Судьба известного белорусского писателя, сценариста, драматурга Георгия Марчука, лауреата Государственной премии, тесно связана с кинематографом. Георгий Васильевич окончил Белорусский театрально–художественный институт, Высшие курсы сценаристов и режиссеров, работал режиссером, главным редактором киностудии «Беларусьфильм». Сейчас он — секретарь Союза писателей Беларуси и Общественного совета по нравственности. Мы начинаем публикацию его эссе о кинорежиссерах, с которыми ему посчастливилось сотрудничать.
В декабре прошлого года белорусское кино отмечало юбилей — 90–летие. Солидная цифра. Но тихо прошел юбилей. С уходом в историю СССР ушли почти в забвение и творцы, создававшие фильмы в годы расцвета советского кино. И не только режиссеры. Как мало мы знаем о художниках, операторах, актерах! Чтобы восполнить хоть в какой–то мере этот пробел, попытаюсь воссоздать портреты тех, кто был рядом, кто служил примером, был старшим другом или внимательным товарищем.
Я, как всякий провинциал, был пытлив и любознателен. Во мне они видели и свою молодость и ненавязчиво знакомили с азами кино. Некоторые были старше меня на десять, двадцать лет, но на удивление мы находили общий язык. Я даже пользовался легким авторитетом как знаток мирового кино, потому как организовывал вместе с директором киностудии закрытые просмотры тех фильмов, которые привозил из Госкино СССР и которые не выходили на широкий экран. Мои беглые зарисовки, с которыми я хочу познакомить вас, дорогой читатель, не претендуют на анализ всего творчества того или иного режиссера. В их портретах я стараюсь не отделять человеческое от творческого. Ведь и творчество зависит от высоты духа самой личности. Итак, приоткроем занавес времени, вернемся на сорок — пятьдесят лет назад.
Борис СТЕПАНОВ (1922 — 1992)
Это был грузный и грустный человек в очках. Во время творческого простоя, в ожидании запуска в производство очередного фильма у всех, в том числе и режиссеров, была мода, как сейчас говорят, тусоваться в коридоре, облокотившись на подоконник. Иногда тут шли и творческие дискуссии. Борис Михайлович был очень тактичный, внимательный, любознательный толстяк. Всегда встречал вежливо вопросом: «Жора, когда привезешь фильмы? Что–то заждались!»
Когда я устроился работать на киностудию «Беларусьфильм», он завершил работу над исторической лентой «Я, Франциск Скорина», в которой дебютировал Олег Янковский. Во дворе киностудии еще стояла декорация дворика Краковского университета.
Борис Степанов
Я был покорен его фильмом «Альпийская баллада», где блистали Л.Румянцева и С.Любшин, при первом знакомстве высказал ему слова восторга. Так и познакомились.
Запускали в производство фильмы Степанова как–то незаметно, без шумихи, как бывало с другими фильмами. Случалось, Москва не утверждала киносценарий, были конфликты по смете расходов. «Я, Франциск Скорина» имел успех, но уже не такой, как «Альпийская баллада». В.Быков и Б.Степанов очень подходили друг другу. Оба неразговорчивые, совестливые, тактичные. Может, потому Б.Степанов решил еще раз обратиться к прозе писателя и взялся за экранизацию повести «Волчья стая». Он тяготел к военной, патриотической тематике. Говорят, дважды в одну реку не войти. Фильм не имел должного успеха. Хотя старались все: оператор О.Авдеев, актеры А.Грачев и В.Никулин. Пробовали на роль Грибоеда и Р.Быкова. Я как ассистент режиссера водил знаменитость из гримерной в костюмерную, из костюмерной в кассу, из кассы вновь в гримерную. Ему нравилось, когда его узнавали и спешили засвидетельствовать свое почтение. Степанов в этом отношении не лебезил, не заискивал перед звездами никогда.
«Я, Франциск Скорина»
Что–то тормознуло Степанова, посоветовавшись со своим редактором, дочерью писателя К.Чорного Рагнедой Романовской, утвердил на роль В.Никулина. Была у него своеобразная манера работать с актером. Он обговаривал сцену и давал свободу, советовался с оператором: «Как у тебя? Снято? Хорошо». Очень редко просил укрупнить какую–нибудь деталь или подчеркнуть жестом. Немногословность — черта его характера. Очень любил ходить в Дом кино на просмотры иностранных фильмов. Он с милой супругой, кстати, она тоже была в очках, садились во второй ряд, ближе к экрану. Он много читал. Чаще других режиссеров его можно было видеть в библиотеке, которая имела достаточно приличные фонды. Чего только не выписывала! Правды ради, скажем, были другие творческие работники, которые охотно читали этикетки на бутылках спиртного. Борис Михайлович был интеллектуал. Никто и никогда не видел его на киностудии даже в легком подпитии. Отличали его бескорыстие и человечность. Я попросился к нему в ассистенты на «Волчью стаю», и он отстоял мою кандидатуру.
И группа отправилась снимать фильм в местечко Лынтупы. На съемочной площадке никогда никто не слышал от него ругани или резкого слова по поводу неполадок. Бурчал, два слова мог сказать администратору и отходил в сторону, курил, ждал. Всегда ходил с портфелем. Только два человека постоянно ходили с портфелями — это известный оператор А.Булинский и Б.Степанов. Медвежьей походкой, широким шагом он гордо шествовал на киностудию. Любил работать с разными творческими людьми, но старался держаться одного директора съемочной группы, на удивление демократичного человека Михаила Фишкина.
«Альпийская баллада»
Я провел в качестве ассистента еще один фильм «Облака», в котором Борис Михайлович стал «крестным отцом» в кино актеру Евгению Герасимову, который со временем вырос в талантливого режиссера, народного артиста России и успешного политика, дважды был депутатом Мосгордумы.
На съемке фильма «Облака» я познакомился с нелюдимым ленинградским композитором Олегом Каравайчуком. Фильм повествовал о юноше, мечтающем стать летчиком. Нужна была странная музыка: соединяющая землю и небо. Это и сотворил Каравайчук. У фильма незавидная судьба. На отдыхе в Сочи министр авиации Бугаев посмотрел картину и пришел в ярость: «Где вы видели, чтобы у нас угоняли самолеты?!» А это был 1972 год. Позвонил куда следует, и фильм сняли с проката.
Уже после «Альпийской баллады» режиссер мог претендовать на звание народного артиста, но не умел вилять хвостом и не был рвачом. По–моему, с опозданием ему присвоили звание заслуженного деятеля искусств.
В дни простоев он все равно приходил на киностудию: посидеть у редактора, покурить у окна. Не выступал на худсоветах, не любил и не хотел ранить коллег.
Воспитал одного сына, но не брал его и свою жену в киноэкспедиции. Не хвалил и не ругал фильмы других режиссеров. «Ничего, ничего, смотреть будут».
«Волчья стая»
Во время съемок «Волчьей стаи» у меня родилась дочь, и я, естественно, угостил всех — купил ящик шампанского. Борис Михайлович вышел и сказал, улыбнувшись: «Да здравствует поколение кинематографистов!» Улыбка у него была открытая, добродушная. Он был верен реализму, уважал и строго следовал литературной основе. Говорят, на съемках сериала «Государственная граница», где–то на Кавказе, там, где он когда–то снимал «Альпийскую балладу», серьезно заболел, закончить фильм ему не удалось...
После смерти Бориса Михайловича о нем сняли документальный фильм. Добротный фильм.
Пришло письмо то ли из Москвы, то ли из его родного Оренбурга от однокурсника. Автор письма благодарил создателей фильма за память и уважение к мастеру, который своими картинами, пусть не всеми, но укрепил славу советского белорусского кино.
Русский человек Борис Степанов полюбил Беларусь, славил в фильмах ее людей. Он был самодостаточным человеком и никогда никому не угождал. В этом, очевидно, и суть русского характера.
Перевод на русский Ирины Кочетковой.
Советская Белоруссия № 164 (24794). Пятница, 28 августа 2015
