Александр Петров: хотелось все бросить и крикнуть: «На фига мне это!»

Накануне премьеры картины «Гоголь. Начало» исполнитель заглавной роли и один из самых востребованных молодых актеров рассказал «ТН» о сложностях работы над образом Гоголя, дворовом детстве в маленьком городке и о своем увлечении поэзией.

Фото пресс-службы телеканала ТВ-3

—Саша, поздравляю с премьерой! Волну­етесь, ведь сыграли не абы кого, а самого Гоголя?

— Да нет, совсем не волнуюсь. Не знаю почему. Премьера — это всегда праздник. А «Гоголь» — очень крутая, классная история. Это действительно большое кино и большой прокат — на экраны выйдет целых четыре части. Конечно, мне важно, как люди оценят эту работу. Но я почему-то на 99,9 процентов уверен в том, что кино понравится. Ведь это еще и детективная история, и зритель до конца не будет понимать, чем же все кончится. Этот фильм как некий парк развлечений, где есть все для того, чтобы получить массу эмоций.

— Что было самым сложным в работе над ролью?

— Роль сама по себе очень специфическая. Это исторические костюмы, парик, в котором актеру всегда трудно существовать, потому что волосы постоянно мешают, особенно когда сильный ветер, плохая погода или, наоборот, когда жарко. Мы снимали в разное время — и снег лежал, и солнце припекало. И естественно, в парике было некомфортно.

А еще мне пришлось отрастить усы, которые я терпеть не могу. С париком они очень гармонично смотрятся, а вот в жизни совершенно мне не идут. И потому все эти долгие восемь месяцев работы над «Гоголем» я не особо любил показываться на людях. 

— Сюжет мистический, да и Гоголь был великим мистиком. На съемках никаких знаков вам Николай Васильевич не посылал?

— Мы не пытались создать достоверную историю про Гоголя. Хотя сюжет и основан на фактах биографии и произведениях Николая Васильевича, но все в нем вымышлено. Поэтому темных сил мы не боялись.

Самый главный знак свыше: «Гоголь» выходит в кинотеатрах, чего изначально не предполагалось. Если бы мне и всем остальным сразу сказали, что это будут четыре полнометражных фильма, то подготовка была бы совсем другая. Давила бы огромная ответственность, все бы тряслись и по 150 раз перестраховывались. А тут все получилось с хорошей долей талантливого хулиганства — как со стороны режиссера, так и артистов.

— Хочется провести небольшие параллели между вами и самим Гоголем. Фильм рассказывает о юности писателя, который страдает от неуверенности в себе и сжигает тираж своей первой книги. А вам свойственно сомневаться в себе?

— Конечно. У каждого человека есть огромное количество сомнений, страхов и всего остального. И у меня их тоже хватает. Когда я попал в ­ГИТИС, уже после первого месяца обучения мне хотелось уйти: я понимал, что, возможно, это не совсем мое. Я казался себе очень маленьким человечком в масштабе Москвы. Но таких историй у иногородних первокурсников пруд пруди, у каждого второго, как я потом понял. Возникают сомнения, от тебя начинают много требовать педагоги, а ты совсем зеленый, пока не понимаешь, в каком направлении двигаться.

— А что помогло не поддаться страхам?

— Мечта, сидящая глубоко внутри, желание стать артистом, сниматься в кино, работать на больших театральных площадках. У меня много этих «мечт», но нужно было перетерпеть трудности. И где-то в конце второго курса я уже начал получать удовольствие от учебы, понял, что освоился. 

— Был ли рядом человек, который поддержал вас?

— Мне кажется, в такие моменты, как ни странно, нужно оставаться одному, и тогда ты справишься точно. Конечно, в моей жизни появились близкие люди, друзья, которым я очень доверяю. Но вот изначально, строя фундамент своей жизни, нужно научиться принимать важные решения самостоятельно. Тогда будет проще идти по жизни.

Есть хорошая присказка: если действительно искренне чего-то хочешь, то даже горы будут способствовать тому, чтобы твое желание осуществилось. Конечно, если ты не сидишь дома на диване и, попивая чай, думаешь: когда же я полечу в космос?

— Как вам работалось с Олегом Меньшиковым? Было волнение оттого, что рядом — театральный руководитель?

— Нет. Мне всегда хотелось выйти на площадку вместе с крутыми мэтрами, глыбами, вступить с ними в схватку и на экране, и на театральной сцене. Возможно, сказывается мое футбольное прошлое, выработанный спортивный характер и нежелание проигрывать ни в чем. 

Помню, как еще на первом или втором курсе ГИТИСа встретился на съемочной площадке сериала «Петрович» с покойным ныне Алексеем Васильевичем Петренко. Я играл заключенного по кличке Волк, а он — моего адвоката, и у нас была сцена в тюрьме. Я начал импровизировать, поддевать его, добавлять какой-то свой текст, практически бросать вызов. А Петренко был уже в довольно солидном возрасте, для него это обыденная ­сцена, каких у него в жизни было миллион: ну, молодой пацан, сейчас быстро сыграем. И тут возникает какой-то укол. И он это чувствует. И вдруг — резкий взгляд на тебя, полуживотный какой-то: «Подожди, подожди, ах, вот так, хорошо!» И он тоже начинает импровизировать. В итоге получилось классно, и он поблагодарил меня за это. Алексей Васильевич очень ко мне расположился, многому научил.

Из той же породы Олег Евгеньевич Меньшиков. Такие люди владеют тем, чему нельзя научить, о чем не рассказывают в институте, тем, что дается от природы. У Олега Евгеньевича один взгляд, резкий поворот головы, секунда, когда он просто молчит, стоят дороже сотен слов. И это меняет сцену и может изменить фильм. В этом точно есть какая-то магия.

— Гоголь родился в Сорочинцах Полтавской губернии, в декабре 1828 года переехал в Петербург. Вы родились в городе Переславле-Залесском Ярославской области и отправились покорять Москву. То есть вы оба были вынуждены адаптироваться к столичной жизни.

— Естественно. Ты уезжаешь от мамки с папкой, из дома, где ты ко всему привык, где тебя всегда накормят, обогреют. Конечно, меня воспитывали самостоятельным мальчиком, я многое умел делать, но все равно это особенная атмосфера, когда прибежишь откуда-нибудь, а дома мама, бабушка сразу накормят пирогами с черникой.

И у меня был серьезнейший стресс в первые несколько месяцев учебы. Я никому не рассказывал, как мне хотелось крикнуть: «На фига мне это все!» Занимаясь на подготовительных курсах в ГИТИСе, я представлял себе все несколько иначе. Мы, абитуриенты, восторженными глазами смотрели на педагогов, все было круто и весело. И тут ты вдруг приходишь на первый курс, где включаешься в совершенно другую игру. В ней участвуют люди, которых отобрали одного из пятисот. Они все должны заявить о себе, и это страшно. Сейчас мы, естественно, по-другому общаемся, и уже курсу к третьему у нас сложился творческий коллектив. Но на первом курсе мы практически все готовы были вцепиться друг другу в глотки, конкуренция страшная. И это хорошо на самом деле. Но тогда я был к такому не готов. Во время учебы пришлось преодолевать много трудностей, но самым большим препятствием для каждого приезжего человека остается бытовая неустроенность. Я не знал города, не понимал, как куда доехать, для меня была целая проблема разобраться в ветках и переходах метро.

Да и жизнь в общаге не сахар. Это была настоящая школа жизни, бесценный опыт. Я могу сейчас прийти в ГИТИС и определить по глазам — кто из Москвы, а кто нет. Счастливые глаза у тех, кто из Москвы, так как, грубо говоря, у них есть мамины пироги с черникой. А приезжие смотрят волчонком. И ты понимаешь, что человеку надоело есть сосиски.

На втором году стало гораздо легче, я понимал, что добился уже каких-то результатов, привык к быту и вроде все разложил по полочкам. Мне начала нравиться жизнь в большом городе.

— Интерес к театру у Гоголя проявился еще в детстве. В этом «повинен» отец писателя, который писал пьесы для домашнего театра. А кем в детстве мечтали стать вы? И влияли как-то на ваш выбор профессии родители?

— Родители никакого отношения к моей профессии не имеют. Папа работал электриком, мама — фельдшером в больнице.  

В детстве мама меня учила читать стихи, и когда много лет спустя я пришел в институт, мне это вспомнилось. В актерской профессии есть ­термин — кинолента видения. Это когда ты запоминаешь большие тексты, воспроизводя их визуально. То есть ты мысленно снимаешь кино, фиксируешь не слова, а картинки. И вот мама, когда я не мог что-то запомнить, говорила: «Смотри, представь вот это, потом вот это, и у тебя поменяются картинки». Не знаю, откуда она это знала, мама никогда не училась ни в каких театральных студиях или институтах.

А в школе была Ольга Николаевна Шажко, учитель русского языка и литературы, которая начала прививать мне любовь к театру. Перед каждым занятием она делала лирическое отступление и рассказывала интереснейшие истории о своих учениках, о спектаклях. А уже потом начинался урок. Я на всю жизнь это запомнил. И мечтал, что когда-нибудь Ольга Николаевна другим своим ученикам расскажет и про меня…

Потом появилась Вероника Алексеевна Иваненко, которая, когда я учился на экономиста в переславском университете, привела меня в театральную студию. Она потратила много часов со мной на кухне, ­разговаривая обо всем, закладывая в меня очень серьезные вещи. Благодаря ей я понял, чем хочу заниматься всю дальнейшую жизнь. 

— А когда родители поняли, что вы настоящий артист, и сказали вам об этом?

— Вы знаете, никогда. Такого не было и не будет. Обычно как у нас происходит: вот кино вышло, посмотрите. Классное? Классное. Понравилось? Понравилось. Ну и все. Но помню, папа рассказывал, как он переживал, когда я поступал и оставался буквально последний шажок. Папа говорит: «Ты поехал на очередной этап, а я жарю на сковородке что-то с утра. Стою у плиты, проходит много времени, уже ноги затекают, а ничего не жарится. И тут понимаю: блин, я же огонь забыл включить!» Понятно, что мыслями он был там, со мной. Конечно, родители очень обрадовались, когда я поступил.

— Николай Васильевич испытывал страсть к рукоделию, вязал шарфы, кроил сестрам платья. А у вас есть какое-нибудь увлечение помимо работы?

— Сейчас времени нет, но вообще у меня мелкая моторика в почете. В детстве я очень любил футбол, у меня была куча тетрадок, в которые я переписывал футбольные результаты всех чемпионатов и турниров. И переписывал не просто, а выводя каждую буковку печатным шрифтом. Вот такой у меня был бзик. 

— Да вы аккуратист, в этом есть даже какое-то маньячество.

— Маньячество, ага. В школе этого не было, там я писал, как Бог на душу положит, а вот футболом я жил, поэтому все должно было быть дико аккуратно. Я тетрадочки эти пересматривал каждый раз, знал всю футбольную статистику.

А потом актерская профессия встала на один уровень с футболом. И когда я пришел в ГИТИС, так же аккуратно в тетрадочки начал переписывать тексты. Это и сейчас осталось. На каждый спектакль «Гамлет» я беру с собой тетрадочку, где полностью от руки аккуратно выведено каждое слово.

— А стихи свои вы тоже от руки записываете?

— Вот со стихами другая история! Тут мне удобнее без блокнота. Когда я сижу в компании, иногда беру телефон, и все думают, что я копаюсь там. Параллельно я могу говорить и потом вдруг начинаю что-то записывать.  

— Многие знают вас как актера, который здорово читает Маяковского. Как эта история со стихами вошла в вашу жизнь?

— Случайно. Просто пришел на телеканал «Москва 24», который делал серию роликов, где известные и неизвестные люди читают стихи. Собственно, я знал на тот момент только небольшой отрывок из Маяковского, и был всего лишь один дубль. Даже не ожидал, что такой отклик может быть. 

После этого я понял, что людям интересна поэзия, и мне захотелось сделать что-то экспериментальное. Так возник мой спектакль #ЗАНОВОРОДИТЬСЯ — драматическое шоу, совмещающее в себе театр, музыку и поэзию, где я читаю и свои стихи, и Маяковского. Спектакль идет сейчас на сцене Театра имени М.Н. Ермоловой. Будем играть его в Москве и на других больших площадках, ездим с гастролями по стране. И планы громадные, прямо наполеоновские.


— К 28 годам вы сыграли уже более чем в 40 фильмах. Плюс литературные проекты, театр. Не собираетесь немного сбавить темп?

— Конечно, иногда хочется взять небольшую паузу. И наверное, как раз после насыщенного 2017 и 2018, 2019, 2020, 2021-го… Где-нибудь в 2035-м эта пауза и будет. Мне нравится, как складывается жизнь. Да, съемки бывают дико сложные — иногда лучше мешки с цементом разгружать. Но при всем при том ты получаешь просто сумасшедшее удовольствие от процесса.

— В чем ваш источник вдохновения?

— Это необъяснимо: посмотрел на человека и вдохновился, посмотрел кино и вдохновился, посмотрел на дерево — вдохновился почему-то. Для вдохновения не нужно перечитывать 20 тысяч книг или пересматривать 20 тысяч фильмов. Надо всего лишь чуть проще относиться ко всему, понимать, что мир вокруг тебя прекрасен.

Лика БРАГИНА