ресторанам не разбежались.
Пришлось нести ахинею
Спасли «Песняров» огромные деньги, которые советское Министерство финансов получало в виде всевозможных отчислений от выпуска пластинок и кинопроката. Наши диски, конечно, никто не собирался изымать из продажи. Ну а ко времени скандальчика на экраны вышел фильм «Мировой парень», который и вытащил нас из кратковременного, но неприятного простоя. С его первых титров мгновенно выстрелила песня «Березовый сок» (которую выдали, кстати, целиком — теперь так не принято). Правда, больше в этом фильме стрелять было и нечему — там в главной роли был грузовик МАЗ. Но в песне сошлось буквально все одно к одному: уже известные «Песняры», голос Борткевича в лучшие его годы, и песня Баснера хороша, и тон задавала ностальгический. Радио тогда засыпали просьбами поставить «...сок»! Но как поставишь, если все редакторы в курсе негласного запрета? И пусть белорусское Минкультуры успехи «Песняров» по–прежнему не радовали (вроде шли гигантские суммы от работы ансамбля в госбюджет, а на долю отрасли все равно от них приходился шиш — пресловутый остаточный принцип), но вопрос надо было решать. Дело дошло до белорусского ЦК, чуть ли не Машерову пришлось вмешаться. На Мулявина давили, заставляли публично извиниться за случай в Волжском, убеждали, что для коллектива это вопрос жизни и смерти: унижайся, забудь гордость, а скажи все, как надо, чтобы правильно прозвучало. И Володе намекнули, мол, будешь упрямиться — новый худрук быстро найдется. Что оставалось делать? Пришлось нести ахинею, чтобы кто–то где–то ее прочитал. И «Комсомольская правда» напечатала «покаяние» со сжатыми зубами за подписью Володи. Ну а мы сочувствовали Вове, разделяли его участь, но радовались возможности снова работать. Правда, на фоне этого скандала пришла еще большая известность — просто наивысшая ступень! Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Вернее, «Березовый сок». Кстати, мы для вида поломались еще — не спешили песню включать в концерты.
«А почему не на «Волге»?»
С огромными по советским меркам заработками богачами хотя бы в пределах республики мы так и не стали. Нас воспитывали, что дело — прежде всего, так что цели накопить или закупиться какими–нибудь шмотками не ставили. Все, начиная с Мулявина, по пять лет в одной дубленке ходили, да и машины раз в год никто не менял. Кстати, мои оренбургские дружки допытывали меня, когда я приехал навестить родных уже после конкурса: «А почему не на «Волге»? Говорят, вам после конкурса каждому выдали по машине». И как я ни отпирался, что никаких машин не давали, кажется, мне так и не поверили. А свои первые «Жигули» я купил в 1975–м за 7 тысяч рублей. Только если рядовой гражданин копил минимум лет десять, то я справился за пару–тройку.
Соло без понтов и музыканты покруче
А вообще, популярность — это ежедневная пахота. И на концертах, и на студии, и с теми же импровизациями или соло. Скажем, в «Песнярах» поначалу сольные куски были только у Володи Мулявина как у гитариста. Но еще в «Лявонах» он написал и мне пробный кусочек в аранжировке песни для Эдика Мицуля, когда тот еще работал с нами «паровозиком». Причем не принято было понтоваться, дергаться в конвульсиях, бежать в центр сцены. Партия саксофона — так сделай шаг вперед! Как и в «Гусляре», встал со стула, отыграл флейтовую импровизацию в луче прожектора и снова сел. Да и какие понты, когда рядом музыканты куда покруче: Ткаченко, темпераментный Растопчин, ни с кем не спутаешь Паливоду и Демешко... А когда, что называется, заполучили классного профессионала Толю Гилевича — нашу первую удачу, одного из лучших музыкантов Минска, а то и просто лучшего! Без консерваторского образования, после училища, он сыграл колоссальную роль в «Песнярах». Помню, как его блестящее фортепианное соло с бесконечными вариациями преобразило почти частушку «У месяцы вераснi»! Не зря Мулявин в своей аранжировке оставил этот кусок ненаписанным, доверил его таланту Толи. Мулявин в тех же «Завушнiцах» отрывался каждый раз по–новому. Думаю, и возвращался к этой песне и в начале 1990–х, и на 30–летии «Песняров» потому, что кайфовал от нее. Ну а для Валеры Дайнеко импровизация, особенно джазовая, — родная стихия. Вроде красочки, детальки, а шикарную концовку «Зачарованнай» всегда ждешь: как он соригинальничает сегодня? Это уже почерк, характер Дайнеко–музыканта.
Докололся и откосил
Чье–то отсутствие на сцене — всегда проблема, в том числе и творческая, и уже не все из задуманного получается. Тем более тогда вокал или инструментал компьютерными подкладками не подменяли. Так что за первые лет двадцать «Песняры» дали считаные концерты в неполном составе. И кто после этого скажет, что внутренний устав в эстрадном коллективе — это так, для галочки? При всех кайфах артистической жизни ответственность за работу в нашем деле — все–таки не просто слова. Этих правил держался каждый песняр, новички схватывали тонкости на лету. Так что если ты на сцену не вышел, значит, что–то с тобой действительно приключилось.
Например, Леня Тышко однажды в гостях колол орехи и перекусил сухожилие на руке. За ночь его партии на бас–гитаре снял Юра Денисов, а сам Леня пел нижние партии за кулисами. Вроде случай разовый, а с тех пор внимательные фанаты считают Денисова одним из бас–гитаристов «Песняров». Есть и те, кто божится, что Мулявин пел «Александрыну». Это было в 1971–м, когда в Полтаве полтора солиста, Володя и я, выкручивались без Лени Борткевича. Публика тогда еще не выучила всех в лицо, и вопросов вроде, а где тот, который «Александрына», не задавали. Зато мы сразу почувствовали, что значит «освобожденный» солист в ансамбле! А в олимпийской Москве 1980 года вылетело сразу два вокалиста: заболели Валера Дайнеко и Володя Мулявин. Решение по выступлению в «Октябрьском» принималось на уровне первого заместителя министра культуры СССР Василия Кухарского. Наверху опасались, что отсутствие «Песняров» породит волнения и, не дай бог, это заметят иностранцы! В итоге нас попросили выйти хотя бы на несколько песен. Причем Игорь Пеня и Толя Кашепаров взяли часть репертуара Мулявина и Дайнеко. Зато мы неожиданно помогли Валерию Леонтьеву. Он отработал почти сольный концерт, один из первых в Москве, с «Песнярами» на разогреве.
