— Алексей, чем стала для вас новая работа?
— Я очень люблю картину «Ван Гоги», для меня она одна из самых ценных в моей биографии. Это картина про веру в себя, про возможность найти в себе человека и опору, чтобы жить дальше.
— Что стало самым сложным в процессе работы?
— Сама работа оказалась сложной, потому что она требовала серьезной концентрации, было много разговоров, переживаний, сомнений, поисков. Нужно было как бы вернуться в детство, потому что мой персонаж отчасти несет все свои детские комплексы и сводит с ними счеты. Здесь необходима особая искренность, которой мы добивались. И это было тяжело.
— Вы как-то признались, что долго соглашались на съемки в «Левиафане», потому что знали: для фанатично преданного кинематографу Звягинцева кино важнее жизни. А для вас жизнь важнее кино? Вы боялись оказаться в ситуации, когда нужно будет жертвовать жизнью ради искусства? Тут сомнений не было?
— Не было, ведь тут не надо было три месяца находиться в Териберке Мурманской области. «Ван Гогов» мы снимали в Юрмале, а это существенная разница. Съемки проходили больше месяца, так что жертвы были не столь велики. Моя жена Маша, к мнению которой я всегда прислушиваюсь, сразу сказала, что сниматься надо обязательно. Да я это и сам понимал, ведь сценарий писался конкретно на меня Сергеем Ливневым, с которым мы дружим уже тридцать лет. Отчасти это было сотворчеством, в какой-то степени я тоже участвовал в создании сценария. Во всяком случае, я первым читал то, что выходило из-под пера Ливнева. Мы регулярно встречались и обсуждали, что выкинуть, что добавить или поменять.
Моя жена — мой психолог
— Как вам работалось с Даниэлем Ольбрыхским, который сыграл вашего отца? Чем-то он вас удивил, восхитил?— Чудесно работалось! Прежде всего, он меня удивил тем, что в свои 72 года (на момент съемок) находится в прекраснейшей форме. Я знал, что он гениальный артист, и испытывал перед встречей некоторый трепет и волнение. Но Ольбрыхский оказался человеком очень открытым, добрым, отзывчивым, доброжелательным, абсолютно без понтов и актерского позерства. Огромный профессионал и чудесный человек, с ним было очень кайфово! Даже я иногда позволяю себе более легкомысленно относиться к тому, что я делаю. А вот он себе такого не позволяет.
Кадр из фильма «Ван Гоги» (2018): Виктор и Марк — извечная проблема отцов и детей— Сергей Ливнев признался, что между вами было актерское соперничество…
— Наверное, кто лучше сыграет… (Улыбается.) Хотя вряд ли, скорее у нас было желание получить максимально достойный результат из конфликта наших персонажей. Но мы много общались и вне съемочной площадки, Даниэль прекрасный рассказчик, у него богатая событиями, насыщенная жизнь, он может рассказывать бесконечно о себе, о том, где был, каких людей встречал. В этом отношении он кладезь: только у Анджея Вайды снялся в 13 картинах!
— Приятно было услышать, что он поставил вас в один ряд с мировыми звездами — Марлоном Брандо, Жаном-Полем Бельмондо, Анджелиной Джоли и другими, с кем он снимался? Ольбрыхский ведь уже на второй день съемок сказал Сергею Ливневу, что вы из числа актеров мирового масштаба.
— Я этого не слышал и, честно, не могу отнестись к этому серьезно.
— Я даю советы только в том случае, если у меня их просят. А сам вмешиваться, залезать в чужую жизнь я бы не стал— Насколько вам близок ваш герой Марк? Пытались представить себя на его месте?
— Мой герой Марк в самом начале картины собирается уйти из жизни, поэтому мне он совершенно не близок. Для меня такой вариант невозможен. Но к финалу картины Марк становится роднее, потому что все же сумел выбраться из того чудовищного тоннеля, в котором находился. И вырвался он с помощью жертвенности и милосердия. В этом отношении он мне близок, потому что, без сомнения, мне близка эта тема. У меня пять подобранных собак, двое приемных детей, так что — да, эта тема моя.
— Вашему герою врачи швейцарской клиники, куда он обратился по поводу эвтаназии, советуют посетить психолога. А у вас есть личный психолог?
— Моя жена — мой психолог. Я всю жизнь спасаюсь с помощью Маши.
Нет ничего важнее семьи
— Знакомы ли вам чувства, которые переживают главные герои, — любви-ненависти между самыми родными людьми? Встречали подобные отношения в жизни, пытались помочь кому-то?— Как вы знаете, достаточно включить телевизор и посмотреть некоторые программы (не буду их называть, чтобы не делать им рекламы, они и так всем известны), чтобы понять, как близкие люди могут друг друга ненавидеть. Сам лично я с такой ситуацией не сталкивался, но в жизни много всякого было, случалось, что кто-то из моих друзей разводился, и это проходило достаточно остро. Но я даю советы только в том случае, если у меня их просят. А сам вмешиваться, залезать в чужую жизнь и пытаться разобраться в ней я бы не стал никогда.
С дочерью Дарьей и женой Марией (2009)— Что нужно сделать родителям (да и детям), чтобы не случилось подобной трагедии?
— Совет простой — беречь друг друга. Это легко сказать, но иногда очень трудно выполнить. Мы часто бываем чрезвычайно жестоки, несправедливы и порой совершаем такие вещи, о которых потом думаем: «Господи, куда же меня занесло?»
— Как у вас складывались отношения с родителями? Они ведь не имели отношения к миру искусства?
— Родителей уже нет в живых. Они действительно никогда не имели отношения к искусству, они просто безмерно меня любили, как и я их. Папа и мама во всем меня поддерживали, были очень деликатны и чутки по отношению ко мне, и когда я был ребенком, и в переходном возрасте, и уже зрелым человеком. Смею надеяться, что и я был хорошим сыном, таким же чутким по отношению к ним.
— Вы не боитесь открыто высказывать свое мнение. От кого вам досталась эта прямолинейность?
— Не знаю… Нельзя сказать, что я так открыто все высказываю и не боюсь этого. Конечно, я боюсь. Но, видимо, однажды приходит ощущение, что что-то важное должно быть произнесено. Значит, оно произносится, и не только мной. Я знаю много прекрасных людей, которые говорят то, что думают.
— Есть ли традиции, перешедшие из семьи, в которой вы росли, в семью, которую вы создали?
— Нет, наш уклад жизни все-таки сильно отличается от того, в котором я вырос. Я в семье был один, достаточно редко бывал дома — с 12 лет начал сниматься в кино, а в 17 уехал в Сызрань работать в местном театре и жил там один. И больше в родительский дом с тех пор жить не возвращался. В моей семье другая ситуация: мы всегда собираемся дома, общаемся, обедаем, ужинаем всей семьей за столом, это очень важные моменты для нас. Для меня нет в жизни ничего важнее, чем моя семья.
О друзьях и учителях
— Меня сильно ранит несправедливость, чужая боль. И слезы может вызвать чужое страдание…
— Отношение меняется чрезвычайно, во-первых — приходит усталость, во-вторых — теряется, нивелируется ценность того, что ты делаешь. Надо отдавать себе отчет, что кино — это такая скоропортящаяся вещь, два уик-энда — и все забыли. А работать надо много, иногда достаточно тяжело. А потом пшик, и картина прошла, или провалилась в прокате, даже если она, может быть, и хорошая. Бывает наоборот: ты много работал и вкладывал все силы, а картина не получилась, оказалась плохой. И тебе стыдно за то, что ты в ней участвовал. Поэтому, по большому счету, теперь я к профессии отношусь с меньшим пылом и вдохновением, чем 20 лет назад.
— Сейчас вы более щепетильно выбираете роли, чем те же 20 лет назад?
— Двадцать лет назад фильмов снималось намного меньше и выбора практически не было. Сейчас выбор, без сомнения, существует, но это очень сложный пазл из занятости, гонорара, продюсеров, коллег, семейной ситуации. Пазл должен сойтись, и тогда я даю согласие и снимаюсь.
— Снимаясь мальчишкой в кино, вы познакомились со многими легендарными артистами. Кто оставил самый неизгладимый след?
— Я снимался с замечательными артистами — Георгий Юматов, Валерия Заклунная, Игорь Ледогоров, весь состав актеров «Вечного зова»… Но особо я бы хотел выделить Михаила Александровича Ульянова, с которым снимался в 15-16 лет в фильме «Последний побег». Тогда, глядя на него, я впервые по-настоящему понял, что же это за работа такая — быть артистом. Я как губка впитывал, смотрел на него, слушал — и его влияние на меня было чрезвычайно. Без сомнения, моими учителями на жизненном пути стали мои педагоги — Авангард Николаевич Леонтьев, Олег Павлович Табаков. Это все люди, которые во многом меня сформировали и сделали таким, какой я есть.
— Вы богаты друзьями? Говорят, что дружба — это не тогда, когда человек рядом в горе, а, наоборот, когда в радости. А для вас какими критериями измеряется дружба?
— Друзей много быть не может, это вещь очень интимная. Много может быть приятелей. Главный критерий в дружбе — ответственность. Все нити, которыми мы связаны по жизни, — это все система ответственности. Надо понимать, что если ты взял предмет в руки, ты ответственен за этот предмет. Ты поздоровался с кем-то — ты ответственен за этот шаг. Кого-то приманил, приручил, значит, ты за него в ответе. Ты кого-то полюбил, значит, ты ответственен за эту любовь. Ты кого-то произвел на свет — ты отвечаешь за это существо. Все твои поступки — система ответственности. В том числе и работа, и даже хобби и территория, на которой ты живешь, предполагают ответственность. Не каждый человек соглашается тащить на себе такой груз, очень много у нас безответственных людей. А я люблю ответственность, мне нравится это состояние. И друзья мои все такие же.
— А случалось, что многолетняя дружба рассыпалась из-за ничего, какого-то пустяка?
— Случалось. У меня был товарищ, не буду называть его имя, с которым я дружил очень тесно и близко лет двадцать, если не больше. Сейчас его нет в моей жизни по непонятным для меня причинам, которых я не знаю. Вот так случилось… Так бывает. И даже как-то странно, не хочется выяснять, почему это произошло. Видимо, устали друг от друга… Но тем не менее это болезненно.
Я нетщеславен и антиспортивен
С сыновьями Степаном и Данилой (2011)— Это очень сложный вопрос. Во всяком случае, в минуты депрессии, которые со мной тоже случаются, как с любым другим человеком, я пытаюсь думать о том, что я должен делать, хвататься за ту ответственность, которая сейчас на мне лежит. И с помощью этого выползать из депрессивного состояния.
— В глазах многих зрителей вы пример настоящего мужчины. Но даже самые мужественные люди очень ранимы. Что вас может обидеть? Что может довести до слез?
— Обидеть меня ничто не может, потому что обида — удел горничных. А я не горничная. Меня может разозлить, расстроить, меня может огорчать что-то, без сомнения. У Владимира Высоцкого есть песня «Я не люблю». Так вот, я не люблю всего того, что он не любит. Меня сильно ранит несправедливость, чужая боль, страдания. И слезы могут вызвать именно чужое страдание и неудобство. Я плаксивый человек, признаюсь.
— А что для вас успех, он приносит вам радость?
— Успех такая штука, которую не потрогаешь. Просто в какой-то момент начинаешь понимать, что становишься публичным человеком, тебя чаще узнают на улице. Успех ли это? Не знаю. Успех, он ведь кратковременный, прошел фильм две недели, и все забыли. Так что я спокойно к этому отношусь. Вот я стоял на каннской лестнице во время представления фильма «Левиафан». Все наши уже пошли дальше, а я чуть задержался на самой вершине, посмотрел вниз и понял, что не испытываю ничего — ни эйфории, ни восторга. Возможно, это потому, что я не люблю соревновательности, не приемлю всех этих призов. Тут я нетщеславен и антиспортивен. Единственный, с кем я могу соревноваться, — это я сам.
— То есть смотреть ночью в прямой трансляции вручение премии «Оскар» вы не будете?
— Ночью точно не стал бы тратить на это время. Мне это мероприятие интересно только с тех позиций, какие фильмы нужно будет посмотреть в этом году.
Мне грех жаловаться
— В каких проектах вы сейчас заняты?— Благодаря картине Андрея Звягинцева «Левиафан» меня стали узнавать на Западе и приглашать в так называемое авторское, или артхаусное, кино. Только что я отработал швейцарскую картину, месяц снимался в Цюрихе. Названия у нее пока нет, рабочее — что-то типа «Легкая рука», режиссер Кристиан Кох. Драматическое авторское кино, типичное европейское — тягучее, медленное, полутемное. Это был довольно забавный опыт, так как я играл на немецком, которого не знаю вообще, учил текст на слух. Вот это для меня соревнование — получится, не получится, смогу или не смогу. Как говорится, вскрытие покажет. (Улыбается.) У меня там были две главные партнерши — девочка четырнадцати лет, которая сыграла мою дочь, и ее учительница. А мой герой — нелегальный гастарбайтер с Украины, который работает на стройке и пытается закрепиться в Швейцарии.
— Среди ролей у меня появлялись те, что наполняли все мое существование. Такая роль может быть у артиста одна на всю жизнь. А у меня их штук десять наберется — Летом вам исполнится 55. В чем выражается ощущение возраста?
— Я ощущаю себя на 55 без сомнения. А главное, в чем выражается ощущение возраста, — понимание того, что тебе очень многого уже не хочется. Не то что ты многого не можешь, а просто уже и не хочешь. Самое желаемое для меня на сегодняшний день — чтобы мои дети реализовали себя в жизни и дали мне возможность хотя бы чуть-чуть гордиться ими. Это было бы самым замечательным подарком.
— А жизнь вам много подарков преподносила?
— Должен честно сказать, что у меня сложилось актерская судьба и мне грех жаловаться. Потому что с какой-то периодичностью среди проходных ролей у меня появлялись те, за которые было не стыдно, которые наполняли все мое существование. И становились для меня очень важными. Такая роль может быть у артиста одна за всю жизнь, а у меня их штук десять наберется. Это те фильмы, которые я с гордостью покажу своим детям: «Серп и молот», «Штрафбат», «Нелегал», «Груз 200», «Иванов», «Жила-была одна баба», «Тиски», «Гольфстрим под айсбергом», — ну есть что показать.
— Но они наверняка уже многое видели из ваших работ?
— Не все, конечно, смотрели, но многое. Детям трудно меня воспринимать на экране, для них я прежде всего папа, а потом уже артист. Из последнего им больше всего понравился фильм «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». «Ван Гогов» они еще не видели.
— Что вы сами себе пожелали бы на юбилей?
— Здоровья, оно больше всего меня беспокоит. И оно больше всего нужно, все остальное можно сделать самому.
— Что вы сегодня думаете о будущем? Какой видите свою жизнь через 10-20 лет?
— Дай бог, чтобы без деменции и Альцгеймера!
— Ваш герой Марк делает инсталляции, плетет необычные конструкции из веревок. А у вас самого какие-то увлечения есть?
— Да, у меня есть мастерская, я очень люблю делать что-то своими руками: пилить, строгать, шкурить, сверлить — это мое хобби. Но это не поделки, а обустройство собственного дома. Я с большим удовольствием занимаюсь ремонтом и практически все могу сделать сам, не обращаясь к помощи специалистов. Это мой отдых после работы в кино.
— Парней своих научили молоток в руках держать?
— Ой, нет, они совершенно безрукие. Хотя младший, Степка, очень неплохо держит кисти в руках, увлекается рисованием. Сыновья много времени отдают учебе. Старший, Данила, уже поступил в университет.
— В ком находите поддержку, на кого опираетесь в трудную минуту?
— И сегодня, и все последние 25 лет — только в своей жене Маше. Именно она вдохновляет меня на все свершения. Долговечность и крепость нашего семейного союза — исключительно ее заслуга.
— От чего у вас последний раз по-настоящему захватывало дух?
— Четыре месяца назад я стал дедом, дочь Даша подарила мне внучку Агату. И это была высшая точка моего счастья и восторга, который я испытал за последние несколько лет. Жаль, что пока недолго удалось побыть рядом с ней, подержать на руках — всего месяц. Но все еще впереди.
АЛЕКСЕЙ СЕРЕБРЯКОВЛика БРАГИНА, ТЕЛЕНЕДЕЛЯ
Родился: 3 июля 1964 года в Москве
Семья: жена — Мария; дочь — Дарья (24 года); сыновья — Данила (17 лет), Степан (16 лет); внучка — Агата (4 месяца)
Образование: ГИТИС (мастерская Олега Табакова)
Карьера: снялся более чем в 150 фильмах и сериалах, среди которых: «Фанат», «Бандитский Петербург», «Штрафбат», «Побег», «Свои дети», «Обитаемый остров», «Золотое сечение», «ПираМММида», «Синдром дракона», «Левиафан», «Доктор Рихтер». Народный артист России
Фото Любы Шеметовой
